Командование приказало отозвать механизмы для перегруппировки. Роботы, сцепившись с выведенными из строя, поволокли покалеченных боевых товарищей под струи дезинфекторов. На их место прибыла новая партия ПР, но уже в количестве сорока штук. На территории противника, которая временно была отдана обратно зомби, остался лишь один ПР, попавший в погреб, но он работал исправно, и вытащить его был лишь вопрос времени.

Командный центр теперь понял, с каким противником они имеют дело, и принялись вырабатывать новый план действий, а в ЦВТПР срочно понеслись рекламации по ПР-762. Прежде всего это были требования доработки для конструкторского отдела, особенно это касалось добавочных программ. По результатам видеозаписей схваток машин и зомби были вынесены следующие задачи. Первое: согласовать действия ПР, разбив их на пары; в случае выхода из строя одного из роботов он должен присоединиться к другой паре, образовав тройку. Второе: конструктивно предусмотреть возможность установки более скорострельного и крупнокалиберного (семь и двенадцать миллиметров) оружия и укоротить ствол для возможности более удобного обращения с ним в помещениях. Третье: предусмотреть экраны для защиты ходовой части от посторонних предметов. Четвертое: добавить в программное обеспечение функцию разблокирования дверей разрушением замков дверей или тараном. Пятое: обеспечить общую коммуникационную связь для оперативного реагирования на противника доступными силам и обмена опытом. Так, например, часть машин решила, что самым эффективным является пулемет, часть решила, что рукопашный бой также был решением одного из ПР, который по причине досадной неисправности привода пилы определил, что проще давить гусеницами, поскольку падение зомби под его весом и кручение на его теле в течение нескольких минут возымело требуемый эффект. Чтобы избежать однобокого обучения роботов и повысить их эффективность, результаты должны были сливаться, пополняя общую базу знаний. К живучести и боевой эффективности робота у военных вопросов не возникало.

Не сбавляя темпа, перегруппировавшись и распределив силы, командование бросило новых ПР-762 на зачистку улицы Чапаева, прикрывая машины с воздуха.

***

– Ты посмотри, что делают! – расширив глаза, сказал механик Богдан.

На его небритом усталом лице читалась крайняя степень возмущения. Еще бы, сейчас он просматривал видеозапись того, как огромная пятнистая баба, упершись ногой в корпус его детища, отламывала какой-то трубой пулемет, который в силу невозможности выставить на нужный угол шил ее снизу в толстый живот, что конечно, откидывало немного брюхастую бабу, но не настолько, чтобы она все-таки не смогла испортить оружие. К слову, сейчас просматривала предоставленные материалы только половина отдела, другая половина была на производстве. Сломав пулемет, толстая баба была схвачена манипуляторами, но ее бока были столь огромны, что она каким-то образом выскальзывала из их хватки. Более того, она, подсунув трубу под основание шарнирного сустава, дернула ее вверх с такой силой, что от этого тряхнуло всего робота. Один из гидроцилиндров, штоки которого были сделаны из очень твердой и прочной стали, повело в креплениях, и манипулятор лишился части зоны охвата. Богдан покачал головой, цокая языком: его как механика, который всегда указывал конструкторам на их ошибки в компоновке механических составляющих, чуть ли не лично задел подобный способ вывода ПР из строя. Но направление доработок было понятно, и штат принялся за работу. Производство на время остановили, и рабочие, которые в поте лица крутили и точили, варили и прикручивали, наконец-то остановились и расселись на траве в тени корпусов.

Близилось время обеда. Обед сейчас вместо привычной столовой привозила полевая кухня, в которой все было гораздо вкуснее и больше. Мясо крупно нарезанными кусками и в борще, и в гуляше, чай, крепко заваренный, из настоящих, полновесных граненых стаканов, сахар, сливки, масло, сметана – все без ограничений. Вот и сейчас, трижды посигналив, приехало несколько будок, к бортам которых были прикреплены складные столы и скамейки, сделанные из пластика и алюминия. Народ оживился, заговорил. Быстро поставили на алюминиевые ножки столы и скамейки, толстые кухарки подавали горячее первое и второе. Очереди у кухонь были небольшие, и работяги, достаточно быстро набрав «и того и другого, и можно без хлеба», расселись по своим местам, балагуря и переговариваясь. Минут через двадцать подошли сотрудники конструкторского отдела робототехники. Немного помежевавшись с тарелками, они наконец нашли себе место на скамейках среди рабочих.

Ярко светило не очень жаркое солнце, прохладный ветерок обдувал разгоряченные лица, пахло машинным маслом, жженым железом и трудовым потом. Мужики вполне освоились с «белохалатными» еще на производстве и, не сбавляя тона, продолжали обсуждать одинаково всех волнующее. Вопрос был один: что случилось?

– …хошь – верь, хошь – не верь, нету уже Иванково, – сказал один из работяг, сидевший напротив Гоши.

Он только что закончил первое и теперь, отодвинувшись немного назад, ослаблял ремень.

– Та не бзди, ты, – ответил ему товарищ. – Шо там может статься? Если б шо було, так уже б по радио растрезвонили. Вон у интернете бы казали.

– Я те говорю, у меня кума недалеко живет, – взяв вилку для потребления второго, гнул свое первый. – Она говорит, оттуда даже бежать никто не успел.

– От ты судитель какой, а? Тикать некому, потому шо ни було ничего! Чего тикать-то, если мирно все, а?

Говорящий, седоватый с усами казак, посмотрел на окружающих, ожидая поддержки. Его глаза встретились с Георгием, и он, найдя третью сторону, обратился к нему.

– Вот ты, ученый человек, скажи этому тылдычару, шо такого быть не может! А?

Некоторые из сидящих за столом прислушались, на время снизив голос. Гоша, чувствуя незваное общее внимание к нему, взял салфетку и вытер ею губы. Он видел бой на видео, но впопыхах никто не говорил ему о том, можно ли разглашать такую информацию или нет. Он снял очки, сложил их и спрятал в карман. Лицо его начало краснеть – он никогда не любил врать, да этого особо при его работе и не требовалось, но сейчас горькая пилюля правды встала ему поперек горла. Мужики, толкая друг друга в бок локтями, останавливали разговоры, показывая на конструктора, лицо которого предательски краснело. За их длинным столом воцарилась практически полная тишина, лишь два человека на углу стола негромко что-то говорили друг другу, не обращая внимания на окружающих. Гоша, не в силах что-либо сказать, покачал головой.

– Шо, беда? – понимая, что слухи о гибели Иванково могут быть правдой, растерянно моргнул казак.

– Беда, мужики, беда, – наконец выговорил конструктор. – Сейчас будем конструкцию чуть-чуть дорабатывать и на калибр двенадцать и семь переводить. Через два часа привезут.

– Ай-ай-ай… – протянул казак, схватившись за голову. – Ай-ай-ай…

Сосед сбоку, слева, здоровый и, по лицу видно, добрый мужик, толкнул Георгия плечом.

– Ну, ты расскажешь, что ли, нет?

– Не положено, – нашелся конструктор. – Потом скажут, а нам нельзя.

– А-а-а… – протянул сосед.

Обед продолжился, но уже менее жизнерадостно. Георгий был уверен, что им все расскажут про зомби и про всего лишь одну отбитую улицу, ведь он не один смотрел видеозапись. Погруженный в свои мысли, он поел. Когда уже было собрался уходить, здоровенный мужик, что сидел слева, протянул ему яблоко.

– На, возьми, Гоша, яблочко. Это наше, с огородов, – басом сказал он.

Георгий слабо улыбнулся.

– Спасибо.

Неровные шероховатые выступы, в тенях которых таилась темнота чернее самой ночи, слабое мерцание черных свечей, теряющих свой свет на мрачных каменных поверхностях, приглушенный равномерный шум двух источников и высокий массивный трон, на котором сидело не менее высокое существо, едва различимое в плавающем мраке. Когда-то давно он был человеком, потом он долго, очень долго слепо бродил в темноте, не помня себя и не понимая смысла времени, гонимый голодом, по одним и тем же кругам, не имея источников света, тепла и звука. Потом он что-то вспомнил и выбрался на поверхность. Там он вдруг смог объяснить себе свое предназначение и свято верил в него, обращая в свою веру других, пока далекий отсвет прошлого, запечатленный на бумаге, не напомнил ему большее, не навеял ему, кем он был еще до подземелий, и тогда он понял свое заблуждение и перестал быть тем, кто ведет за собой. Но сейчас не известно кем брошенный жребий предлагает ему снова иллюзию выбора – либо уйти с этого трона, погибнуть, добровольно заморив себя голодом, сойти с ума в темноте и одиночестве, но сохранить многие жизни, либо остаться на троне и получить то, о чем он когда-то только мечтал, – последователей, которые придут добровольно и которых он сможет вести туда, куда захочет. Голода Лука не боялся. Про голод он знал все. Он мог выделить три самые страшные стадии голода. Первая стадия, когда человек испытывает голод, – это нормально, вторая стадия – когда голод испытывает человека, постепенно доводя его до края, срывая тормоза, ставя перед выбором съесть себе подобного или умереть, и третья стадия – когда голод испытывает голод, потому что человека в нем уже нет, человек уже становится сторонним зрителем, наблюдая за тем, как умирает и разрушается его тело. Он доходил до последней, когда человек внутри перестает сопротивляться, отдаваясь на милость всего, что окружает его и что находится в нем. И он победил. Колония больше не указывает ему, когда и кого есть. Он знал, что, убивая голодом себя, он убивает и его мучителей, только одна мысль о том, что он уничтожает и поработившее его тело ДНК, облегчала саму идею о смерти.