Вопрос о блинах вызвал у Жужу приступ счастливого смеха, к которому я, сам не понимая почему, тут же присоединился. Отсмеявшись, мадам Цуцулькевич отобрала у меня миску, опасливо потыкала ложкой в получившуюся массу и вынесла заключение: хватит.

Дальше в ход пошла сковородка: Жужу бухнула ее на плиту, врубила жуткий огонь, капнула масла, а когда сковорода по ее мнению достаточно раскалилась, зачерпнула ложкой порцию теста и быстро размазала его тонким слоем по поверхности. Буквально через несколько секунд она схватила сковородку и оптимистично взмахнула ею – будущий блин описал красивую дугу и шлепнулся обратно – дожариваться.

И процесс пошел: блины летали как ненормальные и стопка готового продукта на фарфоровом блюде неизменно росла. Один блин, впрочем, прилип к потолку, что вызвало новый приступ радостного смеха: «отдерите его, пока никто не заметил» – и я, воровато поглядывая по сторонам, забрался на табуретку и кончиком ножа принялся соскабливать гадское тесто. Удалось.

Вскоре с приготовлением блинов – процессом несложным, но, надо признать, требующим особой сноровки, – было покончено и мадам Цуцулькевич, весьма гордая собой, на вытянутых руках торжественно понесла блюдо в общий зал. Я следовал в ее кильватере, предвкушая, как отреагирует местный народ на подобное диво. Реакция оказалась вполне предсказуемой: посетители пивной недоуменно вытаращились – а некоторые даже замерли, не донеся кружку до рта, – когда Жужу тонким голосом провозгласила: «Блины-ы-ы!» и бодро направилась к ближайшему столу. Народ на ее пути потрясенно расступался.

Установив блюдо на стол, мадам Цуцулькевич торжествующе оглядела присутствующих и, подозвав меня, хлопнула ладошкой по скамейке рядом с собой.

– Сэр, – лучезарно улыбаясь, обратилась она к Штайнеру-младшему, невозмутимо возвышавшемуся рядом с источниками пива. – Найдется ли у вас сметана?

Сметана нашлась – в пузатом низеньком горшочке – и Жужу тут же запустила в него ложку, смазала сметаной верхний блин, скатала его в трубочку, взяла двумя пальчиками и принялась есть. Сидевшие напротив джентльмены, забыв про пиво, смотрели на нее с мрачным недоумением, но мадам Цуцулькевич это ничуть не смущало: закрыв глаза, она погрузилась в смакование блина, совершенно не обращая внимания на установившуюся в пивной тишину.

Когда с первым блином было покончено, Жужу вытерла губы салфеточкой, открыла сияющие глаза и пригласила всех жестом:

– Угощайтесь!

Столпившиеся у столика ковбои принялись нерешительно переглядываться, и я, глубоко вздохнув, показал пример того, как надо угощаться: старательно повторил все манипуляции Жужу и смело погрузил истекающий сметаной блин в рот.

Нельзя сказать, что на вкус это оказалось плохо (хотя я и опасался, памятуя соскобленное с потолка): нет, вполне даже ничего – в блине со сметаной что-то определенно было, а самый блин напоминал варварскую лепешку, которые иногда, желая тряхнуть стариной, приготавливал в своем трактире Жак Кисленнен. Только очень тонкую. Правда, варвары были изрядные придурки, чуждые таких проявлений оседлого образа жизни, как сметана, а потому жрали свои лепешки как придется, в лучшем случае положив на них кусок жареного мяса с пучком подножной зелени.

Увидев, что со мной ничего особенного не произошло и я даже остался жив, к невиданному диву потянули руки и другие смельчаки; и какое-то время в «Пауланере» было слышно исключительно вдумчивое чавканье; потом кто-то испустил одобрительное мычание и потянулся за добавкой; а сидевший сбоку от нас с Жужу господин в рыжей шляпе и галстуке-бабочке пошел неизмеримо дальше и завернул в блин жареную говяжью сардельку, обильно сдобрив ее перед этим горчицей. В таком виде блины очень даже подходили как еда, сопутствующая пиву, и вскоре под почтительные возгласы «мэм!» блюдо перед мадам Цуцулькевич совершенно очистилось, а новатор в бабочке испросил у Жужу рецепт и, старательно мусоля карандашик, записал его в потрепанный блокнот. К нему с возгласом «извините, сэр!» устремился Штайнер-младший и предъявил свои права на рецепт, упирая на то, что блины впервые явились на свет в Клокарде именно на его кухне; Жужу весело засмеялась и тонким голосом велела им не ссориться, ибо совершенно не настаивает на копирайте; более того – блины по ее рецепту может готовить кто угодно, где угодно и в каких угодно количествах, внося при этом любые изменения как в сам рецепт, так и в способы употребления готовых блинов; «у этих блинов совершенно открытые исходники», – благодушно объявила она.

Меня эти «исходники» навели на определенные размышления, но оформиться мысль не успела, потому что ко мне с несчастным видом приблизился давешний пузан-букмекер и, трагически вздыхая, отсчитал двести долларов мятыми купюрами: на Жужу почти никто не ставил и ее шансы оценивались как один к десяти. Да и я, признаться, поставил двадцатку на дамочку исключительно из вредности.

Ну что же – никогда не знаешь, где на тебя свалятся деньги.

– Пойдемте в город, сэр? – предложила мадам. – Я еще не была у ратуши.

– Люк, – прикоснулся я пальцем к шляпе. – Просто Люк.

И мы отправились к ратуше.

Мадам Цуцулькевич покидала «Пауланер» триумфатором. Еще бы: за короткое время она умудрилась пристрелить довольно крупного и грозного Янкерса, ничуть при том не пострадав, а потом сразила аборигенов новым, простым и эффективным блюдом, способы употребления которого совершенствовались на наших глазах, – пока мы с Жужу шли к двери, только я услышал как минимум пять вариантов того, что можно завернуть в блин. Жужу сияла.

– Какие милые люди! – сообщила она, когда мы наконец раскланялись со всеми и выбрались на улицу. – Хотя блины по дефолту едятся со сметаной, но и с салатом тоже должно быть рулез.

– По дефолту? – уточнил я. – Гм. Простите, мэм, за нескромный вопрос, а из-за чего у вас вышла ссора с этим грязным Гарри?

– А! – Цуцулькевич благодушно взмахнула рукой. – Суксь. Он залил пивом клаву моего компа и совершенно вывел машину из строя.

Я сочувственно щелкнул языком.

– Это просто ужасно! – продолжала Жужу. – Я сидела в баре, а тут приперся этот ламер и стал нести всякую чушь про то, как я ему понравилась, а потом опрокинул на комп целую кружку пива!

Я совершенно не мог себе представить эту сцену: мадам Цуцулькевич взирала на мир до такой степени ясными и простодушными глазами, что испытать к ней низменные сексуальные эмоции мог, кажется, только законченный идиот – слепой, глухой и с полностью атрофированным головным мозгом.

– Прямо не знаю… – пригорюнилась Жужу. – Мне так надо проверить почту! Я без компа как без рук.

– Ну… – я достал новую сигару. – У меня есть один…

– Правда?! – Цуцулькевич круто развернулась на каблуках. – Это правда, Люк? Кул! А он у вас далеко? Можно мне выпасть в сеть с вашего компа?

– Совсем рядом, – улыбнулся я. – На втором этаже «Пауланера». Я тут снимаю комнату. Разрешите вас проводить?

У клокардской ратуши мы в тот день так и не побывали. Да оно и к лучшему: я и так уже принял деятельное участие в событиях, которые обратили на себя внимание всего города – пусть и не в главной роли. Для одного дня было более чем достаточно.

А мадам Цуцулькевич оказалась хакером.

Лишь только я достал из сумки свой ноутбук – небольшое, но мощное изделие компании «Шелд» без малейших признаков «И Пэна» – Жужу устремилась к нему с такой скоростью, что я еле успел незаметно отстрелить из гнезда специальную плату, с помощью которой компьютер общался с крошечными видеокамерами слежения, установленными мною еще вчера как в общем зале пивной, так на лестнице и в самой комнате. Цуцулькевич благоговейно приняла ноутбук из моих рук, положила на стол, уселась и, ласково огладив ладошкой умную машину, открыла крышку.

Когда операционка загрузилась, Жужу даже не стала пробовать войти под запароленным именем «Люк», а совершенно справедливо ткнула в «Гостя»; если бы она не сделал это сама, мне пришлось бы вмешаться: обнажать перед малознакомой дамочкой файлы Дэдлиба я вовсе не собирался.