За трапезой Борис сказал, что государь вскоре захочет побеседовать с Климом. Он болен, и болезнь мешает ему заниматься государственными делами. Потому посланы по Руси гонцы, и лучшие лекари, знахари и ведуны уже собираются в Москве. Клима Акимовича государь считает мудрым целителем...
...До свидания с царём Годунов пригласил Клима в Кремлёвский дворец. Мария Григорьевна радостно встретила Климушку. Поведала о своих болестях и великой печали: Господь не посылает им детей.
Здесь Клим встретился с царевичем Фёдором. Годунов привёл Клима в покои, где царевич в обществе двух парубков колол в чугунной ступке и ел грецкие орехи. Парубки заметили пришедших, поднялись, прервав свои занятия, а Фёдор продолжал стучать и что-то говорить невнятно — рот набит орехами.
Годунов громко провозгласил здравицу, нарочито низко поклонился. Царевич поперхнулся, прикрыл рот рукой, потупился, как нашкодивший ребёнок. А ему тогда уже минул двадцать пятый год. Был он розовощёкий, упитанный, усы наметились пушком под большим, крючковатым носом. За столом, сидя на скамье, Фёдор отличался широкими плечами, но стоило встать, он, из-за коротких ног, оказывался на голову ниже окружающих. Любимые дела царевича — кушать орехи и звонить в колокола — силы хватало на самый большой.
Годунов предложил Фёдору рассказать целителю Климу Акимовичу о своей болезни. Тот, прожевав орехи, принялся объяснять, что его грызёт боль справа под ложечкой. Во время разговора он постоянно поглядывал на Бориса, ловя его одобрительные кивки. Из этого и других признаков Клим понял: царевич только что не молится на свояка и из-под воли его не выйдет.
Не единожды Клим беседовал с женой Фёдора-царевича, Ириной Фёдоровной, чернобровой красавицей, и наедине, и в присутствии Марии Григорьевны. Всегда оказывалось, что она в добром здравии, а вот Фёдор Иоаннович опять утром кашлял...
В общем, дворцовые знакомства произвели на Клима впечатление какой-то затаённой, бесконечной скуки, во всяком случае — в этой половине...
Наконец государь допустил Одноглаза до очей своих в конце какого-то приёма. Вид Ивана поразил Клима. После встречи у Годунова прошло меньше трёх лет, но от худощавого, подвижного человека ничего не осталось. Перед ним в широком кресле сидел совершенно незнакомый старик! Под скуфейкой жёлтая, блестящая голова без намёка волос. Высокий лоб стал ещё выше, еле заметная ниточка серых бровей обозначилась над глубокими тёмными впадинами, откуда сверкали зловещим огнём глаза. Под глазами мешки и одутловатые щёки, между которыми усохший горбатый нос над припухшими красными губами. В первый момент подумалось, что они покрашены! Усы и редкая борода неопределённого серого цвета. Такая негосударственная голова возвышалась над голубым, шитым золотом кафтаном. На поручнях кресла из золота рукавов выглядывали жёлтые припухшие руки с пальцами, унизанными драгоценными перстнями.
Этому незнакомцу Клим поклонился и услыхал звонкий голос того, прежнего Ивана:
— Вот мы с тобой опять встретились, Одноглаз. У меня поживёшь.
Государя окружила прислуга, и вынесли вместе с креслом. Далее Иван встречался с Климом почти ежедневно на сон грядущий. Притом на лекаря как бы наложили домашний арест: ему выделили при дворце каморку, которую он мог покидать только с разрешения постельничего боярина.
При встречах государь расспрашивал о былых походах, зачастую задавал по несколько раз одни и те же вопросы. Клим терпеливо растолковывал, понимал, что его пытаются поймать. Часто в уголке покоев пристраивался что-то записывающий дьяк. Внешне всё казалось спокойным, но Климу приходилось постоянно напрягаться.
Часто государь проводил с Климом вечера за шахматным столом. Тогда государь требовал тишины и чтобы никто не мельтешил, не отвлекал его внимания. Клим тоже старался не двигаться. Иван в шахматы играл хорошо, часто выигрывал, самодовольно потирая руки. Проигрыши принимал спокойно, старался вспомнить, когда совершил роковую ошибку.
Иногда при игре присутствовали зрители, чаще других — Годунов. Иван советовал ему не без насмешки:
— Учись, Борис! Ты у нас самый умный из бояр, умеешь заглядывать на три хода вперёд!
Но были вечера, когда Иван играл рассеянно, ошибки следовали за ошибками. Клим подправлял ходы, подсказывал. Вот тут Иван начинал сердиться, но ошибки всё же исправлял.
Перед большими праздниками Клим читал вслух Четьи-Минеи.
За это время о болезни государя, о лечении не было сказано ни слова, хотя Иван очень интересовался, как простой вой стал лекарем, даже целителем. От других людей Клим узнал, что в Кремле собрались десятка три разных знахарей и ведунов. Они живут в кремлёвской знахарской избе и по очереди беседуют сперва с Богданом Яковлевичем Бельским, а уж потом, подготовленные соответствующим образом, допускаются к государю...
И вот в одно из вечерних посещений государь, разогнав прислужников, как перед игрой в шахматы, наклонился через столик и тихо спросил:
— Целитель Клим, что скажешь о моей болезни?
За время общения с Иваном Клим понял, что у того водянка почечного или сердечного происхождения. У него отекли ноги, исчезла худоба тела и лица, казалось бы, что он помолодел, если бы не двойные синие мешки под глазами, а иной раз и тройные. Он неумеренно много пил отвары и квасы разные. Зная всё это, Клим ответил сдержанно:
— У человека внешность обманчива. Возможно, у тебя начало водянки. Точно смогу сказать тебе, когда осмотрю и ослушаю твоё, государь, тело.
— А от чего такая напасть? И что делать теперь?
— От разного, государь, бывает. А самое надёжное лечение — не поддаваться хвори. Надобно, чтоб тебя не носили, а самому ходить. А слуги пусть только поддерживают на первых порах.
— Ноги не держат, Клим... Скажи, отравы есть, чтоб водянку вызывать?
— Государь, я — лекарь. Знаю, как лечить болезни, но не ведаю, как вызывать. Хотя известно, что одно и то же лекарство одного вылечить, а другого погубить может.
Наконец наступил день, когда Иван допустил Клима к своему царственному телу. Потом спросил:
— Что скажешь, целитель Клим?
Целитель от прямого ответа ушёл:
— Государь, чтобы ответить, как тебя лечить, надобно подумать, лечебник почитать. Завтра...
— Ладно, завтра, так завтра... А вот тут в лекарской мои лекари ждут тебя. Я им приказал выложить тебе всё, чем они лечат меня. Ступай.
Последнее время государя лечили три лекаря: английский, немецкий и русский. Они встретили Клима настороженно, англичанин с надменной насмешкой. Рассказывал о лекарствах и лечениях немецкий лекарь. Он применял, надо полагать, умышленно латинские названия. Клим остановил его и обратился к русскому лекарю:
— Брат мой, ты понимаешь, о чём говорит немец?
— Так... Вроде как... Кое что не понимаю.
— А вы, доктор, — повернулся он к немцу, — ежели плохо знаете русский, я вам помогу, латынь знакома мне, но русский коллега обязан понимать всё.
Теперь англичанин погасил улыбочку, немец заговорил по-русски чище... Оказывается, они исполняли желание государя и применяли ускоренное лечение. Когда дело пошло на поправку, понизили крепость лекарства, а через седмицу предполагают перейти на траволечение...
Выслушав их объяснения, Клим спросил: кто решает, какие лекарства давать царю, как и где готовят лекарства и отвары.
После длительной беседы Клим поблагодарил лекарей и собрался уходить, но к нему обратился англичанин:
— Любезный доктор, мы бы хотели послушать ваши выводы и заключение.
Клим почтительно раскланялся:
— Тронут вашим вниманием, господа. Прошу прощения за беспокойство. Выводы и заключение я завтра доложу государю. Просите его, чтоб присутствовать при сем.
У входа в каморку Клима поджидал служитель, который проводил в покои Годунова.
Борис давно ожидал Клима, он читал книгу и потягивал вино.
После взаимных приветствий Борис налил Климу, долил себе и предложил выпить за встречу. Потом выпили за здоровье друг друга. Хозяин налил по третьему, Клим отодвинул свой бокал и вопрошающе посмотрел на Бориса. Тот отодвинул и свой. Кашлянув, сказал:
