– Ждут команды. Сейчас позову.

Овчинников сбросил рюкзак, который, судя по всему, весил килограммов сорок, и поспешил обратно. Минут через пять послышались шаги, и, снова навьюченных чемоданами и тяжелыми рюкзаками, появилось сразу три бойца. На лица сейчас они казались примерно одинаковыми. Та же многодневная небритость, ввалившиеся от усталости и бессонницы глаза, серость лица.

– Рядовые Афанасьев и Горин, – даже постарался вытянуться в струнку младший лейтенант.

– Что в чемоданах? Многовато берете, – сказал Яков. – Нате, быстро надевайте, – спохватился он и достал из нагрудного кармана сокровище.

Три сборных артефакта «муха» в кожаных мешочках на сверхпрочном шнуре. Операторы переглянулись и, торопливо разобрав такие маленькие, но бесценные талисманы, надели их на шею, спрятав глубоко под одежду.

– Пульты управления поисковыми роботами, беспилотниками, ответственные детали. Матчасть. Больше таких нигде не найти. Только на «Ладоге», – серьезно ответил Овчинников, снова намереваясь встать смирно. Отличник учебы, фанат своего военного дела, делал это рефлекторно.

– Да ты, Серега, без этого пока, без устава. Мне оно не надо, может, вон Сержанту только. Сержант, тебе по уставу надо? – спросил Яков. Сержант отрицательно покачал головой. – Ладно, орлы. Молодцы, что живы. Чудо-юдо смотреть будете, которое мы тут подстрелили? Если да, то быстро, нам тут ловить больше нечего.

– А где оно?

– Вон за ящиком.

Троица, сложив поклажу, быстро прошла в указанном направлении. Удивленные восклицания и мат. Злое ругательство и несколько пинков по высохшей кукле.

Тем временем Яков связался с поверхностью и попросил помощи. Нужны была еще одна или две пары рук, потому что унести все то, что вынесли операторы, на сто метров в высоту пешком по винтовой лестнице было бы на пределе возможностей этих и без того потраченных солдат. Спуститься отправилось двое. Жмот и Хруст. Сахарок и Сагитай подогнали машины и остались ждать снаружи. Дверь в жилые помещения закрывать не стали. Там было еще много ценного, а закрыв эту дверь отсюда, ее больше не откроешь.

Началось долгое восхождение. Яков взвалил на себя рюкзак. Сержант принял также еще один, а трое военнослужащих, кое-как распределив поклажу, со скрипом и пыхтением начали путь наверх. Во время подъема Яков узнал, что шахтой они пользовались как единственным выходом на поверхность, и пользовались им крайне редко. Исключительно чтобы там снаружи ловить, заправлять и заряжать в рогатку беспилотник. План-схема шахты не отражала всех ходов в точности. Например, тот вертикальный спуск, о котором они узнали только что и который, сужаясь, вел к вытяжке туалета, вообще не был в планах. Также об их вызволении теперь знают другие ПНУРы, и теперь у них есть надежда. Также они передали картинку человеческой многоножки по другим каналам. Дальше дыхание сбилось окончательно. Подоспели Жмот и Хруст, и восхождение нагруженной вереницы людей, освещающих себе путь налобными фонарями, продолжилось.

Теперь только Яков оценил все коварство пауков. Знали ли они о том, что будут выходить люди, или нет, неизвестно. Но даже на середине подъема, когда рубаха липла к телу, ноги горели и дрожали слабостью, любой толчок мог скинуть человека вниз по ступенькам. А что было бы, если бы оба паука набросились на них сейчас? Наверняка они убили бы половину идущих, просто сбросив их вниз. К тому же солдатики из срочников, которых по призыву определили в операторов ПР и наскоро обучили, очевидно, были из программистов в гражданке. Щуплые, невысокие. Они уже на четверти пути начали спотыкаться и падать. Неделя или около того в сидячем положении, отсутствие нагрузок на ноги, общая усталость да и в целом слабая физическая подготовка на протяжении всей их жизни сейчас на подъеме из шахты отобрали у них последние силы. Сержант, шедший первым, остановился. Колонна, растянувшаяся на полтора десятков метров, замерла, и трое военных повалились на ступеньки, хватая ртом воздух как рыбы. Яков, тащивший на спине рюкзак, и сам почувствовал слабость в ногах. Но с тем темпом, которым они шли, он мог бы добраться да верха без остановок, а вот солдатики – другое дело.

– Отдых, – поняв, что операторы, в том числе и Овчинников, не могут прийти в себя, сказал Яков. – А чего это мы артефакты с собой не берем? Есть же у нас? Подлечились бы.

– Нельзя, – ответил Хруст, стоявший ближе к нему.

– Почему? – выдохнул Яков.

– Гасят сборку. «Кристаллы» не гасят, а сборку гасят, – вклинился Жмот.

– А… – протянул Яков. – Так у нас же были с Сагой «пузыри», и «мухи» при них работали.

– «Пузыри» вообще исключение, – авторитетно заявил Жмот, старательно сдерживая сбивающееся дыхание. – Они же только на радиацию влияют, а не на человека или его физику. Если через человека, живого или мертвого, работает артефакт, то «муха» сбоит. Оно не сильно заметно, но, – сталкер кивнул на Хруста, – белые чувствуют, значит, и гнус тоже. Артефакты – вещь не сильно стабильная, у них внутри свои процессы идут, поэтому тут лучше не рисковать.

– Да? – удивился Яков.

– Да, – со значением кивнул Жмот.

Яков сделал вывод, а затем посмотрел на операторов, которые все еще лежали в тех положениях, в которых свалились на ступеньки. Им еще требовался отдых. А вот Жмот быстро пришел в себя, хотя его поклажа была одна из самых тяжелых. Уложив ее на ступеньки, он поднял голову вверх и осветил следующий лестничный пролет, десятки свисающих вниз тросов и кабелей.

– А что у вас тут так темно? – выдал сталкер, наверное, еще не сформировавшийся общий вопрос, подходя вплотную к перилам. Он приподнял лицевой щиток, достал флягу и теперь своим поведением напоминал туриста, зашедшего полюбоваться странными видами.

– Был свет, – жадно глядя на флягу, ответил Овчинников. – Побили весь. Твари.

Жмот поднес было флягу ко рту, но, прочитав взгляд оператора, замер и, так и не донеся ее до рта, отдал ему. Сделав несколько глотков, оператор передал флягу другому, тот, также отпив как следует, передал третьему. В итоге Жмоту вернулась фляга, где на дне плескался один глоток. Огорченно взболтнув почти пустым сосудом, сталкер пристегнул его обратно. Последний глоток – крайний случай.

Несколько минут прошло в молчании, по истечении которых группа снова поднялась, навьючилась и двинулась. Подъем по винтовой лестнице шахты диаметром в тридцать метров, в броне и с дополнительным грузом, конечно, не был восхождением на Эверест, но сто метров высоты потребовали еще несколько остановок для отдыха. Наконец они добрались до последних ступенек, где последние десять метров подъема шли без перил, а заключительные четыре ступеньки когда-то были срезаны газом, чтобы вандалы не тащили металл. Как ни казались при спуске эти ухищрения бестолковыми для Якова, сейчас, пройдя всю дистанцию, темный провал пустоты, под которым, казалось, была черная стометровая пропасть, отсутствие перил, уставшие ноги сделали это препятствие практически неодолимым. Растянувшись вдоль стены, группа переводила дух. Двухметровые в длину ступени теперь в крайней от стены точке оканчивались ничем. За ними были только поржавевшие металлические тросы с самого потолка, кабели и пустота. Отсутствие перил, которые спилили в этом месте десятки лет назад, делало пустоту зовущей и манящей. У некоторых людей есть тяга нырнуть в эту пустоту, словно в другое измерение. Высота и пустота, также как и бесконечное ночное небо, манят и завораживают взгляд, а тело, исполненное слабости, уже как будто ложится в эту бездну, чтобы ощутить восторг легкости и полета. Странное, пугающее и одновременно безумное чувство, способное лишить человека любого страха. Заглядывая в бездну, человек начинает падать туда раньше, чем это делает его тело.

– Раньше тут веревочная лестница была, – тяжело дыша, сказал младший лейтенант, глядя на платформу.

Никто ничего не ответил. Сердце колотилось, ноги уже не болели, они просто были слабыми, а каждое движение, казалось, отнимало последние силы.