Кроме истребления грызунов в городских амбарах, братья промышляли охотой на зайцев и лис. В полях, на подступах к городу, они ставили силки и капканы, в которые то и дело попадалась добыча.
Мясо пойманных зверьков Гмуры съедали сами, шкурки же продавали скорнякам. Все это помогало братьям сводить концы с концами, но не более того.
Их положение изменилось, когда в Стокгольме объявился фон Велль. Он сразу приметил неказистых, но ловких крепышей, в чьих глазах таилась обида на целый свет.
Из близнецов могли получиться неплохие помощники, от которых, в случае чего, можно было легко избавиться, угостив их отравленным вином или обезглавив ударом меча.
Единственное, чего, по мнению тевтонца, недоставало Гмурам, чтобы стать идеальными исполнителями его воли, так это изобретательности ума, присущей ему самому и оцененной им в Харальде.
Зато братья беспрекословно подчинялись своему хозяину и готовы были убить всякого, кто посмел бы ему возразить…
По спине Харальда вновь пробежал неприятный холодок. Что, если тевтонец ему солгал, обещая долгую службу? Быть может, убийство Бродериксена было последним заданием, припасенным для него Командором? Тогда после гибели министра датчанин становился ему больше не нужен и даже опасен как свидетель его тайных, дел.
Чтобы усыпить бдительность Харальда, фон Велль мог сказать ему, что устранение королевского советника — лишь начало его карьеры на службе Ордену, сам же вполне мог отдать Гмурам приказ похоронить датчанина в глубинах подземелья.
Для человека, владеющего чужими секретами, трудно было найти могилу лучше стокгольмской клоаки. Он навсегда сгинет в царстве смрадной тьмы, а крысы довершат дело, не оставив от него даже костей…
Кто же из Гмуров нападет на него первым? Проще это было сделать тому, что шел за ним по пятам. Он наверняка попытается ударить Харальда в спину ножом. Или схватит сзади за шею, чтобы повалить наземь. Тогда удар ножом нанесет тролль, идущий впереди…
В обоих случаях позицию датчанина нельзя было назвать выигрышной. Шансов уцелеть у него было немного. При других обстоятельствах он сумел бы отпрыгнуть в сторону и, выхватив нож, разделаться с врагами, но узость проходов подземелья лишала его свободы маневра.
Впрочем, даже если Харальду удастся перебить своих провожатых, едва ли он сможет выбраться на свет божий из сей обители зловония. Гмуры здесь находили путь по каким-то значкам, нацарапанным ими на стенах.
Но Харальд не ведал, что значит каждая оставленная братьями закорючка, и был обречен блуждать по подземным ходам до тех пор, пока его не покинут силы и он не станет добычей крыс.
Это было куда страшнее удара ножом, и при мысли о таком исходе датчанин внутренне содрогнулся.
Словно подтверждая его опасения, факельный свет вырвал из тьмы чисто обглоданный скелет крупного мужчины, привалившегося к стене коридора. От конечностей покойного мало что осталось, позвоночник и ребра тоже хранили следы крысиных зубов, но череп оставался в сносном состоянии.
Запрокинутый назад, с отвисшей челюстью, он изумленно взирал на пришельцев впадинами глазниц, словно не веря в то, что его наконец нашли.
Харальд представил, сколько времени сей бедняк бродил по бесконечным лабиринтам клоаки, пока его не настигла смерть.
Судя по зубам, это был молодой парень, страстно хотевший жить и боровшийся за жизнь до последних ее мгновений.
— Кто это? — спросил датчанин у своих спутников. — Вы его знали?
— Вот еще! — презрительно фыркнул Гмур, идущий впереди. — Какой-нибудь бродяга или висельник, решивший, что сможет здесь укрытся от закона!
— Забраться сюда у него ума хватило, а обратной дороги он найти не сумел, — откликнулся замыкающий шествие Гмур. — Да он здесь не один такой. Поброди денек по клоаке — с десяток подобных молодцов найдешь…
Мы-то с малолетства по подземельям лазаем. Знаем все ходы, все выходы. Оно ведь как бывало? Идем с братом по улице, а навстречу мальчишки старше нас ватагой несутся.
Как увидят нас — кричат: «Гмуры, Гмуры!!!» И давай бить по чем зря. Вот мы и нашли путь к спасению. Прознали, где на какой улице водосток, и, если враги нас нагонят с тем, чтобы избить или забросать камнями, мы сразу туда, в клоаку, стало быть, ныряем.
Поначалу страшно было, а потом ничего, освоились. Зато теперь знаем сию бездну, как свои пять пальцев. А если чужак сюда полезет — навеки здесь и останется. А мы ему в том поможем!..
Шедший впереди Гмур, обернувшись, сердито глянул на брата, и тот умолк, поняв, что сболтнул лишнее.
— К тебе сие не относится, датчанин, — произнес Гмур, заметив настороженность Харальда, — так что не дрожи! Подумай, стали бы мы тебя тащить через всю клоаку, чтобы прикончить? Куда проще было бы свернуть тебе шею у входа в подземелье!
— Да я не думаю ни о чем таком… — попытался возразить датчанин.
— Думаешь! — оборвал его тролль. — Любой бы на твоем месте думал! Но хозяин велел оставить тебя в живых, а мы его воле не прекословим!
У Харальда немного отлегло от сердца, однако расслабляться он не спешил. Бывший пират не настолько хорошо знал братьев, чтобы доверять им.
Датчанин облегченно вздохнул лишь тогда, когда впереди забрезжил сумрачный свет. Его лучи пробивались в подземелье сквозь щели в каменных сводах, нависавших все ниже над головами подземных скитальцев.
Осмотрев прорехи, сквозь которые струился свет, идущий впереди Гмур подлез под одну из каменных плит кровли, уперся в нее спиной и, громко кряхтя, попытался поднять.
Послышался скрип, плита поддалась, сдвинувшись вверх. Открылось квадратное окошко лаза, сквозь которое в подземелье хлынул поток света. Гмур пролез в него до половины, подтянул ноги и спустя мгновение был уже наверху.
Проследовав за ним, Харальд оказался в низком, сводчатом помещении, где они накануне обсуждали с тевтонцем план убийства Бродериксена. После кромешной тьмы подземелья неяркий свет, наполнявший комнату сквозь узкие окошки, казался датчанину ослепительным.
Когда глаза его привыкли к свету, он понял, что за время их блужданий по клоаке солнце едва успело подняться над горизонтом. Но Харальду его недолгое пребывание под землей казалось вечностью.
Пока он приходил в себя от темноты и смрада подземелья, Гмуры вернули плиту, закрывавшую лаз, на прежнее место, и присыпали пол соломой, скрыв вход в подземелье от посторонних взоров.
Тевтонец ждал их в соседней комнате, возле пылающего очага. Сложенный грубыми руками Гмуров, он давал больше чада, чем тепла, но, похоже, куратору Харальда сие не доставляло неудобств.
— Как успехи? — безучастно вопросил он, даже не соизволив обернуться к подчиненным.
— Душа Никеля стучится в двери Чистилища, — ответил за всю троицу Харальд, — скоро эта новость долетит до всех горожан!
— Уже долетела! — кивнул головой фон Велль. — Слышишь шум на улицах? Это стражники ищут убийцу Бродериксена.
С улицы впрямь доносились громкие крики и лязг оружия. В поисках преступников городская стража перекрывала все выходы из стокгольмской клоаки, обыскивала крестьянские повозки, в коих убийцы могли, тайно покинуть город.
Ворвавшись на рыночную площадь, солдаты принялись переворачивать вверх дном клети и корзины ни в чем не повинных, торговцев.
Стража врывалась в таверны и гостиницы, публичные дома и ночлежки для бедняков. Подозрительных лиц блюстители порядка отправляли в тюрьму при городском магистрате. В считанные минуты, шведская столица, привычная к спокойной и размеренной жизни, стала похожа на дом для умалишенных.
Сердце Харальда больно уколола мысль об Ингрид. Стражники наверняка уже побывали в ее заведении. Что подумала она, не обнаружив его утром в постели? Не придет ли ей на ум, что ее возлюбленный и есть убийцей королевского советника?
Словно услышав мысли датчанина, фон Велль кивнул на большую бадью с подогретой водой у стены.
— Тебя отведут к дому безопасной дорогой, но сперва ты должен избавиться от смрада клоаки и сменить платье, — произнес он, чуя исходящую от Харальда вонь. — Запах сточных вод может тебя выдать. А это тебе за труды!
