— Приготовления к погребальному костру начаты, — Никкорд не стал усугублять выступивший на нежной девичьей щеке румянец. — Потребуется новый камень-склеп.

— В Вельде достаточно камней, — Вефиделия обвела рукой простор перед ними. — Выбирай подходящий.

Никкорд молчал, и она оглянулась. Он был серьёзен и будто ждал от неё чего-то.

— Хочешь, чтобы я снова поработала дровосеком и разрубила очередную каменную чурку? — теперь настала её очередь усмехнуться.

— Тебе для этого не нужен тяжёлый топор. Достаточно шевельнуть мизинцем. — Его взгляд спустился на её руки, и упомянутый палец начало покалывать. — А нам, простым смертным, работы до ночи. — Уголки его губ снова поползли вверх. Без насмешки, по-доброму, его улыбка просила о помощи и возвращала непринуждённость общения между ними. — Хотя огненный лёд твоих глаз полосует столь же остро.

— Только тебя никак не берёт, — тихо произнесла Вефа и огляделась, услышав, как сдавленно поперхнулся Никкорд.

Несколько камней лежало у подножия Близнецов. Самый крупный из них задрожал и раскололся пополам, открыв полую впадину с одной стороны.

— Подойдёт такая дань уважения от веледи орлорду? — Вефиделия продолжала смотреть на половины раскрывшегося скальника.

— Более чем. — Никкорд немного подался вперёд, разглядывая линию аккуратного разлома. — И никакого свечения? — Он прошёлся внимательным взглядом по всей фигуре Вефиделии, не обнаружив даже тусклых искр на неприкрытой коже лица, рук и шеи.

Она покачала головой.

— Пора ему иногда подчиняться моей воле.

Никкорд вновь встал вровень с ней.

— Орлорд умер естественной смертью? — Вефиделия задала вопрос, который не давал ей покоя и сразу же восстановил прежнюю границу между веледи и воином Орда.

— Почему ты спрашиваешь? — уточнил Никкорд, вспомнив, как сам недавно сомневался в искренности отношения Палорда к деду.

— Я помню, как его внук требовал называть себя орлордом, науськивая на меня того огромного дурачка, — не лукавя пояснила Вефиделия.

— Отец умер сам. Отказало сердце, — ответил Никкорд. — Ему нельзя было отправляться в такой долгий путь. Лекарь сказал, что это третий приступ за последний год.

Он ощутил, как взгляд Вефиделии коснулся его лица.

— Ты не виделся с ним так долго? — удивление смешалось с сожалением в её голосе.

— Мы не были близки. — Никкорд привык к отчуждённости отца, пусть она и задевала его по малолетству. Однако сочувствие девушки, на днях потерявшей родителей, с которыми была взаимно по-настоящему связана, задевало за что-то живое и отзывалось тянущей мимолётной болью внутри. Непонятно, его собственной или разделённой с той, что переживала Вефиделия.

— Я должен вернуться в лагерь. — Никкорд повернулся к Вефе. — Шатёр для веледи готов. Позволь проводить тебя, — он предложил ей руку, чтобы поддержать при спуске.

Она помедлила пару мгновений. Вефиделия могла бы сойти с холма без посторонней помощи, но чувство безвозвратной потери, объединившее их обоих незримым шлейфом, подсказывало совсем иное. Девушка вложила руку в широкую мужскую ладонь, и сильные пальцы с загрубевшей кожей бережно обхватили её тонкую кисть.

Вефиделия отняла руку на середине склона, когда тропа стала узкой и завиляла зигзагами. Она не одобряла взаимодействия Вельда с чужаком, но ни на мгновение не сомневалась в его верности и бережном отношении к себе. Ни разу Вефа не спотыкалась на камнях, не проваливалась в трещины, не соскальзывала с гладких валунов, потому что свою избранную всегда поддерживала сама твердыня: её дом, её безусловная привязанность, её долг по рождению и собственному вольному зову.

Никкорд отпустил Вефиделию, но не отставал от неё. Чем ближе они подходили к лагерю, тем отстранённее становилась юная веледи. Никкорд вдруг задумался, каково ей приходится, при всей её восприимчивости ощущать взгляды мужчин, которые порой беззастенчиво, порой же исподтишка касались её повсюду. Он тряхнул головой, вырываясь из накатывающего морока, требующего укрыть идущую впереди девушку ещё одним плащом и осадить каждого воина, забывшего свои дела и, будто умирающий от жажды, потянувшегося к Вефиделии, как к источнику с родниковой водой. Рука военачальника непроизвольно легла на навершие меча, плечи развернулись на полную мощь, а взгляд придавливал к земле всех, кто его замечал. Ордовцы отмирали и отводили глаза в сторону, возобновляя занятия, которым предавались до появления веледи.

Возле шатра Никкорд обогнал Вефу и сам отдёрнул плотный полог на входе.

— Располагайся. — Мужчина отошёл от проёма. — Если что-то понадобится, я буду по соседству.

Вефиделия кивнула и зашла внутрь. В то же мгновение стало пусто. Только что Никкорд желал укутать её с головой в непроницаемый кокон, но стоило ей исчезнуть из поля зрения, и ему нестерпимо захотелось бесшумно шагнуть следом и украдкой понаблюдать, как длинные пальцы распустят сборки плаща, как качнётся высокая грудь, когда она поднимет руки, чтобы проверить, не выбился ли из-под тугих кос непослушный хохолок, как… Он до хруста сжал пальцы, сминая жёсткую ткань в кулаке. Заставил себя расслабить стиснутую ладонь, тщательно расправить широкий полог и вернуться к более насущным вопросам, которые требовали его участия.

Никкорд отправил нескольких человек принести подготовленный раскроенный пополам скальник, осмотрел кострище, обошёл всю территорию. В самом воздухе разлилась скучающая усталость от надоевшего бездействия и утомительного ожидания. Она же читалась на лицах людей, которые вынуждены были задержаться в долгом походе на неопределённое время. Теперь Никкорд знал точное количество человек, сопровождающих орлорда, и содержимое сундуков в дар велорду. Выслушал Кайсорда и перекинулся несколькими фразами со знакомыми воинами. Никакой военной кампании не планировалось. Орлорд приехал в Вельд за расширением могущества древнейшим способом: заключением обоюдно выгодного для сторон брака.

Вечерело. Едва уловимый, но уверенно разливающийся в воздухе сумрак приглушил яркий дневной свет. Никкорд отпустил людей и остался наедине с отцом, которого обмыли, привели в порядок и оставили на высоком ложе. Застывшее в неподвижной гримасе лицо орлорда сохраняло хмурый залом на лбу. Оно не передавало ни умиротворения, ни освобождения от бренного груза, которые приносит смерть. Казалось, старик продолжал думать о неисполненном и недостигнутом.

— Ты приблизил к себе единственного внука, поскольку внучки всегда рассматривались лишь разменной монетой для замужества и могли в лучшем случае принести военную поддержку Орду от своих мужей. — Никкорд глядел на опущенные веки отца, будто ожидая, что тот откроет глаза и они продолжат разговор с того места, на котором остановились. — Но переиграл сам себя, изначально заронив в мысли Палорда идею о наследовании, а затем решив отдалить его от Орда в Вельд… — Никкорд потёр лицо и опустился в неудобное узкое кресло рядом с импровизированной кроватью. — Будучи дальновидным орлордом, ты никогда не упускал собственной выгоды. Возможно, и даже скорее всего, рассчитывал провести более сложную партию и в будущем, заручившись поддержкой Вельда, сделать его господина повелителем Орда.

Никкорд усмехнулся, наполнил кубок вином из оставленного для него кувшина и залпом выпил.

— Неужели ты настолько недооценивал женщин, отец, хотя собственная жена осталась для тебя так и не взятой высотой, надеясь, что правительница уступит требованиям мужа и отдаст всю власть ему, как только он сам вступит в права главы, преподнеся Орду непокорный Вельд? — в голосе Никкорда смешались утвердительные и вопросительные интонации. — Понимая и боясь возможных притязаний младшего сына, ты не сообщил мне о предложении Велифимира. Однако в какой-то момент опасение вызвать гнев велорда перевесило упрямство? Так? К тому же слухи о строптивой дочери Вельда не оставили надежды на то, что Палорд будет принят в женихи, и ты вспомнил о Никко, не делая на меня ставку в наследовании, но посчитав, что я справлюсь с юной девчонкой, сохраню верность Орду без каких-либо претензий и объединю власть с помощью двух своих отпрысков: направив старшего в Орд и народив младшего в Вельде…