– Не стоит.

– Я сам пришел поговорить, без протокола.

– Ценю. За что я здесь, не напомните?

– Убийство двух и более лиц. Спланированное, хладнокровное, с особой жестокостью.

– Вот оно как! Сознаюсь во всем, не раскаиваюсь, могу подтвердить все на следственном эксперименте, рассказать о своих действиях с точностью до поворота головы. Довольны? – Горбатого лепить мне было ни к чему.

– Сотрудничество со следствием всегда приветствуется и принимается во внимание судом… – заученно произнес он и замолчал. Побарабанил пальцами по столешнице, отбивая ритм «мос-ков-ский-спар-так» и глядя на меня с задумчивым прищуром, и выдал: – Вы совершенно не боитесь? – спросил с подкупающей искренностью.

– А вы? Рядом со мной… – спросил я как можно более зловещим тоном, придвинувшись к следователю чуть ближе.

Хотел резко, но получилось беспомощно, как-то по-клоунски. Не в той я форме, ой не в той. Тем не менее короткая волна страха по его ауре промелькнула, но виду он не подал.

– Нет, не боюсь. Мы изучили вас вдоль и поперек, и я уяснил, что вы муху без причины не обидите. А сейчас и вовсе… не в форме.

Внешне я снова выглядел молодым, но телесная слабость неимоверно бесила. Меня не побрили и не подстригли, мне, наоборот, резинку подарили, чтобы было чем волосы в хвост перетянуть. Футболки, рубашки, белье, джинсы – всю одежду, кроме уличной, вернули. Правда, ремень зажилили и теплые кроссовки выдали без шнурков.

– А вас, скорее всего, посадят надолго, если не пожизненно. Не опасаетесь?

– Нисколечко! Не посадите вы меня. По крайней мере, в обычную зону. Я вам нужен.

– О как! До такой степени, что мы готовы закрыть глаза на массовое убийство?

– Даже если бы там были невинные младенцы, закрыли бы. Возможно, относились бы по-другому, содержали не так, но в целом – закрыли бы.

– Вот вы какого мнения о нашей службе! – искренне возмутился он. – Да я бы не посмотрел тогда на все ваши умения!

– Другие бы нашлись, – сказал я, безразлично пожимая плечами. – И я их понимаю. Представляете, что сулит государству изучение меня? Будь я хоть дьяволом во плоти. – При этих словах Александр Сергеевич еле заметно вздрогнул. Я криво усмехнулся. – Но я не такой, успокойтесь. Существование той личности вообще подлежит сомнению. – Здесь я слукавил. Например, Вартараара, темного божка, вполне можно поименовать этим словам. – В общем, располагайте мной. Отдаюсь, так сказать, в руки Родины. Надеюсь, они чистые.

Шувалов расслабился, немного ссутулившись, и скрестил руки, невольно глянув на ладони. Словно именно его верхние конечности олицетворяли тот светлый образ, который был сформулирован еще первым чекистом – Феликсом Эдмундовичем.

– А вы наглец! Кто вы такой? Только честно, – спросил заинтересованно, незаметно изучая меня с ног до головы, будто заново открывая.

– Оператор пси-поля, – ответил неожиданно для самого себя.

– О-го-го! Не маг, не колдун, не шаман, а просто «оператор»?

– Представьте себе. Но те названия мне тоже подходят, не вижу разницы. Кроме шамана, конечно.

– А чем вам шаман не угодил? – поинтересовался с хитринкой.

– А тем, что вы уже знаете его работу. Кстати, спасибо вам за Розу с Зиной, они реально меня спасли. Так вот, шаманы камлают, призывают духов, занимаются предсказаниями и так далее. А мы, волшебники, колдуем потихоньку, без камланий.

– Вы их сами поблагодарите, позже. А еще хочу вам напомнить, что вы, волшебники, и людей иногда в сердце закалываете. Не по злому умыслу, разумеется, а чтобы сил набраться.

Уел он меня этим заявлением. Не объяснять же ему сейчас все различия между мною и «серыми»? Разговор долгий.

– Знаете что, Александр Сергеевич, я вам потом все объясню. Я таких колдунов больше вашего ненавижу, мне есть за что. А сейчас я устал и хочу есть. Аппетит у меня, знаете ли, повышен, сил набираюсь. Мне тем более сказали, что у меня особое довольствие – по просьбе.

Шувалов шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.

– Хорошо-хорошо. Но в следующий раз я приглашу вас к себе. Не возражаете? – последнее с издевочкой.

– Буду рад, – ответил я совершенно серьезно.

– Конвой! – позвал, стукнув кулаком по двери. – До встречи, Егор Михайлович.

– Ронович, – поправил я его. – Если Егор, то отчество – Ронович. Михайлович – для Игоря. Запомните, пожалуйста.

Перешагнув порог тюремной камеры, Шувалов словно пересек невидимую черту. Лицо его резко изменилось: там, рядом с Егором, оно излучало благожелательность, искренность и любопытство, а здесь, «на свободе», мгновенно стало мрачным. Точно подметил молодой нахал: будь на месте Егора один из тех, кто занимается жертвоприношениями, с ним носились бы не меньше. Очень уж заманчивые перспективы это сулит для страны. Да что страна – для всего человечества в целом! Разрешили бы тогда принести жертву в этих стенах? Если бы это зависело лично от него, то нет, а руководство… Ну, Егор, надавил же на больную мозоль!

Дни потекли за днями. Я постепенно набирался сил, по мере возможности тренировался, медитировал. Астрал так и оставался для меня закрытым. А без него я теоретик. Я и теоретизировал. Читал лекции в отделе «П» и ждал, когда ко мне вернутся стихии.

Меня неоднократно обследовали. Прокрутили во всевозможных приборах, по сравнению с которыми новейший компьютерный томограф казался древней рухлядью; проанализировали все что можно и что недопустимо; одной только крови высосали столько, что стадо вампиров подохло бы от зависти. Кроме этого, меня изучали мои же слушатели из отдела «П» и двое гражданских уфологов из Питера. По их отчетам я был «обычным» экстрасенсом, видящим ауры. Правда, очень хорошо видящим, все их представители были намного слабее меня в этом плане. Зато переплевывали в других областях. Особенно меня поразил пожилой мужик – телекинетик. Он действительно двигал спичечный коробок, не потребляя ни капли маны и жизненную энергию не тратя. По крайней мере, без свободного сознания, которое мне было так же недоступно, как астрал, я не замечал в нем никаких изменений.

Объяснил, как действуют амулеты «серых». Настолько, насколько сам разобрался. Рассказывал по памяти из того времени, когда осматривал их свободным сознанием.

Техномагическое устройство «подчинения», в условиях невозможности создания «пелены разума», на меня подействовало. Не так безусловно, как на других, но все же. Чувства приглушались, точно уши на высоте закладывало, и в ответ на команды «хозяина» возникало желание их выполнить. Тяжело, но я мог сопротивляться. Не знаю, сколько бы я выдержал, – не проверяли. Прибор быстро выключали, потому что силу в нем экономили – мана утекала буквально ручьем. Я навскидку придумал несколько вариантов уменьшить потери, но, разумеется, промолчал об этом.

Про старинную брошь поведал, что она – примерно такое же устройство, но действует исключительно в руках «серого» мага, оно гораздо экономичнее и качественнее современного техномагического прибора. После этого рассказа во взоре одного молодого экстрасенса с неплохими зачатками мага жизни расцвел такой букет вожделения, что я решил еще раз прочесть лекцию о сути «чернокнижия»:

– Понимаете, в чем дело… Сам факт жертвоприношения безнравственен, с этим никто из вас, надеюсь, спорить не будет. – В небольшой аудитории собрался весь отдел «П» и несколько экспертов из других служб. – Не буду говорить о том, что убийство – грех, это вы и без меня знаете… Не ухмыляйтесь, я серьезно. Да, я сам грешен, но я никогда не лишал человека жизни просто так и тем более ради удовольствия и получения силы. Там, – это слово произнес задушевно, многозначительно кивая на потолок, – мои поступки взвесят… честно скажу – не ведаю, кто это будет делать, но будут однозначно, и посмертие мне обеспечат такое, какое я заслужил… – последнее прозвучало грустно.

Я чуть ли не впервые задумался о судьбе своей души. Пример Рона, который доволен своим посмертием, вселял надежду, однако… мысли о смерти не бывают веселыми. Если только это не юмор висельника, который есть нарочитая бравада перед неизбежностью, игра на публику.