Понятия не имею, как это сделать, но сделать надо. А тренироваться на "котиках" – времени нет. Если все, творящееся сейчас, лишь первый звоночек, второй надо ждать очень скоро. И, желательно, во всеоружии.

Каждый "конструкт", как ты его не крути, имеет форму.

Он может быть "растянут" или "сжат", но свою форму не потеряет. А значит, надо вписать "конструкт" в форму украшения.

Рассматривая "висюльки", пытался с ними "поговорить", почувствовать материал и его чаяния.

Каждый предмет, продолжение своей хозяйки и тут надо чувствовать не только вещь, но и его владельца.

"Что-то подобное я уже…" – Промелькнуло в голове.

Пришлось на цыпочках, прокрасться в кабинет и достать свой блокнот из потайного ящика стола, о котором не знала даже Марша.

Этот блокнот, с красным металлургическим заводом и надписью "60 лет СССР" на обложке, купленный за 15 копеек в далеких 80-тых, вмещал сейчас в себе все мои наработки. Листы в клеточку, исписанные моим почерком, исчерканные схемами со странными подписями, таили самые мои уродливые, самые первые, "конструкты".

Вот и пришла пора, вернуться к истокам.

Под утро, закрыв плотнее дверь, заварил кофе и открыл окно.

Есть в фэнтэзятине здравое зерно. Только вывернутое, до умопомрачения.

Лучше всего "конструкт" удерживался искусственным камнем – брюлики в кольце с трудом вместили простейший сканер, а "искусственники" в серьгах с легкостью заархиваровали в себя почти десяток! Золото и серебро тоже показали вполне ожидаемую "Кузькину мать" – серебро просто пожирало охранный "конструкт" равномерно загоняя его по звеньям браслета, а золото цепочки предпочло "конструкт" нападения, причем сконцентрировав его в замке.

Больше всех мне понравилось работать со старинным венчальным кольцом – металл словно мурлыкал, когда я вкладывал в него свои наработки, мурлыкал и дрожал от возбуждения.

Кому рассказать – не поверят, но, стоило в первый "конструкт" вставить образ Марши – все стало получаться само собой.

Не зря я начал работать именно с кольца, возвращаясь к нему, едва идеи иссякали.

Всего, на семь предметов легло две "чертовых дюжины" "конструктов".

Потягивая кофеек, любовался восходящим солнцем, выглядывающим из-за крыш соседних домов.

И пусть глаза вываливались от напряжения, а скулы сводило от зевоты, зато на столе, под лучами рассветного светила лежало целых семь артефактов!

- Сайд! – Дверь на кухню тихонько отворилась и полусонная Альба замерла на пороге. – Ты что – не ложился?!

- Как лег, так и встал. – Пожал я плечами делая глоток обжигающего напитка. – А тебе чего не спится?

- Драгоценности чистил? – Альба протянула руку к цепочке и я едва успел ее остановить. После всех моих манипуляций, прикасаться к этим предметам кому-нибудь, кроме нас с Маршей, категорически не рекомендовалось. Цепочка, например, могла и током долбануть, а могла и до кости, вернее, вместе с костью, порезать. Тут уже, все будет зависеть от степени угрозы для жизни.

Впрочем, может я и переборщил… Слегка.

Дикий визг, раздавший из спальни, заставил меня стартовать на полусогнутых.

В спальне, натянув одеяло до подбородка и прижавшись спиной к стене, тренировала легкие, Марша.

- Ты чего орешь? Я едва не поседел, от твоего вопля. Тоже мне, баньши… - Может быть и невежливо, но вопить Марша перестала, одеяло отпустила и запустила в меня подушкой.

- Сам посмотри! – Подхватив сползающее одеяло, Марша выбралась из кровати и, по стеночке, спряталась за меня.

Мужское кольцо, подвешенное на цепочке, на цепочке уже не висело. Оплавленные звенья свободно болтались, свешиваясь с абажура настольной лампы, а кольцо, висело в воздухе и медленно вращалось, светясь раскаленным металлом.

- Бл… Тоже мне, "Кольцо всевластья"! – Ругнулась за моей спиной Альба. – Ты, чем золото чистил, секретом не поделишься?

- Сайд! Я же просила, не трогать… - Марша обреченно выдохнула. – Ну, что ты за человек…

- Ничего я не чистил. – Сразу расставил точки над "ё", я. – Пошли, покажу…

***

- … Я не снимаю с себя ответственности, за применение воздействия на господина Тойтерьерова. И даже не пытаюсь оправдываться повышенной температурой. – На заседании комиссии, в окружении "всех своих", меня "понесло". – Да, я действительно получил искреннее удовольствие от "виртуального" избиения сотрудника ОВР, господина Тойтерьерова и его физических страданий и унижения на глазах всего коллектива. Более того, я считаю, что господина Тойтерьерова следовало избить реально, засунуть в мешок с негашеной известью и бросить в воду, на глазах не только моего родного коллектива, но и на глазах коллектива сотрудников ОВР и его непосредственного начальника. Возможно, именно такое решение приучит некоторых к вежливости и внимательности, при работе с различными коллективами и отдельными личностями. Господин Тойтерьеров, при всей его уникальной и хрупкой нервной системе – истеричный хам, место работы которого, при всем богатстве выбора, не ближе пятисот километров от любого коллектива. Я полностью признаю себя виновным в том, что подобные сотрудники вообще появляются на службе в нашей организации. Господин Тойтерьеров, мало того, что продемонстрировал все "прелести" нового типа обучения молодежи и их вербальное общение с себе подобными, он еще и продемонстрировал истинно юношеский максимализм, который, миновав стадию взросления, сразу впал в старческий маразм. Только этим фактом я могу объяснить тот момент, что в рапорте, господин Тойтерьеров, ни разу не смог правильно написать ни мое имя, ни должность, постоянно называя меня "анналитиком Сидом". Ну, а как мы все прекрасно знаем: "грязный раб, марает имя своего хозяина…"

Усевшись на свое место, наклонился к Амине и шепотом задал мучающий меня вопрос: - "Ну, как, я?"

- Здорово. – Также прошептала Амина. – Только он не Тойтерьеров. Он – Тойманн. А так – все замечательно. Ты, только что утопил себя лет на пять. Или больше. Если до судьи дойдет смысл твоей последней фразы. А, особенно мне понравилось про мешок с негашёной известью… И, так эмоционально и экспрессивно, что я аж вживе представила!

Судья Нович, Элла Николаевна, невысокая блондинка, в черной судейской мантии и очках в тонкой золотой оправе, все прекрасно поняла.

- Для начала, - Элла Николаевна встала и сделала строгое лицо. – Я пытаюсь понять, для чего на меня взвалили этот фарс. Ознакомившись с делом, простите – жалобой – я уже приняла решение и отнюдь не в пользу господина Тойтерьерова. Простите – Тойманна…

- Сайд… Ты ей понравился! – Шепнула Амина и довольно откинулась на спинку стула, пряча улыбку.

- … Отсмотрев материал, поговорив с аналитиками отдела и встретившись с пострадавшей стороной, я только утвердилась в своем мнении, что закон, в данном случае бессилен. К моему сожалению, мне не удалось поговорить с обвиняемым, простите – ответчиком… - Нович, привыкшая разбирать "тяжелую уголовку", время от времени срывалась на привычный ей язык, но быстро поправлялась. – И, теперь, нахожусь в очень большом затруднении. С одной стороны – ответчик не запирается и признает себя виновным. С другой – мало того что он унизил человека, воспользовавшись своими силами, возможностями и опытом, так еще и прямо на суде, продолжал называть Тойтерьерова – "Тойманном", простите, наоборот, демонстрируя свое превосходство. Право слово, не будь здесь сказано о "грязном рабе", я бы присудила этому человеку год условно и отпустила на вольный ветер. Теперь же, после его фразы… Появилась совершенно другая идея, как именно, можно наказать этого человека. Я считаю, что Отдел Внутренних Расследований ждет… Внутреннее расследование, возглавить которое предстоит ответчику. Это моя настоятельная рекомендация, которая будет передана Людвигу Ван Слоук, вместе с моими претензиями к его службе ОВР и требованием об отстранении с поста руководителя ОВР Вангелии Ваен. Заседание комиссии завершено. – Стукнув молоточком по подставке, судья Нович встала со своего места и прошла в комнатку, за своей спиной, оставив зал в полной тишине.