Стоявший наверху Яков, завидев всплывшего за Сагитаем бойца, удерживавшего пробитое забрало, только с сердцем плюнул в воду.

– Тварь! – в бессилии отчаянно выкрикнул он и крепче схватился за автомат, выцеливая то место, откуда он выплыл.

Последним бойцом был Дюша. Поняв, что остался один, он развернулся боком и пополз вдоль тела Луки, старательно пряча лицо. Теперь их общая фигура напоминала крест, где снизу лежал Лука, а перекладиной, медленно поднимавшейся с ног к груди, – последний боец. Ему нужно было лишь одолеть одну руку Псараса, привязать ее к телу и отбуксировать его к берегу. Лука замер, отведя правую руку как можно дальше за голову. Когда Дюша был уже на животе, Лука согнулся, притягивая колени к себе, насколько позволяли ему его связанные ноги, и прижал подбородком и свободной рукой тело человека к себе. Таким образом боец оказался зажатым между бедрами и грудью противника, правая рука и подбородок фиксировали бойца в таком положении. Если бы дело было на суше, а не в воде, то такой захват ничего бы не значил и никак бы не смог удержать человека, поскольку там масса противников работала бы против удержания захвата, но сейчас… Сейчас боец, даже оттолкнувшись двумя ногами, смог кувыркнуться в темно-зеленой воде с облаками ила, но вместе с удерживавшим его телом. Он оттолкнулся и кувыркнулся еще раз, затем еще. Лука, продолжая удерживать бойца, нащупывал небольшой фланец, соединявший воздушный баллон от клапана дозатора воздушной трубки подачи воздуха в маску. Он видел его еще днем, когда Сагитай, выходя первым, поворачивался к нему спиной.

Нащупав его, он крутанул, отсоединяя плоский пластиковый баллон от воздушных магистралей. Поняв, что происходит, человек заорал и, извиваясь, начал вырываться из неловкого захвата, тщетно молотя руками по телу Луки и толкаясь от вязкого дна ногами. Через некоторое время баллон, изрыгнув из себя сноп воздушных пузырей, отсоединился, в нем сработал запорный клапан, не позволявший всему воздуху покинуть емкость, и плоский защитного цвета элемент комбинезона всплыл на поверхность Москва-реки под свет фонарей и фар – искателей машин. Другой запорный клапан сработал, и в костюме комбинезона, удерживая остатки воздуха. Боец замер, поднял вверх руки, прекратив борьбу, и что-то кричал Луке глухо, но даже через прочное стекло и слой воды было можно было разобрать.

– Отпусти! Отпусти, Лука! Все. Все. Пожалуйста, отпусти!

Лука услышал эти слова и застыл. Только что они протыкали его ножами, ломали конечности, связывали по рукам и ногам, а теперь один из них кричит и молит о пощаде, взывая к человеческим чувствам. И что же он должен делать? Да, он победил сейчас, но ведь если бы его связали и увезли в этот самый центр, где должны были ему помочь, поверили бы ему на слово, что его можно отпустить? Что он не тронет никого из людей? Что он больше не является управляемым вирусом и его неудержимой волей к распространению через живых людей? Нет, они бы не поверили. Они бы держали его в клетке до последнего, как зверя, как невероятно опасное человекоподобное существо. Они бы поступили вполне себе по-человечески, уничтожив противника, не дав ему шанса на восстановление. Он вспомнил, что было с теми людьми, над которыми проводили лабораторные исследования и эксперименты ученые в той самой подземной шестой лаборатории, оставшейся в Зоне. Они никогда не прислушивались к мольбам и крикам испытуемых, которые все-таки были где-то глубоко внутри людьми, но уже не могли связно и осознано говорить. Человек всегда был особо жесток к опасным хищникам и мутантам, не оставляя им шансов, и он, Лука, – человек, пусть измененный, но он знает своего врага и поступит с ним по-человечески. Он не оставит врагу шанса на вторую попытку.

Палец нащупал запорный клапан воздушной системы. Он запирался изнутри пружиной с усилием всего в сотню граммов. Посмотрев еще раз на застывшего в ожидании его решения бойца, он вдавил клапан внутрь. Грязная вода бурной струей полилась внутрь, вытесняя воздух наружу. Крик утопающего прекратился через несколько секунд, а еще через минуту яркое покрывало жизни стало тускнеть и уменьшаться, только налобный фонарь все также ярко светил, освещая пятном узкий пятачок дна.

Заинтересовавшись светом и поднятой мутью, подплыли несколько мелких рыбок. Лука выключил фонарь, столкнул с себя тело и принялся, расшатывая, вытаскивать из бедра нож. Он был в Москве, и для него все только начиналось.

Лука медленно перерезал веревки, связавшие его тело. Они были очень прочны. Сначала он подумал, что ему достался тупой нож, но, проверив его на остроту, убедился, что тот заточен как надо. Справившись с петлями, каждая из которых была независима и являлась образцом искусства пеленания непокорных, он наконец смог встать. Где-то вдалеке слышался зудящий звук винтов моторных лодок – нужно было уходить. Не уплывать, а именно уходить. Берега реки были отделаны бетонными плитами, с редкими выходами к воде, где можно было бы выйти на поверхность или спуститься в воду. Но Лука не планировал появляться на поверхности. Он медленно шел вниз по течению, держась ближе к отвесному левому берегу, иногда слышал приближавшиеся, а потом проносившиеся в стороне раздраженные звуки винтов моторных лодок и катеров. В такие моменты он застывал и ложился на дно. Он не знал, насколько технологии этого времени способны засечь его здесь, в мутной воде, но, как выходец из Зоны, где испытывались самые передовые детекторы, он догадывался, как лучше всего маскироваться в этом месте. Достаточно скоро шум и переполох остались позади, вода над головой потемнела окончательно, на город опустились ночь и тишина, нарушаемые только отдаленными всплесками волн на поверхности, шумом пузырьков из-под его ног да неуловимыми шелестами подводной речной жизни. Темнота для Луки не была проблемой. Картину дна и стен создавали для него облепившие все и вся мелкие водоросли, чье мягкое холодное зеленое свечение указывало все детали речного дна: покрышки автомобилей, кучки вездесущего мусора, утопленные велосипеды и другое, неразличимое по происхождению из-за слоя тины. Единственное, что муть, поднимаемая им самим с населяющими ее водорослями, постоянно крутилась перед глазами светящимися частичками и уносилась течением вперед, словно снег ветром. Зато с питанием не было никаких сложностей: здесь все поставляло энергию жизни: начиная от микроорганизмов и заканчивая сравнительно крупными рыбешками.

В бетонных стенах через каждые триста-пятьсот метров располагались круглые зарешеченные отверстия диаметром около метра, предназначенные для отвода талых и дождевых вод. На облепленных водорослями металлических прутьях уныло и безжизненно висели пластиковые пакеты, показывая полное отсутствие движения. Луке определенно нужно было укрытие, и он все чаще проверял решетки на прочность. В основном они были порядком изъеденные ржавчиной, но то ли расположение, то ли внутреннее ощущение возникающего беспокойства никак не удовлетворяли его поиск. Конечно, он мог просидеть в реке неограниченно долго, но ведь он человек, а не какой-нибудь водяной. Наконец, прошагав беззвучной тенью по дну реки, он заметил еще одну решетку, из которой выходили подобно пару более яркие зеленоватые клубы. Очевидно сюда впадал незначительный поток более биологически загрязненной воды, скорее всего, некий канализационный городской канал или по халатности городских служб, или вследствие забивания других путей выхода нашел здесь выход, внося свой вклад в чистоту реки.

Лука понял, что это то, что ему нужно. Приблизившись к решетке, он ощупал ее сквозь слой водорослей и тины. Решетка была на последнем издыхании, но все еще держала форму. Схватившись за нее, он дернул. С легкими, едва слышимыми щелчками отлетели ржавые осколки, обнажив часть решетки. Он дернул еще раз, сильнее, еще и еще. Решетка, хоть и была сильно истончена, изначально делалась из хорошего металла, поэтому ему пришлось достаточно долго раскачивать ее вперед и назад, пока наконец прутья, не выдержав перегибов, не начали ломаться. Расширив отверстие, он протиснулся внутрь, порвал рубаху и поплыл по трубе, которая шла горизонтально поверхности, не поднимаясь и не опускаясь. Через какое-то время труба соединилась с колодцем, в который входили три других трубы, две из которых были меньшего диаметра, а другая была сложена из кирпича и, видимо, являлась частью очень старой канализационной системы. Поняв, что выбора делать не придется, Лука двинул в кирпичный тоннель, из которого и шел незначительный канализационный поток. Кирпичный ход спустя значительное время вышел в такой же древний канализационный коллектор, в котором уже можно было встать и идти по пояс в воде. Все еще в полной темноте Лука, словно через прибор ночного видения, пользуясь очерчивающими контуры всего микроорганизмами, видел, что коллектор сильно расширяется. Превращаясь в кирпичный тоннель высотой в несколько метров, коллектор шел намного дальше, а слева на некоторой высоте от уровня воды через десяток метров начинался грубо обработанный проход высотой метра в полтора прямо через каменистую почву. Немного подумав, он решил идти по проходу, где ему с его ростом пришлось сильно пригнуться.