Пантор глядел на слепого, искалеченного мага. Смотрел и не понимал.
— То есть вы не знаете? Не знаете, что произойдет и произойдет ли вообще.
— Три книги, о душе, земле и воде, хранятся у магов; три — о разуме, огне и воздухе — у конструкторов. Одна считалась утерянной. Сейчас она появилась и может натворить много бед. Я хотел оставить ее у себя. Это же сила, сила, которой можно шантажировать и магов, и конструкторов. Сила, с которой будут считаться. Но кто я и кто они? Смогу ли я сохранить Книгу в безопасности и не отдать ее ни тем, ни другим, если я даже от тебя ее не уберег? Потому я решил ее уничтожить, чтобы никто никогда не смог собрать книги вместе.
— Но вы не знаете, что случится, если их собрать? — настойчиво повторил Пантор. — И боитесь?
— Никто не знает. И все боятся.
— Но это же глупо.
— Глупо играть с огнем, — в сиплом голосе мага снова прорезались высокие нотки. — Отдай мне Книгу. Отдай или уничтожь ее сам. Прямо здесь.
— Нет, — покачал головой Пантор.
Здойль сипло расхохотался, закашлялся. Кашлял долго.
— Ты игрок, — просипел он наконец. — Игрок.
— Я не играю, — спокойно произнес Пантор.
— Тогда почему нет?
Молодой маг пожал плечами.
— Во-первых, я вам не верю. Во-вторых, мне надо сперва поговорить с хозяином Книги. Но я передам ему ваши пожелания.
Здойль не ответил. Лицо его замерло. Невидящий взгляд таращился в небо. На какой-то момент Пантору показалось даже, что маг умер, но грудь Здойля едва заметно поднималась и опускалась.
— Ты либо игрок, либо дурак, — задумчиво произнес толстяк. — Поступай как хочешь. Видят духи, я сделал все, что мог, чтобы это остановить. А теперь отпусти меня.
Пантор поколебался. Маг лежал израненный, обгоревший, жалкий. Но кто знает, чего от него ждать, если развязать ему руки.
— Не бойся, — хрипло усмехнулся Здойль, — я же сказал, что хочу только поговорить.
— Я не боюсь, — сердито ответил Пантор и достал засапожный нож.
Веревки пришлось резать долго. Толстые, обвившие кисти рук, врезавшиеся в запястья, они не хотели поддаваться. Наконец лопнули, оставив на руках мага глубокие следы. Настолько глубокие, что Пантору захотелось их растереть. Но Здойль к запястьям не прикоснулся. Поднялся тяжело и побрел слепо вдоль берега, пошатываясь, словно вдрызг пьяный.
— Зря ты его отпустил.
Пантор повернул голову. За спиной стоял Винсент.
— Ты все слышал?
— Да, я подслушивал, — легко согласился рыжий. — И все же отпустил ты его зря.
— А что, с собой его тащить?
Винс не ответил, спросил вместо этого:
— Что собираешься делать?
Пантор смотрел в спину удаляющегося, едва держащегося на ногах Здойля.
— Поговорить с лордом Мессером, — пожал плечами маг. — Он бесконечно добрый человек и понимает больше нас с тобой. Если он скажет, что Книгу надо уничтожить, значит…
Основательно удалившаяся фигура Здойля пошатнулась. Толстяк кувырнулся на песок и не поднялся. Пантор не договорил, бросился вперед вдоль берега. Когда он подбежал к магу, все было кончено. Толстяк лежал на земле. Голова его покоилась на небольшом, торчащем из песка камне. Вокруг камня медленно растекалась лужица крови. Пантор упал на колени рядом с телом, пощупал пульс. Сердце не билось.
— Что с ним? — подоспел Винс.
Молодой маг поднялся на ноги.
— Ничего. Просто разбил голову, — проговорил потерянно.
Почему-то стало грустно. Накатила усталость. Все выходило странно и нелепо.
Винсент приобнял приятеля, хлопнул по плечу.
— Как сказала твоя Кшишта, он пришел к итогу. Поплыли отсюда. Мертвяки уже лодку приготовили.
Пантор кивнул.
— Поплыли. Больше здесь делать нечего.
26
Черный смолянистый дым мощным столбом поднимался в небо. Мятежная деревня в долине сгорела дотла. Крики стихли, пламя спало, теперь там, где воспротивились его закону, дымились угли. С высоты соседнего холма верхом на черном жеребце на долину смотрел Мессер. Новости застали его в кабинете: деревню взяли, бунт подавили. В другой раз он лишь принял бы это к сведению, но не теперь. Деревню взяли. Лорд бросил все дела и велел седлать лошадей. Бунт подавили. Он гнал коня так, что охрана отстала. Только Бгат оставался рядом. Он теперь всегда был рядом.
Мессер торопился, сам не зная к чему и зачем. Но прискакал к черным дымящимся головешкам. За плечом закашлялся Бгат. Маг повернул голову, поглядел на начальника охраны пустыми глазницами.
— Гарью пахнет, — словно оправдываясь, сказал тот.
— Не чувствую.
— Не переношу запах гари.
— Давно?
Бгат не ответил, лишь неопределенно качнул головой. Впрочем, вопрос был риторическим.
Подъехала охрана. На пожарище смотрели с любопытством и страхом. Мессер тронул поводья и погнал коня вниз. Там, на краю сожженной деревни, толклась горстка людей, окруженных военными. От толпы отделились несколько фигур, ринулись навстречу, но, увидев изящного всадника в балахоне, приостановились и приветствовали.
Узнали.
Мессер подъехал ближе, остановил коня. Оглядел хмурые, покрытые копотью и грязью лица. Солдаты заискивающе улыбались, но они его сейчас интересовали в последнюю очередь. Лорд вглядывался в лица пленников. Женщины среди них не было, и он почувствовал облегчение. Подошел командир отряда, заговорил что-то доблестно-дежурное, Мессер слышал голос, но не понимал слов, будто забыл на минуту речь. Голос тек мимо.
— Не сейчас, — оборвал он рапортующего сержанта. — Выведите ко мне того юношу. Я хочу с ним побеседовать.
Мессер говорил тихо, мягко. Слова звучали бархатно, интеллигентно, но приказание исполнилось мгновенно. Винни был грязен и оборван. Мессер невольно подумал о том, что здесь произошло, как они сопротивлялись, если юноша выглядит хуже нищего бродяги. Он махнул рукой, требуя следовать за ним, и тронул поводья. Через сотню шагов остановил лошадь, спешился. Рапортовавший сержант, что вел Винни, встал рядом.
— Оставьте нас, — попросил Мессер.
— Но, лорд Мессер, — опешил сержант, — это преступник.
— Я знаю, кто это, — мягко проговорил маг. — Оставьте нас.
Тот поклонился, хоть и с явным неодобрением, пошел обратно. Когда он удалился на порядочное расстояние, Мессер посмотрел на юношу.
Винни стоял рядом. Грязный, оборванный, но лицо его было удивительно светлым и спокойным. Ни тоски, ни сожаления, ни злости, ни страха.
— Я же тебя предупреждал, — мягко произнес Мессер.
— Предупреждал, — кивнул юноша.
— Просил.
— Просил.
Мессер замолчал. Разговор превращался в фарс, а он не хотел балагана. Все было слишком серьезно.
— Зачем? — спросил маг наконец.
— То же самое я могу спросить и у тебя, — улыбнулся юноша. — Ты же сам научил меня быть человеком.
— А я, по-твоему, уже не человек?
Винни не ответил. Подул ветер, притягивая запах гари, растрепал волосы Винни, поиграл капюшоном мессеровского балахона. Мессер сдернул капюшон с головы. На юношу уставились пустые глазницы.
Зачем он это сделал? Кому что пытался доказать? И что доказал?
— Где Нана? — спросил Мессер тихо.
Юноша пожал плечами. Кивнул на пожарище.
— Может быть, осталась там. Может быть, убежала.
— Может быть?
— Если так проще для твоей совести, считай, что убежала, — усмехнулся Винни.
Он был до омерзения спокоен. Его не трогало, кажется, ничего. И это невероятно злило.
— Сейчас, — тихо произнес лорд, — ты ударишь меня. Сильно, чтобы я упал. Потом сядешь в седло и поскачешь так быстро, как только сможешь. Тебя не догонят. Не смогут догнать.
Винни поглядел с интересом.
— Зачем?
Мессер скрежетнул зубами. Захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть больше ничего этого. Зажмуриться. Но не было ни глаз, ни век.
— Просто беги.
Юноша покачал головой.
— Не обманывай ни себя, ни меня. Я не побегу. Бежит тот, кто боится. Я не боюсь, Мессер.