– О-о-о, да я смотрю, сталкер теперь крут, как бараний рог, – улыбаясь, сказал он, снимая шлем. Под ним оказалась белоснежная лысая голова идеальной яичной формы.

– Да, – ответил Бобр через динамики переговорного устройства. Сделал несколько движений, имитирующих позы культуристов на подиуме, Егор провозгласил, – я теперь буду в нем жить! – довольно хихикнув, он развернулся и пошел назад в свою комнату.

Глядя на свою старую латанную-перелатанную куртку, которую он ремонтировал сотню раз, на так называемые усиленные и утепленные штаны с термоустойчивой подкладкой, он только теперь понял, какая пропасть между тем, что он носил десять минут назад, и тем, во что он упаковал свое тело сейчас. Рука потянулась сгрести этот хлам и выкинуть наружу, на съедение кислотным дождям и тлену, но… вдруг испытав какие-то нежные чувства к этой одежонке, которая худо-бедно, но верой и правдой защищала его и согревала, он вынул все из карманов и аккуратно сложил ее стопкой, твердо решив, что отдаст любому новичку, которому понадобятся эти вещи. Поскольку торопиться ему было некуда, а ученые не спешили выдворять его со станции, Бобр провел остаток дня, перешивая разгрузку на новые размеры, подгоняя посадочные места под пистолет, дробовик, пояс с контейнерами для артефактов и рюкзак.

Под вечер сталкера пригласили к Сахарову в кабинет. Кабинет ученого располагался в подвальном этаже с отметкой «–1». Сколько всего этажей в бункере Янтаря, Бобр даже не брался предположить. В ярко освещенной комнате с красивым рабочим столом из какого-то дерева со сложной, извивающейся структурой работал сам профессор. Несколько шкафов, в которых плотными рядами стояли толстые книги и научные труды, небольшой отдельный столик, больше похожий на столик для игры в шахматы, пара стульев из того же незнакомого дерева, ковер и картина, имитирующая открытое окно, за которым виднелся залитый солнцем луг, несколько коров и мальчишка-пастушок в соломенной шляпе, завалившийся на спину и с соломинкой в зубах, смотрящий в небо.

– Присаживайтесь, Бобр, – предложил Сахаров, указывая на один из двух стульев напротив его стола.

Сталкер сел. Сахаров посмотрел на сталкера, вспоминая, зачем же он его вызвал.

– Бобр, я хочу обсудить с вами возможность оказания еще одной платной услуги, вы не против?

– Отчего же, – ответил Бобр, улыбаясь. – Я с удовольствием…

– Замечательно. Я знаю, что ваш поход за необходимыми нам документами осложнился непредвиденными обстоятельствами. Я очень рад, что вы смогли преодолеть это, хм… осложнение и вернулись живым и здоровым.

– А уж как я рад, – поддакнул Бобр.

Сахаров кивнул.

– Егор, вы позволите на чистоту? Я всегда ценил в людях их способность конструктивно воспринимать информацию, пусть даже и не самую приятную, – получив от сталкера недоуменное пожатие плечами, профессор продолжил. – Оценивая, так сказать, логикой и цифрой, ваши шансы в случае с Артемом и изломом оцениваются как незначительные, я бы даже сказал, приближенные к погрешности, и, как ни печально, такие величины в математических моделях исключаются из расчетов. Вы, наверное, знаете, что математика, способная просчитать все что угодно: от внешне хаотичной динамики фондовой биржи до посадки космического корабля на Луну, причем с точностью до секунды и с верностью до миллиметра… но это там, на Большой земле. Там законы вселенной куда надежней, и мы можем использовать некоторые из них, не выходя из, хм… кабинета. Вам понятно, о чем я говорю?

Бобр вновь неопределенно пожал плечами. Сахаров продолжил:

– Я не буду рассказывать вам о случаях, когда самые подготовленные бойцы погибали от пистолетной пули, выпущенной с более чем существенного расстояния, как опытнейшие военные сталкеры погибали от очевидной аномалии или от мутировавшей фауны, ранее не представлявшей для них действительной опасности.

Бобр кивнул. Да, совсем недавно он размышлял, как это отряд из трех бородатых сталкеров Мишени, Воблы и Зайца, не первый и не второй год топчущих Зону, вдруг гробанулся на подходе к Свалке. Тогда за вечерним костром было высказано много предположений, но ни одно из них не показалось ему убедительным. Вывод был сделан один: Зона так решила и прибрала их всех в один день.

– Но в то же время зафиксированы случаи, когда новички, сами того не ведая, заходили в такие страшные места, в которые отказывались соваться профессионалы, и знаете, что самое интересное? – спросил профессор, поднимая вверх указательный палец.

– Что? – выдохнул Егор, с жадным интересом слушавший профессора.

– Они не находили ничего страшного или опасного в тех местах, мало того, они выносили оттуда что-либо имеющее огромную научную и… э-э-э материальную ценность! Но стоило только кому-либо пройти за ними следом, как они погибали. Да, это Зона, здесь все меняется, существует множество предположений, но давайте пока не будем об этом. Я приведу пример, когда влияние Зоны можно свести с относительно пренебрежимым величинам, например, перестрелка. Казалось бы, тут практически невозможно стороннее воздействие. Участвуют люди и созданные ими механизмы, но зафиксированы случаи, когда один плохо вооруженный и экипированный человек успешно справлялся с десятком противников, находясь в худшем тактическом положении. Как это объяснить? Как вы считаете, Бобр?

Бобр выпрямился на стуле, потер свежеотросшую бровь, некогда опаленную жаркой, приоткрыл рот и после секундной паузы вновь пожал плечами. В случае с профессором он просто не находил слов, в то время как с другими собеседниками он непременно ввернул бы что-либо для поддержания разговора.

– Так вот, Егор, мы ввели следующее понятие в изучении Зоны. Оно называется «инициированная реакция среды». Я считаю, что это основополагающее понятие для того явления, которое мы называем Зоной.

– А как это, инициированная реакция среды? – настороженно спросил Бобр.

– Я рад, что вы спросили. Сейчас попробую объяснить. Воздействие Зоны на каждого человека отличается. Это, казалось бы, субъективное ощущение, скажем, одного в каком-то месте тошнит и страшно, а другому в этом же месте спокойно и радостно. Знакомая ситуация? – профессор заинтересованно наклонился к сталкеру.

– Э-э-э, ну да. Вот, например, был у нас Прохор, так он электры на дух не переносил, то грохота боялся, то, что толкнет кто-нибудь, – ответил, припоминая Прохора, сталкер. – Ну он от электры и помер, шибануло его, мама не горюй. Главное, товарища перед ним ничего, не задело как будто, а Прохора в дым. Так у товарища его костюмчик понадежней, а Прохор так же, как и я, одет. Был, – поправившись, закончил сталкер.

– Но вот что я вам скажу, этого вашего Прохора убила не электра.

– А что? – с расширившимися от ужаса глазами спросил Бобр.

– Точнее, конечно, электра, – немного смутившись, ответил Сахаров, – но я вижу тут инициированную реакцию среды, вы понимаете? А если бы он боялся, скажем, кровососа, наверняка он бы инициировал кровососа.

– Ну а как же сталкеры, которые вообще ничего не боятся? Вот недавно три опытных сталкера убились на подходе к Свалке. Причем каждый в своей аномалии. Это что значит: они их сегодня испугались и Зона их съела? – прищурившись, спросил Бобр.

– Тут, вероятно, другой случай. Чтобы инициировать среду, совсем необязательно именно бояться чего-либо. Возможно, эти люди поссорились или подрались с кем-то, в любом случае в их сознании, вероятно, были сильные эмоции, вызвавшие локальный всплеск активности одноименного знака. Я понятно выражаюсь? – переспросил профессор, следящий, чтобы Егор следил за сутью разговора.

– Э-э-э, ну как бы да, но что-то туманно все-таки, – обдумывая услышанное, ответил Бобр.

– Просто примите два шага, сначала человек инициирует среду, в которой находится, ну, скажем, как опасную или не опасную, а потом инициирует ее реакцию. Так ближе к пониманию?

Бобр, отрицательно помотал головой.