Я кашлянул в кулак и возобновил проповедь:

– Да черт с вами, о себе думайте сами, но решать судьбу души человека никто не вправе. А во время жертвоприношения именно это и происходит. Душа однозначно отправляется к демонам на вечные муки. Это наихудшее посмертие. А оно, посмертие, ждет всех нас, вне зависимости от нашего «верю – не верю» в какой-то там загробный мир.

Большинство взглядов было заинтересованными, но… сильно сомневающимися. А Фарид, тот молодой экстрасенс, так и вовсе кривился.

– Душа отправляется к демонам независимо от земной жизни, хоть человек муху за всю жизнь не обидел, хоть сознательно сто беззащитных детей погубил, – четко проговорил я, обращаясь большей частью к Фариду.

Он отвернулся. Но своего мнения, как мне показалось, не изменил. Не отказался бы он попробовать, когда на кону такие возможности, и в первую очередь – власть.

«Что ж, я ему не родитель, пусть сам воспитывается…» – огорченно подумал я.

– Кроме того, – продолжил я тоном усталого проповедника, который старается не обращать внимания на царящий в помещении скепсис. – Получая часть жизненных сил жертвы, вы посвящаете свою душу божеству, которое освятило это жертвоприношение. Пусть вы не будете знать его имени, но только бог может разрешить использование силы Смерти, и после этого ваша душа будет всецело принадлежать ему. Он станет определять ваше посмертие. Захочет – отправит к демонам, которые перерабатывают прану – так называется субстанция, добываемая из души человека, богам очень нужная – и она становится как бы слаще для них. А захочет… не знаю, что сделает. Да что угодно!

Я помолчал.

– Но главное, – и это важно для всех! – с каждой жертвой открывается канал к нижнему миру, миру демонов, и в один прекрасный момент они явятся сюда во плоти и крови. И Земля со всем своим оружием ничего им противопоставить не сможет. Попируют они здесь всласть, хорошенько проредят человечество. А для оставшихся людишек установят свои законы и станут разводить нас, как кроликов. Чтобы плодились и размножались на их радость и силу. Такой вот апокалипсис… Не верите? По ехидным шепоткам вижу, что нет. Увы, подтвердить свои слова ничем не могу, но дожидаться их прихода не советую, – закончил, остро жалея о потерянных магических способностях. Я бы жизненной энергией пожертвовал, но показал бы этим Фомам неверующим иллюзию того демона, которого я в батвийском храме замочил, да Фиона бы еще ужаса добавила. А так…

Задав мне разные каверзные вопросы, слушатели разошлись. Конечно, все понимали жуть и аморальность самого акта жертвоприношения, но сила чудесных амулетов перечеркивала мои слова, и я не мог предложить им альтернативы. Почему я раньше не наделал амулетов с «щитами жизни»? Они тоже держат пули! Амулеты «исцеления» хороши, но… военное применение магии, к сожалению, гораздо нагляднее и впечатляет гораздо острее, на уровне инстинкта; охотника или хищника – кому как нравится.

Однажды при встрече Роза, которая мои лекции иногда посещала, быстро прошептала, когда мой сопровождающий отлучился буквально на несколько секунд:

– Белый шаман, кто тот дух, что просил за тебя?

– Не понял, какой дух? – прошелестел я в ответ.

– В первый раз я попадала в место, где меня окружил очень могучий дух. Он и посоветовал мне пригласить Зину, чтобы она вытащила тебя.

– Откуда я знаю! Что, так и сказал, Зину?

– Нет, сказала – того, кто искренне тебя любит, а я только Зину знала.

– Подожди… «сказала», я не ослышался?

– Да, голос был женский.

– Как выглядел дух? – Я заинтересовался. Очень любопытно! – И еще! Именно про меня сказала или просто о том, кого хочешь спасти?

– Про тебя. Спросила, откуда я знаю Егора Горкомеса. Я поняла, что это ты.

– Стой! Может, ор’Комеса? – Сердце бешено заколотилось. – Как выглядел дух?!

– Точно, ор’Комес! А выглядел… – Роза задумалась. – Никак не выглядел. Ярко-синий свет вокруг меня и чувство огромной силы, прямо давящей, как огромный сугроб. Точнее, голубой свет. Очень сильный дух! Дед о таких не рассказывал.

– Я понял… спасибо, Роза, – имя девушки я прошептал, уже отвернувшись.

Вернулся сопровождающий и подозрительно посмотрел на слишком близко подошедшую эвенкийку. Здесь ее иногда дразнили «чукчей». За глаза, конечно… в смысле – в ее отсутсвие, не за разрез глаз.

Вечером в камере меня как по голове стукнуло: голубой сгусток света – богиня, в которую превратилась Лиона! Такой она возникла в алтарном зале, сгустком ярчайшего небесно-голубого света, и отвлекла Вартараара. Я успел собраться и дотянулся-таки до абсолютной энергии. Без богини мы бы все погибли.

«Молодец, Лиона! Прав был Рон: не умерла наша графиня, и действительно у нее какие-то отношения с той богиней, причем очень тесные, раз смогла уговорить. Вот только как она обо мне узнала?!» – подумал я недоуменно.

Почти каждый день были допросы. Допрашивали: Шувалов в одиночку, он же с компанией и компания без него. Я рассказал об инициации, об Эгноре, о своих действиях на Земле. Умолчал об умных стихиях, об астральных метках, об абсолютной энергии, о битве с Вартарааром… о многом не поведал, раскрыл лишь общие сведения. Объяснил, что кино в Закутке снимал при помощи заклинаний иллюзий, которые в данный момент продемонстрировать не могу. Увы, жду воссоединения со стихиями. Почему до сих пор не получается – не знаю и сам по этому поводу беспокоюсь. Во время повествования о событиях в Эгноре попросил пригласить Зину. Шувалов согласился. Она кусала губы, когда я рассказывал о Лизе, твердо глядя девушке в глаза. Жестоко, но необходимо. Пусть не питает надежды.

В конце этого допроса я набрался наглости и прямо попросил следователя отпустить Зину. К моему удивлению, он согласился. Тут же, «не отходя от кассы», взял у нее подписку о неразглашении и объявил Зину свободной. Более того, разрешил нам проститься!

Зина обняла меня, поцеловала и закрыла своим пальцем мои губы.

– Молчи. Я знаю, ты меня не любишь, но я люблю тебя, и моей любви хватит на двоих. Я еще поборюсь за тебя, так и знай. До встречи.

На следующем допросе я удивленно сказал Шувалову:

– Как это вы так, Александр Сергеевич? Неужели расписке поверили?

– Надоели ее брат и отец, – отмахнулся Шувалов, – с ними мы провели беседы и взяли подписки. Зачем она здесь нужна? Девушка она не болтливая, проблем не будет.

– А чего же так долго держали?

– А то вы не понимаете! На вас хотели надавить, – откровенно признался следователь. – Но после вашего рассказа, да специально в ее присутствии, понял, что это бесполезно.

– Как-то вы подозрительно откровенны, Александр Сергеевич.

– Да, Егор Ронович, – усмехнулся он. Шувалов звал меня Егором и обращался на «вы», но по имени-отчеству – крайне редко, – могу себе позволить, и вам настоятельно это рекомендую. Правда – лучшее оружие. Я хорошо к вам отношусь, поверьте мне, но есть руководство, которому мало от вас только теории. Понимаете меня?

– Не очень. Нет, понимаю, конечно, но… в чем смысл?

– Смысл в том, что вы после больницы почти месяц у нас нары греете, а отдачи от вас – ноль.

– ??? – беззвучно вопросил я, подняв брови.

– Проект «Мерлин» могут закрыть, за неимением самого Мерлина, то бишь вас. Ваше удивительно воскресшее тело продолжат изучать, и совсем не обязательно на Лубянке. А некоторые наши горячие головы считают, что убийца обязательно должен понести наказание. Вам есть что возразить?

– Полностью согласен насчет убийц и сразу подсказываю: как только поймаете хоть одного из сатанистов, подозреваемого в жертвоприношениях, пригласите меня на допрос. Очень прошу.

– Это все, что вы можете мне сказать?

– Нет. Еще прошу позволить мне заниматься в спортзале. В камере места не хватает, а на прогулках охрана не одобряет. Тело просит, прихожу в форму.

– Хорошо, Егор, я учту. И о спортзале хорошо, что напомнили. Вы говорили, что на мечах сражались, вот и проверим вашу подготовку.