— А что тогда женское дело? — откликнулась задетая за живое его словами Ванда. — Сидеть за прялкой, вышивать гобелены?
— Ну, хотя бы это… — развел руками Орешников. — Чем плохое занятие? Пусть скучновато, зато жизнью рисковать не нужно.
— Я, может, и не рисковала бы! — с болью в голосе промолвила Ванда. — Да только у меня не было иного выхода.
Когда родные стены становятся узилищем, а близкие люди — врагами, поневоле сбежишь на войну. Там хоть знаешь, кто недруг и чего от него ждать…
— И как сталось, что тебе опостылел дом? — вопросил ее московит.
— Едва ли тебя развлечет моя история… — подняла на него грустный взгляд девушка. — Ты, верно, слышал подобные рассказы…
После всего пережитого Ванде хотелось излить кому-нибудь душу, избавиться от накопившихся переживаний. При иных обстоятельствах она бы не доверила свои чувства первому встречному мужчине.
Но сейчас у нее не было выбора. Угнездившаяся в сердце девушки боль рвалась наружу, а ехавший рядом московит вполне подходил на роль слушателя.
— Счастлива я была лишь в детстве… — словно продолжая прерванную мысль, вымолвила она. — Тогда мне казалось, что в грядущем меня ожидает много любви и добра. Дивно, когда я думаю о былом, мне чаще вспоминаются солнечные дни.
Мои родители любили друг друга и своих детей. Старшим был брат Стефан, за ним шла сестра Анна, я была младшей в семье. Отец меня баловал, учил ездить верхом и стрелять из арбалета.
Моя старшая сестра не отличалась ловкостью и посему с детства завидовала мне. Она часто язвила в мой адрес, говоря, что я в одежде верхового выгляжу, как подстреленный воробей.
Но я не обижалась. Моя жизнь была полна радости, и глупые шутки Анны не могли ее омрачить. Так продолжалось до того дня, когда умерла матушка.
Она давно мучалась от боли в груди. Местный лекарь поил ее травяными отварами, облегчавшими страдания, но так и не излечить от недуга. Полгода болезни иссушили маму, и она стала подобна призраку, с трудом передвигающемуся по родному замку…
Ее смерть стала ударом для всех нас, но больше всего она преобразила отца. Он словно постарел на десять лет, стал нелюдим, забросил охоту. Вместе с мамой из его сердца ушла радость бытия, и, казалось, он ждал смерти как избавления от душевной муки.
Однажды осенью, возвращаясь из поездки в Краков, батюшка попал под дождь и простудился. Брат вызвал к нему лекаря, но отец наотрез отказался принимать снадобья. Неделю он изнывал от жара, призывая в бреду маму, умоляя ее не уходить.
Всю эту неделю на дворе лил дождь, а когда он прекратился и в просвет облаков выглянуло солнце, отец открыл глаза, в последний вымолвил любимое имя и умер, оставив детей наедине с миром…
К тому времени моему брату уже исполнился двадцать один год, он был посвящен в рыцари и унаследовал вотчину. Но долго управлять родовыми владениями ему не пришлось.
На южных границах Унии вновь пошли в наступление турки, и
Государь призвал Стефана на войну. Через полгода к нам пришло известие о том, что брат погиб, сражаясь с сарацинами.
Шляхтич, поведавший о кончине Стефана, сказывал, что он успел забрать с собой на тот свет с десяток нехристей, но и сам был изрублен так, что не удалось собрать даже его останков.
Порой мне кажется, какая-то злая сила вознамерилась истребить наш род, так скоро смерть унесла маму, отца и брата…
Ванда умолкла, потупив взор в конскую гриву. Орешников не торопил ее продолжить рассказ, ожидая, когда девушка справится с чувствами.
— Дальше было еще хуже, — продолжила прерванное повествование Ванда. — Ты, верно, знаешь, что женщины в Унии не наследуют отчие владения. Со смертью брата наш замок и земли остались без хозяина.
Государь нашел для них нового владельца. Им оказался королевский егерь, до сорока лет ходивший в оруженосцах и лишь недавно обретший рыцарское достоинство. Анне шел девятнадцатый год, и она вполне могла стать женой новоиспеченного вассала.
Поженив их, Государь мыслил свершить два добрых дела: наделить землей своего слугу и дать возможность нам с сестрой остаться в родных стенах.
Может, для Анны брак с рыцарем и был выходом из того положения, в коем мы очутились, но мою жизнь он превратил в пытку. Из дочери я превратилась в содержанку, зависимую от милости нового владельца поместья.
По закону, он должен был обеспечивать меня кровом и пищей до того дня, когда я выйду замуж. Но кто захочет сватать бесприданницу, тем паче, что муж Анны быстро промотал завещанные нам батюшкой средства?..
Дня не проходило, чтобы он не попрекал меня куском, сетуя на то, в какие расходы ему обходится мое содержание. Что до Анны, то она во всем соглашалась с мужем и даже не скрывала, что ждет моего отъезда, как манны небесной.
Порой нам кажется, что хуже, чем нынче, быть не может. Так думала и я, пока мой деверь не сотворил новую подлость. Я давно уже замечала его похотливые взгляды, но со временем он настолько осмелел, что стал приставать ко мне в открытую.
Пока дело не шло дальше слов, я умудрялась ускользать от его домогательств. Но однажды он напал на меня в конюшне и попытался взять силой.
Я отбивалась, как могла, исцарапала негодяю всю рожу, но он хрипел, как одержимый, и рвал на мне платье. На мой крик прибежали слуги, за ними пришла и моя сестра. Я, глупая, понадеялась, что Анна примет мою сторону хотя бы сейчас.
Но она обрушилась на меня с обвинениями, будто это я соблазняю ее драгоценного муженька! При конюхах и служанках сестра поносила меня, именуя кабацкой девкой и дрянью!
Сего вынести я не смогла. Наутро, собрав свои пожитки, я вскочила на коня и отправилась на юг с тем, чтобы примкнуть к одному из королевских отрядов, идущих на войну. Как видишь, мне это удалось!..
— Похоже, твоя сестра была ослеплена любовью к супругу, а он тем беззастенчиво пользовался, — покачал головой Орешников. — Он, верно, был хорош собой?
— Какое там! — брезгливо поморщилась Ванда. — Плешивый, тощий, с кривым носом…
Постой, ты хочешь сказать, что если бы он был красавцем, я должна была ему поддаться?
— Вовсе нет! — смущенно отвел глаза в сторону боярин. — Я хотел лишь сказать, что не разумею женщин. Иные из них любят мужчин за красоту, прощая им несусветные мерзости, другие же, как твоя сестра, готовы простить подлость даже уроду…
— Не все женщины таковы, как ты молвишь! — обиделась за слабый пол Ванда, — У Анны просто не было выбора, за кого выходить замуж, вот она и прикипела к тому, кого ей послала судьба.
Но в одном ты прав! Женщины не всегда влюбляются в красоту. Взять хотя бы мою сродную сестру, Эвелину. У нее был выбор и сватались к ней первые красавцы и богачи Унии. Однако она предпочла им твоего земляка из Московии, бедного боярина с лицом, изрытым оспой!
А знаешь, почему? Потому что он превзошел храбростью и благородством всех нобилей Польши и Литвы!
— Постой, о какой Эвелине ты речешь? — встрепенулся Орешников. — Не о княжне ли Корибут?
— О ней самой, — кивнула спутнику девушка. — А тебе откуда известна история моей сродной сестры?
— Мне ли не знать ее! — нежданно развеселился московит. — Я даже знаком с возлюбленным твоей родственницы! Его звать Дмитрий Бутурлин, и, скажу больше, мне с ним доводилось бывать не в одном походе!
— Ну, и каков он? — не смогла сдержать любопытства Ванда. — Правда, что из-за рубцов от оспы нельзя разглядеть черт его лица?
— Молва, как всегда, преувеличила! — досадливо поморщился Орешников. — Оспа и впрямь коснулась лица боярина, однако большого ущерба не нанесла.
А что до его доблести, то тут преувеличения нет. Дмитрий и впрямь великий воин. Я сам много ценных умений у него перенял. И не только боевых. Он владеет доброй дюжиной языков, а книг перечитал столько, что не всякий ученый монах за ним угонится!
Бутурлин не только спас твою сестру из рук татей, он изловил их вожака, служившего крестоносцам, а главного виновника смерти Князя Корибута лично сразил в поединке!
