А что, если чужеземец собирался лишить жизни самого Великого Князя? Обезглавить Московию в канун грядущей войны было бы весьма соблазнительно и для шведов, и для Османской Порты. И если шпион прибыл на Москву с целью убийства Ивана, он уже мог начать действовать.

Дмитрий не знал, сколько времени ему отпущено небом на поимку злокозненного татя. Посему он не мог терять ни минуты. Нужно было срочно поднять на ноги городскую стражу, запереть все выходы из Москвы.

— Беда пришла, боярин! — с ходу обратился он к Воротынскому, въезжая на двор Московского Владыки. — Великому Князю грозит смерть!

— О чем ты, Митя?! — глаза старшего боярина широко раскрылись от изумления. — Кто угрожает Государю?

— Иноземный тать, переодетый в возчика дров. Он только что был на сем подворье!

— В возчика, дров? — недоуменно переспросил его княжий домоуправитель. — Их тут много побывало… Каков он на вид?

— Молодой, жилистый, с козьей бородкой.

— Быть не может! — изумился боярин. — Да он по-русски изъясняется не хуже нас с тобой. Разве что говор у него Новгородский…

— Говорю тебе, враг это иноземный! Газда его опознал. Минувшим летом он приезжал к казакам. Подбивал их от имени Москвы выступить против Унии, а в решающий миг бросил…

Тогда он бойко молвил по-московски, ныне же на новгородскую речь перешел!..

— А твой приятель не мог обознаться?! — грозно сдвинул брови к переносице Воротынский. — Я подниму стражу, а окажется, что твой Газда, или как ты там его кличешь, принял за врага новгородца!

— Да чтоб меня гром побил, если это не тот самый тать, что обманул Подкову! — вспылил Газда. — Я сию рожу хорошо запомнил, давно ее искал, чтобы рассчитаться за грехи!

— Как бы там ни было, лучше перебдеть, чем недобдеть, — подытожил сказанное Бутурлин. — Боярин Михайло, вели страже запереть все городские ворота, а мы пойдем искать татя.

Еще нужно предупредить Великого Князя, чтобы он не выезжал со двора. Кто знает, что замыслил чужеземец…

— Не учи ученого! — возмущенно фыркнул Воротынский. — Сей же миг пошлю гонцов к привратной страже. Вот только удержать Государя дома мне не удастся.

В церкви он ныне, молится. Нужно поторопиться, дабы встретить Владыку на выходе из храма. С ним десяток конных дворян, но, боюсь, для защиты Князя сего будет мало. Как бы проворен ни был тать, едва ли он нападатет на Государя в одиночку. Наверняка у него есть пособники!

— Худо дело! — досадливо покачал головой Дмитрий. — Тем паче его нужно изловить!

Ты, Михайло, борони Князя, а мы прошерстим все закоулки, где мог схорониться враг. Газда видел его выезжающим с княжьего подворья. Куда возчики могли направиться, отгрузив дрова?

— В кабак, куда же еще! — хмыкнул старший боярин. — Я их за усердие медной мелочью наградил, так они, видно, подались ее пропивать!

— Куда подались, не ведаешь? — придвинулся к нему Бутурлин. — Вспомни, Михайло, может, они сказывали! В Москве кабаков пруд пруди, а у нас времени в обрез!

— Погоди, дай припомнить… — задумчиво нахмурился распорядитель Двора. — Сдается мне, староста возчиков что-то рек об Анфимьевне, у коей на Москве самая крепкая брага. Похоже, туда они и собирались!

Возьми-ка, Митя, десяток ратников и нагрянь к сей Анфимьевне. А я поскачу за Государем!..

Купчиху, содержавшую кабак и странноприимный двор, звали Натальей, но отчего-то добрая половина Москвы именовала ее по отчеству, Анфимьевной. Дочь известного в городе оружейника, Наталья была просватана за сына купца, поставлявшего к Княжьему двору пряности и сласти.

Их брачный союз не был долгим. Молодой супруг славился любовью к кулачным боям, из коих частенько выходил победителем. Но однажды счастье ему изменило. Очередной противник так глубоко рассадил ему голову, что муж Анфимьевны умер, не приходя в себя.

Братья покойного вскоре завладели его имуществом, но чтобы не оставить вдову без средств, отдали ей во владение кабак с пристроенным к нему гостиным двором.

Так они успокоили совесть и дали жене брата время подумать о своей дальнейшей судьбе. Братья мнили, что вдова не потянет в одиночку дело, доставшееся от мужа, и сама предложит им выкупить у себя оставшуюся часть мужнего имущества.

Но не тут-то было! Анфимьевна не только удержала на плаву свой корабль, но и дала форы прочим владельцам подобных заведений. Ее кабак славился лучшей на Москве брагой, вкусной и сытной едой, уважительным отношением к завсегдатаям и гостям столицы.

На странноприимном дворе останавливались заезжие купцы и крестьяне, поставлявшие провизию к столу Великого Князя. Немудрено, что возчики дров, снискавшие благодарность старшего боярина, тоже поспешили заночевать под сенью ее дома.

Бутурлин со товарищи застал их там за длинным столом, где деревенский патриарх и его односельчане попивали медовуху. Однако чужеземного лазутчика среди них не оказалось.

— Нам нужен ваш приятель с козьей бородой, — обратился к селянам Бутурлин. — Как его найти?

Успевшие набраться браги, возчики не горели желанием отвечать на вопросы боярина, и лишь недоуменно пожимали плечами. Но когда Газда потянул из ножен саблю, пьяная одурь сошла с их лиц, словно чья-то рука сдернула наводящее морок покрывало.

— Спрашиваю еще раз, — отчетливо произнес Дмитрий, — где ныне ваш земляк?

— Митька, что ли? — опасливо косясь на полуобнаженную саблю казака, произнес староста. — Помилуй, боярин, на что он тебе?..

— Митька? — опешил от неожиданности Бутурлин. — Он что, сам себя так именует? Не чаял я обрести тезку! Ладно! Куда он подался?

— Так он это… по делу вышел, — промямлил деревенский патриарх, — хозяйка кабака его покликала…

— По какому делу? — нависший над столом Газда полностью обнажил клинок.

— Да будь нам сие ведомо, разве бы мы от тебя утаили? — глаза старосты наполнились ужасом. — Не прогневайся, боярин, откуда нам знать, для чего он понадобился Анфимьевне.

Вроде как взялся ей рану лечить, а что меж ними на самом деле вышло, одному Господу ведомо! Ежели бы нам кто загодя сказал, что ты будешь искать Митьку, мы бы ни за что его не отпустили…

— Едва ли они скажут что-либо путное, — грустно усмехнулся, Флориан, да лазутчик и не посвящал бы сих бедняков в свои замыслы…

— Митька с хозяйкой в ее покоях на втором поверхе укрылись, — нежданно прорезался самый трезвый из возчиков, — похоже, у них там любовь…

В считанные мгновения Дмитрий и его спутники взбежали по бревенчатой лестнице на верхотуру дома Анфимьевны. Сбив мощным пинком внутренний дверной засов, боярин вломился в хозяйскую светлицу.

То, что они увидели, изумило всех. Дородная молодая женщина с распущенными рыжими волосами была привязана по рукам и ногам к столбу посередине светелки и громко мычала ртом, заткнутым обрывком одеяла.

Проведя саблей вдоль столба, Газда рассек веревки, коими была опутана Наталья, а Бутурлин избавил страдалицу от кляпа, вытолкнуть коий языком ей было не под силу.

Анфимьевна горько разрыдалась.

— Чего зря плакать? — попытался утешить ее Газда. — Для тебя все страшное уже позади!

— Горемычная я! — оглашала горницу всхлипываниями Наталья. — Надо же, так осрамиться! В очи нежно глядел, сладко молвил! И сам был такой пригожий!.. — последние слова женщины потонули в бурных рыданиях.

— Когда мы поднялись ко мне в светелку, он оглушил меня кулаком да к столбу привязал, — продолжала, придя в себя, вдова, — а сам в окошко вылез!

— Для чего ему было вылезать в окно? — недоуменно вопросил друзей Флориан.

Дмитрий перевел взгляд на распахнутый оконный проем, и страшная догадка пронзила его разум…

Во времена княжения Ивана Третьего большая часть московских построек все еще оставалась деревянной. Каменными были лишь крепостные стены города, здания церквей да палаты самого Московского Владыки.

Немудрено, что на Москве то и дело вспыхивали пожары. Чтобы как-то уберечь от них столицу, Великий Князь повелел выстроить в середке града звонницу, с вершины коей особо зоркие мужи могли бы наблюдая за городом, раcпознавать начало возгорания.