– Славик, – четко произнес я, тем самым представляя нужный образ.

Передо мной возникла маленькая фигурка бывшего Зининого мужа. Помигала, зарябила, словно в поломанном телевизоре, и бесследно растаяла.

Фиона с сожалением покачала головой:

– Я сняла образ только с Зины. Когда ты встречался с другими, твой астрал… можно сказать, спал.

– А в прошлое? Наверняка в инфо-ноосфере хранятся отпечатки всех событий.

– Хранятся. В переработке людских сознаний, мыслей и эмоций, и не всегда они верные. Даже более того – всегда субъективные. События выглядят так, как люди хотят их видеть, или так, как увидеть опасаются.

– Да мы же так в Эгнор попали, а ты говоришь – неверные! Я смотрел через инфо-сферу в далекое прошлое и нашел-таки прибытие на Землю «инопланетян», которые оказались древними эгнорцами.

– По всем моим расчетам, этого не должно было случиться, вмешался неизвестный мне фактор. И я не говорила «неверные», я говорила «обработанные людским подсознанием». Две разные вещи.

– Знаю я этот фактор, давай о нем не будем. – Даже в астрале мне было неприятно думать о влиянии на мою судьбу «провидения».

– Как скажешь.

– Вернемся к Славику. Покажи вчерашний день, утро.

На меня навалились злость, страх, боль в руке. К этому примешивалось похмелье. Я сидел в травмпункте и сквозь зубы матерился на медсестру, делающую мне перевязку. Майка присохла к ранам и, хоть и размоченная фурацилином, отдиралась с болью.

– Потерпите, больной, тряпка до конца теперь не отмокнет. Что же вы сразу не приехали? Ужас, укусы страшные. Владимир Павлович, я сняла повязку!

Я посмотрел на руку, и мне стало плохо. Голые кости, как у скелета, зловеще шевелились. Белые, отполированные годами могильного тления пальцы, фаланги которых крепились друг к другу без всяких связок, норовили вцепиться мне в глотку. Рука сама собой, независимо от моей воли, словно была совершенно чужой, тянулась к горлу. Страх пронзил с макушки до ногтей на ногах. Передо мной стоял ночной колдун. Он появился ниоткуда, будто всегда был здесь. Его длинные волосы шипели и шевелились. Точно! Это змеи. Каждая пасть разевает, и с зубов яд капает. Я не могу пошевелиться. Колдун смотрит прямо в душу.

– Я могу заставить твою руку задушить тебя, – зловеще захохотал он. Кровь в жилах застыла. Мне стало очень холодно. – Но я не стану этого делать, помучайся. Любопытно посмотреть, как ты проживешь с такой рукой.

Моя рука, точнее, принадлежащая мне рука скелета поднялась к моему же лицу и показала мне фигу.

К колдуну подошла ослепительно красивая Зинка, обняла и поцеловала взасос.

– Убей ты эту падаль, дорогой, – капризно надув губки, протянула она. – Я так хочу! – топнула ножкой.

Колдуна сменил доктор. Владимир Павлович, старый знакомый. Он не раз меня лечил после неудачных разборок. Он жил за мой счет. Да и остальная братва не скупилась.

– Вячеслав Игоревич, я вам сколько раз говорил: осторожней надо быть с бойцовыми собаками.

«А то я не знаю, как с ними обращаться! Умник хренов. Лепи, лепила! – думалось с раздражением. – Тебе бы с колдуном повстречаться, сука».

Куда пропал сам виновник моего несчастья, только что стоявший на месте доктора, меня почему-то интересовало мало.

– Они привитые от бешенства?

– Разумеется, – бросил сквозь зубы. Как он меня раздражает!

Краем глаза заметил свою руку. Раны как раны – и не такие видел. Врач их обработал и позвал медсестру.

Спрятался колдунишка, сволочь. Где он может быть?

– Любаша, перевязку с гипертоническим. Придется, Вячеслав Игоревич, на уколы походить. Антибиотики надо проставить: раны грязные. Тем более укушенные – значит, инфицированные по определению. Как бы заражение не пошло.

– А колеса нельзя попить? – Мотаться каждый день на другой конец города не хотелось.

– Можно, только у них эффективность меньше. Не советую.

– Я попью, – выдавил я, сжимая зубы. Любаша что-то такое в ране задела. Еле сдержался, чтобы не матернуться.

– Хорошо, я выпишу рецепт. Любаша, после повязки поставь анатоксин.

– Сделаю, Владимир Павлович.

– Что это еще за антитиксин? – В голову вдруг закралось смутное подозрение. Что-то не нравится мне сегодня этот лепила.

– Противостолбнячная прививка, под лопатку. Это совсем не больно.

«Ага, рассказывай сказки! В военкомате ставили, два дня болело».

Медсестра занялась рукой, а я, едва только поднял голову, снова увидел Зинку. Вместо Любаши, которая пропала так же, как до этого колдунишка. Она со зловещей улыбкой медленно поднимала молоток, намереваясь опустить его на мою скелетную руку. Я опять не могу шевелиться, даже взгляд не могу отвести. Хрясь! Кости пальцев разлетелись вдребезги. Боль ужасная! Я завопил во все горло.

– Потерпите, больной, – сказала Зинка голосом Любаши, сохраняя зловещую ухмылку.

Убью гадину! Вырвусь отсюда и убью ее вместе с колдунишкой! Любовничка себе нашла, падла?! Он, гондон, моего любимого Тотошу забрал. Ничего, еще стволы имеются. Вы у меня дождетесь, любовнички. И Тотошку верну, никаких денег на месть не пожалею. Паровоза подключу – плевать на все! Хоть и с такой рукой, но поживу еще. Гады!!!

А душу меж тем заполнял ужас. Дикий, панический, неуправляемый.

– Придется походить на перевязки, а дома солевым раствором повязку поливайте, чтобы она всегда была влажной. Две чайные ложки соли на стакан воды. – Теперь передо мной стоял докторишка с притворно-заботливым лицом. Тоже сволочь редкостная. Ужас прошел. Я и думать о том страхе забыл.

По пути домой из-за каждого угла показывались хохочущие колдун с Зинкой. Она показывала на меня, а колдун грозил мне своим узловатым указательным пальцем с огромным когтем. Специально дразнили меня, целовались в открытую. А потом колдун стал раздевать мою жену. Обида и злость от бессилия захлестнули с новой силой. Моя правая, «скелетная» рука так и норовила крутануть руль, чтобы въехать в ближайший фонарный столб.

«Не дождетесь! Я вам устрою, суки!»

Я рывком оказался в «домике хоббита». Дышал тяжело, спина была в холодном липком поту. Рот вместо воздуха глотал пустоту. Мучительно хотелось жить.

– С тобой все в порядке? – рядом на корточках сидела Фиона-бизнесвумен. – Я выдернула тебя из инфосети, слишком полное слияние. Я такого не ожидала.

– Как с эльфом, в натуре! – Грудь, вздымавшаяся кузнечными мехами, постепенно уменьшала амплитуду движения. Воздуха становилось более-менее достаточно, удушье проходило. – Э, нет, Фионочка, с меня хватит. Сама пересказывай или реалистичность убери.

В Эгноре я случайно погрузился в сознание древнего мага, который был существом измененным. Человеком, стараниями одного сумасшедшего архимага переделанным в эльфа, – вечное нестареющее создание с высоким магическим потенциалом (легкостью оперирования пси-полем).

Из тридцати детей выжили и превратились в эльфов лишь двадцать. Эксперимент был далеко не первым, но стал единственным успешным. Если только психопатические асоциальные наклонности вкупе с легкой возбудимостью, которые выявили у всех новоиспеченных бессмертных (а именно с целью достижения бессмертия эксперимент и ставился), можно было считать удачей. Жертв бесчеловечного опыта растили, учили, окружали заботой, желая исправить характер детей-сирот, но… в итоге их, уже взрослых, имеющих собственных отпрысков, раскидали по разным мирам. Тех, кто не хотел уходить с родного Эгнора, находили убитыми. Эльфы намеки поняли.

«Мой», Игориэль, был последним, упорно не желавшим покидать Эгнор. Он и оставил о себе память в виде растерзанного мира. Его месть оказалась глобальной.

– Не могу! Я всего лишь стихия разума! Даже не стихия, а ее отражение в тебе. У меня нет ничего своего. Моя личность – плод моего взаимодействия с носителем, то есть с тобой.

– Но ты так здорово обо всем рассказываешь!

– Кроме инфосети-ноосферы. Я знаю о ней многое, и все исключительно теоретически-логически. Ты – мой интерфейс для работы в этой сети, и, похоже, мы подхватили в разбитой ноосфере Эгнора вирус того самого эльфа.