Никкорд вошёл без стука и беззвучно подавился враз спёртым дыханием. Вефиделия стояла у кровати в приспущенном до локтей халате. На фоне льющихся внутрь солнечных лучей тонкая рубашка просвечивала, являя взору точёный силуэт под струящейся тканью. Вздрогнув, девушка подтянула рукава к плечам и обернулась к вошедшему, не выказав удивления и не скрывая растерянной неуверенности, поскольку так и не решила, как вести себя с Никкордом после вечернего происшествия и ночных защищающих объятий.

Он плотно притворил двери и бесшумно приблизился к Вефиделии.

— Ты хотела прилечь?

Она кивнула.

— Ложись. — Не касаясь её самой, Никкорд сжал края ворота и, не колеблясь, потянул их вниз.

Помогая снять верхнюю одежду, он не таясь рассматривал причёсанную Вефиделию со спины: коса не была ничем скреплена и расползалась свободными прядями на конце, воздушная сорочка, в отличие от ночного тяжелого одеяния, не обволакивала тело, но создавала иллюзию отсутствия покрова, намекая на соблазнительные формы. Вефиделия скользнула под лёгкое одеяло и, удерживая его как эфемерные доспехи, уселась среди подушек.

Никкорд отложил домашнее платье Вефы в сторону, прошёлся по комнате, прислонился плечом к распахнутой настежь створке, ведущей на террасу, и прикрыл глаза. Красота Фиде ослепляла и будоражила, напрочь выветривая из головы то, что совсем недавно она билась в горячке в его руках и льнула к ним, просто пытаясь согреться.

Вефиделия наблюдала за ним. Он чувствовал её внимание, постепенно охватывающее его от макушки до выдающего напряжение кадыка, оглаживающее руку от плеча до кончиков пальцев, смело метнувшееся по спине к ногам и взволнованно прыгнувшее вверх к лицу.

— Я боялся не застать тебя здесь, — проговорил Никкорд, оборачиваясь медленно, чтобы не смутить Вефу, но встретил прямой взгляд, разъяснившийся, как небо после облаков, всё ещё бледно-голубого оттенка, не набравшееся яркости.

— Мне бы хотелось посидеть на выступе, но до него нужно сначала добраться, а меня пока хватает лишь на ползание по постели. — Вефиделия сердилась на себя, уже не больную, но ещё не восстановившую силы.

— Я провожу тебя вечером, если ты пообещаешь отдыхать в ближайшие часы. — Никкорд грубо прочесал пятернёй волосы, отдирая беззастенчивый взгляд от нежной шеи, подчёркнутой обрамляющим её кружевом.

— Мне редко нездоровится, — тихо произнесла Вефиделия. — Я признательна тебе за помощь и... — её щёки очаровательно порозовели, и выступивший румянец не имел ничего общего с болезненной краснотой, — за то, что нянькался со мной в ущерб собственному сну.

Вефиделия отвела взгляд и разгладила несуществующие складки на покрывале. Она хорошо помнила произошедшее на срединном выступе, как обрадовалась появлению Никкорда и испугалась за него, когда он вступился за неё, споря с разбушевавшимися стихиями, и в какое облегчение погрузилась, оказавшись в его руках. Дальше мелькали лишь отрывочные мгновения с большими чёрными провалами, но все цветные картинки настолько её смущали, что она предпочитала не соединять их в единое целое, страшась и одновременно надеясь вновь испытать сближение с этим мужчиной. Незнакомцем, ставшим её супругом. Мужем, рядом с которым было по-настоящему тепло.

— Пожалуй, я впервые благодарен недугу, — словно считывая разрозненно вспыхивающие мысли Вефиделии, в каждой из которых он являлся непосредственным участником, честно признался Никкорд, — и готов пожелать тебе совсем не скорейшего выздоровления.

Она вскинула на него возмущённо-застенчивый взгляд, требуя пояснений.

— Ухаживать за тобой тоже в радость. — Никкорд приблизился и сел в ногах Вефы. — Когда-нибудь ты поверишь, что в слабости обладаешь ещё большей женской властью.

Мужские глаза потемнели, по-странному стирая желание Вефиделии поддёрнуть одеяло повыше на груди. Заворожённая его неприкрытым восхищением и охватившим её изнутри волнующим трепетом, она пристально смотрела в синюю глубину, смутно осознавая, что ей действительно под силу вызвать оттуда небывалый шторм или, наоборот, сковать непробиваемым льдом.

Вефиделия моргнула, и Никкорд как будто очнулся. Он поёрзал, отцепил оружие и устроился полубоком к Вефе, поставив одну ногу повыше на деревянную раму, соединявшую кроватные столбы.

— Расскажешь, что произошло вчера? — теперь он смотрел внимательно и спокойно.

Вопреки здравому смыслу, Вефиделии захотелось повести плечом, чтобы якобы невзначай колыхнулся вырез сорочки, а чёрные точки зрачков вновь заполонили синие ободки выразительных глаз напротив.

Похоже, мороз сказался на ней гораздо сильнее и не только забрал жизненные соки, но и абсолютно вытеснил разум, заменив его на вязкий кисель. Она только что подумала о том, чтобы позаигрывать с тем, с кем следует держаться настороже и ни в коем случае не терять голову. К тому же они женаты, и все кокетливые уловки абсолютно абсурдны.

Вефиделия больно ущипнула себя за предплечье и ответила ровным тоном:

— Я не пыталась устроить очередные похороны. — Никкорд усмехнулся эху недавних собственных обвинений в адрес веледи, и она продолжила: — Я спустилась к… — Горло предательски перехватило с обеих сторон, в уголках глаз зажгло, и Вефа сделала глубокий вдох.

— Отцу, — понимающе закончил за неё Никкорд.

Девушка взяла себя в руки и добавила:

— Сначала к маме. Она и предупредила меня о надвигающейся буре, обрызгав с макушки до пят, хотя я всё равно не успела подняться наверх. Только божок слишком рано и слишком рьяно взялся триумфально злорадствовать. Отец укрыл бы меня в склепе, если бы не появился ты.

Вефиделия поёжилась, как будто ей снова стало холодно, а Никкорд вдруг обнаружил свою руку на её стопе.

Он не смог бы объяснить, когда его пальцы самовольно нашли и обтекаемо обняли узкий подъём поверх одеяла, невесомо поглаживая преддверие лодыжки. Ему постоянно хотелось касаться Вефиделии, но после прошедшей ночи чувствовать её руками стало жизненно необходимо.

— Но ты появился. — Не замечая его движений или, как и сам Никкорд, не отдавая себе полного отчёта, она естественно принимала прикосновения знакомых пальцев. — Дальше тебе всё известно лучше меня.

Вефиделия охватила взглядом мелкие царапины на лице Никкорда и воззрилась на его руку на своей ноге. Оба замерли, не шевелясь, и лишь их выдохи, чуть более шумные по сравнению со вдохами, разбавляли воцарившуюся тишину.

Он попытался убедить себя, что нужно спросить Вефиделию, зачем приходил Давенай, и сообщить ей о своём решении отправить Палорда на границу с Безымянными землями, но просочившийся через ткань мягкий золотистый свет опутал его кисть и густо засиял навстречу поползшей выше по голени, словно не управляемой им руке.

Вефиделия не отодвигалась, продолжая следить за усиливающимся свечением, которое нужно было погасить, однако оно неумолимо сливалось воедино с мужской ладонью, задевающей её упоительно нежно, и отметало вялые сомнения, напоминая о тепле этой самой ладони на животе и под щекой.

Глухо стукнулась об пол снятая обувь, скрипнула кровать под добавившимся весом. Повинуясь древнему порыву, Никкорд повторял пальцами округлость женского колена, прикасаясь к Вефиделии, словно к реликвии, до которой допускают один раз в тысячу лун.

— Это обязательно делать каждую ночь… или день? — шёпотом задала вопрос Вефиделия, приклеившись взглядом к обрисовывавшей изгибы её бедра ладони Никкорда.

Он заметил, что она избегала смотреть ему в глаза, и ощутил, как напряглось всё её тело. Его рука продолжила путь выше и замерла на девичьей талии.

— Не обязательно. — Никкорд притянул Вефу ближе к себе. — Если ты не будешь пытаться ещё больше изуродовать мне лицо, я покажу тебе, что «обязательно» можно заменить на «желательно».

Она вспыхнула и недоверчиво скривила губы.

— Сомневаюсь, что неприятное станет желанным.

— Я настолько тебе неприятен? — Никкорд убрал руку и неуловимо отстранился, хотя никуда не сдвинулся.