Ему, как раз, не нужна была их тупая покорность и раболепство. Ему нужны были, на данный момент, эти царства активные, деятельные, заинтересованные в совместных с ним деяниях. Требовалось посадить на провинциальные троны людей, знающих и поддерживающих его завоевания и которым, он мог доверял однозначно, а для того, чтобы изменить веками сложившиеся устои, встряхнуть закостенелость древней родовитой знати, для этого нужны были непросто верные ему люди, нужны люди особые, способные это сделать.

Список таких людей, Куруш, перебирал в своей голове по несколько раз в день. Если одни кандидатуры, подобные Уйбару, не вызывали у него никаких возражений, то вот с другими, он мешкал. Здесь, рассматривались и личные качества друзей, их способность управлять и не навредить, и политические аспекты, такие, как родственники, благо их не много, да, и мидийской верхушке, что-то должно было перепасть, раз объявил мидян и персов единым народом.

В конце концов, он пришёл к выводу, что данный вопрос будет решать по мере созревания проблемы, а благодаря единению персов и мидян, народа на все царские дворы, хватит. А раз один уже созревший кандидат имеется, то грех этим не воспользоваться, хотя бы в качестве пробной стрелы и для примера остальным.

Решив так, Куруш с отрядом телохранителей вышел из золотых ворот и под удивлённые взоры стражников и редких горожан, направился к дому своего закадычного друга Уйбара, который под шумок очистки общества, от некоторых очернивших себя знатных мидийских родов, особо приближённых к бывшему царю, захватил приличный кусок недвижимости, в самой престижной части города.

Вообще, Уйбар со своими воинами, изрядно почудил в городе с расправами. Самим, некогда оппозиционным мидянам, вроде бы, как было не с руки, кровью омывать своих сородичей, а вот урартско-армянскому отряду Уйбара, так в самый раз.

Мало того, что они вырезали и разграбили указанные им дома, они мимоходом, ещё пару «своих», отправили на тот свет. Харпаг даже пришёл в ярость, узнав о произволе Уйбара, но пройдоха, как ни в чём не бывало, извинился перед полководцем и столь же просто объяснил ему, что это не ошибка, а личный должок, так сказать «за года давно минувшие» и Курушу, ничего не оставалось делать, как подтвердить перед Харпагом, что Уйбар, имел полное на это право. Надо отдать должное Харпагу, он не стал доискиваться, а поверил своему новому царю и успокоился.

Появление Куруша в новом замке Уйбара, произвело среди его обитателей паническую неразбериху. Кто-то падал ниц, кого-то хватал столбняк, и он замирал в неестественно напряжённой позе, кто-то старался спрятаться, даже в тех местах, где спрятаться было невозможно, пара, даже, зачем-то, полезла на стены, видимо, пытаясь сбежать. В общем, во дворе крепости, творилось, что-то плохо вообразимое.

Куруш нашёл друга в саду, который в отличии от своих домочадцев, даже не дёрнулся прекратить то, чем занимался, а в саду, он в полном одиночестве тренировался стрельбе из лука. Не сведущий человек решил бы, что лучник душевно больной человек, по всем признакам, но Куруш, увидев его, лишь одобрительно хмыкнул.

В полном тяжёлом вооружении, на солнцепёке, с намотанными на руки золотыми слитками и с массивным мешком на голове, воин медленно, долго целясь, плавными движениями, пускал одну стрелу за другой, в утыканный, как ёж иголками, манекен человека в полный рост.

— Я смотрю, ты время даром не теряешь? — наконец решил прервать занятия Куруш, вдоволь насмотревшись на самоистязания Уйбара.

Тот запустил ещё одну стрелу в цель, обернулся на голос и увидев, наконец, кто заявился к нему в гости, опустил лук, рывком сбросил с головы мешок с землёй, как определил Куруш по звуку и расцвёл в улыбке, на залитом потом лице.

— Ба, кто нас посетил? — разматывая золотые слитки и роняя их на землю, на распев проговорил стрелок, — а я-то думаю, кто такой смелый у меня за спиной стоит и не боится, — и подаваясь к раскрытым объятиям гостя, он, не снимая доспехов, обнялся с ним, поздоровавшись, наконец, — ну, здравствуй, Асаргад.

Только наедине, вот как сейчас, Уйбар мог себе позволить, так называть великого и ужасного царя. Странно, но только Уйбару, этот «ужасный», позволял это делать. От этого, отношения их становились лишь крепче и что самое удивительно, они, как бы вырывались из повседневной жизни, разом возвращаясь в те времена, когда их было только четверо, а все остальные вокруг, лишь массовка, декорация их жизни.

Вот и сейчас, он вновь стал Асаргадом, а Куруш, царство, весь мир, остались где-то там, за стенами этого дома и казались какими-то не настоящими, игрушечными, но это продлилось лишь мгновение. Куруш встрепенулся. Похлопал Уйбара по латному плечу и проговорил:

— Я по делу.

— Что и вина не выпьешь? — с наигранной обидой выпалил Уйбар.

— Выпью, — улыбнулся в ответ Куруш, чем действительно, по-настоящему удивил хозяина, так как Уйбар, прекрасно знал отношение своего друга к хмельным напиткам.

— Зарухи! — крикнул он в сторону дома, — быстро стол в саду накрой для дорого гостя, — и уже тихо, только для гостя добавил, — эх, гульнём.

Куруш поднял лук Уйбара с земли, повертел его и с досадой в голосе пожаловался:

— Эх, давненько я стрел не пускал. Даже не знаю, в каком углу лук валяется.

Он оглянулся по сторонам, затем подмигнул Уйбару и с какой-то искоркой мальчишеского азарта, предложил:

— А знаешь, что Уйбар, давай-ка сшибку устроим. На интерес.

Хозяин дома, аж рот раскрыл от изумления.

— Какую сшибку? — недоумевая выдавил из себя он, — ты ж небось и стрелять то разучился?

— Ну, это мы ещё посмотрим, — разгорячился Куруш, скидывая с себя пояс с акинаком и длинным кинжалом, пурпурный, мидийского покроя балахон на землю и туда же отправляя белую царскую шапку, чем-то напоминающую кастрюлю с короткой фатой, прикрывающей плечи и шею со спины.

Оставшись в узких кожаных штанах, ещё ордынского кроя, коротких сапожках, из тех же степей, он вновь поднял лук, расправил плечи и начал разминаться.

— А как же вино? — заканючил Уйбар, — я пить хочу.

— А давай так. После каждого выстрела, выпиваем по кубку. Кто спьяну промажет первым, тот и проиграл.

— Ну ты даёшь, — только и смог вымолвить урартец.

— А между выстрелами и вином, заодно и поговорим.

Уйбар раскрыл рот, собираясь ещё что-то сказать, но тут от дома выскочила прислуга и вереницей, бегом, мелко семеня, направилась в их сторону, неся в руках вино и угощения. Впереди семенила молодая и очень красивая женщина, судя по дорогой одежде, явно не из прислуги. Подбежав почти в плотную, она стыдливо подняла глаза, лишь мельком взглянув на полуголого гостя — великого царя и тут же, по-собачьи предано, уставилась на Уйбара.

— Это кто? — без зазрения совести поинтересовался Куруш.

— Зарухи, — необычно для себя, как-то застенчиво ответил ему хозяин и забрав из её рук кувшин, повелительным тоном распорядился, — приведи сына. Пусть царь оценит, пока трезв.

Та кивнула и кинулась обратно в дом.

— Это не одна ли из тех, ради которой, ты по молодости кинулся в бега? — усмехнулся Куруш, почему-то сразу догадавшись.

— Точно, — не стал юлить Уйбар, — представляешь, скакал я по степям, скакал. Вернулся, а у меня уже сын вырос.

— Ты никак женой решил обзавестись? — ехидно растянулся в улыбке Куруш, — одобряю.

— Посмотрим, — буркнул пройдоха, тоже сбрасывая бронь и приводя себя к голому торсу.

Вскоре Зарухи привела маленькую копию Уйбара. Мальчик лет десяти, старался держаться, как взрослый. Почтенно и уверенно, но заливший лицо румянец, портил ему весь антураж. Одет он был по последней мидийской моде, вычурно и броско, как высокородный, только на поясе вместо акинака, который был для него ещё велик, висел, хорошей работы, кинжал. Куруш внимательно осмотрел мальчика и с огорчением отметил, судя по его упитанности и не развитости, что перед ним, не сын воина.

— Как звать? — спросил он его, надменно царским тоном.