— Что?! — женщине показалось, что она ослышалась.

— У тебя со слухом плохо, милашка? — участливо поинтересовался Цитрус. — Это ничего. Зато у меня хорошо. Мы будем друг друга дополнять. А что это ты прячешь за спиной?

Медсестра вздрогнула, банка вдруг сделалась очень горячей.

— Анализы. — соврала она и продемонстрировала кислоту.

— Ясно, — ответил Эдик. — Стало быть, держи эту банку от меня подальше. Ну что, зайдем, посидим у тебя?

— В сестринской?

— Где же еще?! Там ведь больше никого нет? Ты дежуришь одна? Дверь изнутри запирается?

— Да.

— Вот и отлично! Нам никто не помешает. В палатах слишком много камер наблюдения!

Эдик схватил медсестру за руку и втащил в сестринскую. Щелкнул замок. Упала на пол и раскололась банка с кислотой. Зашипел пластиковый пол, но беспокоиться о его сохранности никто не стал.

Пациент накинулся на медсестру, как разъяренный хищник на жертву. Повалил грудью на стол. Задрал халат и юбку и поспешно овладел женщиной. Такого напора ей давно не приходилось испытывать.

Механическая рука тем временем действовала самостоятельно. Выполняя заданную программу садо-мазо она вцепилась в какое-то мягкое место — Эдик не видел, какое именно, а тактильные ощущения от руки пока были весьма неотчетливы. Медсестра взвизгнула. Рука тут же отвесила ей смачную пощечину. Женщина попыталась вырваться, чтобы сказать пациенту всё, что она думает по поводу физического насилия, и еще, что все мужчины — грязные подонки, но ее вдруг охватила волна такого наслаждения, что она только крепче вцепилась в стол и издала протяжный стон.

— О, моя сладенькая, — приговаривал Эдик.

Рука в это время творила нечто совершенно невообразимое и дикое, что с нежным сюсюканьем Цитруса не имело ничего общего.

— У тебя… бя… раздвоение личности? — задыхаясь, поинтересовалась медсестра.

— Нет. Программа сбоит, — попытался оправдаться Цитрус. — Кстати, мы ведь так и не познакомились, солнышко. Меня зовут Эдвард.

— Я зна-а-а-ю…

— А тебя?

— Света… Просто Све-е-ета. Можно без отчества.

— Ну, вот и славно, свет мой, — прошептал Цитрус. — Света… О, Света! Света… А с отчеством было бы забавнее. Тем более, ты так похожа на мою учительницу информатики. Правда, ее звали Валерия. Мои юношеские мечты часто возвращались к ней.

Медсестра вырвалась из ослабевших рук Эдварда.

— Подонок! — завизжала она. — Ты ласкаешь меня и тут же вспоминаешь какую-то шлюху!

— Валерия Александровна вовсе не была шлюхой. Я даже не овладел ею, несмотря на все мои страстные мечты. Улетел с той планеты и больше не возвращался… Так что не знаю — может быть, она до сих пор в девушках ходит. Хотя, маловероятно. Дочка у нее была, хотя мужа и не имелось. Вряд ли она подвергалась процедуре искусственного осеменения. Зачем бы это? Вовсе не дурнушка была моя учительница. Уж сейчас бы она от меня не ушла! Да, точно не ушла бы…

— Подлец! Ты что же, собрался мне изменять?

— Изменять?! — опешил Эдик. — Разве я тебе что-то обещал, моя сладкая? Мне казалось, встретились два одиночества, два человека, покалеченных жизнью. Захотели помочь друг другу преодолеть невзгоды, ну и расслабиться, конечно.

Настроение Цитруса неуловимо изменилось. Он устал, почувствовал себя удовлетворенным. Заметил морщинки вокруг Светиных глаз. Раньше они не были столь отчетливы. А над тонкой верхней губой не слишком соблазнительной формы небольшие, но всё же различимые, вытравленные перекисью водорода усики.

Рука Эдика, работающая в автономном режиме, тем временем продолжала неистовствовать. Она то ласкала женщину, то щипала ее, то отвешивала медсестре звонкие плюхи. Кое-что Свете явно нравилось, от других действий она была не в восторге.

«Хватит уже, — подумал Эдвард. — Удовольствие получили, пора завязывать. Особенно с этими садомазохистскими штучками. Только в помутнении сознания от глубокой неудовлетворенности я мог ввести эту идиотскую программу».

Отключить механическую руку оказалось не так просто, как включить. Цитрусу никак не удавалось получить управление над своей верхней конечностью. Пришлось ловить непрестанно двигающийся протез, открывать панель и вчитываться в мельтешащие перед глазами голографические надписи.

— Отключение, отключение, — бормотал Эдик. — Хватит самодеятельности, пора взять руку в руки. Нечего ей творить беспредел. За это и к ответу призвать могут.

В командной строке мелькнула надпись: «Безболезненное отключение».

— То, что надо! — воскликнул Цитрус. Хватит ее шлепать! Она хорошая, хоть и с усиками, и не слишком молода. Безболезненное отключение!

Ткнув сенсор активации команды указательным пальцем правой руки, Эдик поразился результату. Рука с нечеловеческой скоростью метнулась к горлу медсестры. Между пальцами проскользнула яркая искра — и Света, как подкошенная, рухнула на стол, где и осталась лежать без сознания.

— Вот тебе раз, — прошептал Эдик. — Это просто песня какая-то! Безболезненное отключение! Так нельзя, граждане конструкторы!

«Хорошо хоть, команду «Мгновенная раздевалка» не выбрал, — подумал он. — Разумеется, это не раздевалка, в смысле, никого раздевать рука не будет. А прикончит всякого, на кого ее нацелят, не задумываясь! Разделает, как куриную тушку. Окорочка отдельно, крылышки и хвостики — отдельно. Правда, если призадуматься, эта медсестричка мне совсем не пара, но ведь это отнюдь не повод для того, чтобы ее прикончить».

Эдик решил переложить медсестру на кушетку и быстро ретироваться, но в дверь постучали.

— Открывай! — заорали снаружи.

Цитрус внутренне затрепетал. Полуголая медсестра без сознания — не лучшая компания. Он здесь, конечно, в привилегированном положении, но так резвиться, наверное, всё же не стоит. Как бы не загреметь по новой на астероид, да еще по такой статье, что злые коски будут на тебя косо поглядывать и помышлять о том, чтобы удавить по-тихому и бросить труп где-нибудь в дальнем забое.

— Открывай! — продолжали орать из-за двери.

— Дай я стукну, — попросил кто-то. Страшный удар потряс дверь. Слабенькая щеколда отлетела на несколько метров, дверь распахнулась. На пороге вместо представителей властей объявились две личности, физиономии которых Эдика в данной ситуации даже обрадовали. Одна из физиономий была зеленой, покрытой чешуей, другая — большая и добродушная.

— Эдичек! — воскликнул Дылда. — Где ты раздобыл такую клевую телку? Целлюлит совсем как настоящий! А голосовой синтезатор у нее четырехголосый или программируемый?

— Ты о чем? — нахмурился Цитрус. — Не понял твоих грязных намеков. И вообще, что вы сюда вломились?!

— Приш-шли тебя проведать, — объявил Змей. — В палате тебя не было. Услыш-шали крики. Пос-стучали. А ты тут как тут, забавляеш-шься с резиновой бабой.

— Вовсе она не резиновая…

— Что же, в отключке? Или вообщ-ще, хм… неживая?! — заинтересовался рептилия. — Ой! Пох-хоже, и правда, неживая. Интерес-сные у тебя наклоннос-сти, Рука! А по виду и не скажешь.

— То есть как это неживая?! — заорал Эдик, схватил медсестру за плечи и затряс, от чего ее голова стала мотаться из стороны в стороны. Из горла женщины вырвался слабый стон.

— Может, не будеш-шь при нас-с с ней забавлятьс-ся? — скривился Змей. — Выглядит, прямо с-скажем, отвратительно.

— Да пошел ты! — проорал Цитрус, отпуская медсестру, которая безвольной куклой осела возле стола. — Я нормальный парень! Вернее — я очень клевый и сексуальный парень! Она вырубилась от удовольствия! Ясно?!

Эдвард сделал шаг к рептилии. Протез сам собой рванулся к горлу Змея. Молниеносное движение, разряд, и рептилия свалился на пол.

— Нехило! — заметил Цитрус. — Дылда, отойди-ка от меня подальше…

— Зачем? — поинтересовался великан. — И почему ты сам ударил Змея, Эдик? Мог бы мне сказать — я бы его так рубанул! Всё ходит, права качает. Говорит, пока тебя нет, он главный. А я так думаю, пока ты лечишься, главный — я.

— Да, да, ты прав! На будущее запомни, если меня нет, ты за главного. Чуть что, бей любого, кто будет утверждать обратное, прямо в орудийную башню. И кто обо мне плохо отзовется — тоже.