Зная, что ночевка в лесу начинается с разведения костра, они зажгли факелы и поспешили на поиски топлива. Особого успеха в сем деле не предвиделось.
После ливней, не оставивших в лесу пяди сухой земли, было бы наивно думать, что найдется хотя бы прутик, не напитанный влагой. Оставалась лишь надежда на походный запас древесного угля и соломы, коий помог бы воинам разжечь кострище.
Дабы не удаляться от лагеря, солдаты искали хворост под кронами придорожных деревьев. Набрав в охапку сучьев, они спешили к собратьям, колдовавшим над робким еще огнем.
Как и их господину, ночевка в лесу не доставляла бойцам радости, однако, привычные к походам, они не роптали на долю. Большинство из них грезило лишь о том, чтобы к утру вновь не полил дождь.
Молодой воин, недавно принятый на службу, забрел в лес глубже своих товарищей. В факельном свете ему почудилась под кустами сравнительно сухая коряга. Но ощупав ее, солдат убедился, что она не суше всего остального в наскозь промокшем лесу.
Разочарованно вздохнув, парень вытер о куртку мокрые руки и уже собирался вернуться к костру, когда почуял чей-то взгляд. Обернувшись, он замер в изумлении. За его спиной стоял человек, облаченный в рыцарские доспехи.
Зрелище было столь дивным, что солдат не поверил своим глазам. Прежде чем он опомнился, железное изваяние ловким ударом вогнало парню топор промеж глаз.
— Хорошая работа, Лейф! — донесся из ближайших кустов негромкий намешливый голос. — Ну, а теперь за дело! Убейте их всех!
Христиан Розенкранц вздрогнул от неожиданности, когда солдат, несущий к костру сучья, повалился наземь с короткой стрелой в затылке. Его товарищ, осознав, что сталось, бросился к коню с привязанным к седлу оружием, но, не добежав до него, рухнул, пронзенный сразу двумя стрелами.
В то же мгновение лес наполнился голосами. Свирепые крики звучали то справа, то слева от дороги, сбивая датских воинов с толку.
Те из них, кому удалось добраться до арбалетов, пытались отстреливаться. Но ведя огонь наугад, они едва ли могли причинить недругу урон. Зато скрытые чащобой тати били без промаха, поражая одного датчанина за другим.
В считанные минуты с посольским отрядом было покончено. Выйдя с факелами из леса, убийцы стали добивать мечами и кинжалами раненых воинов. К изумлению Розенкранца, они оказались отнюдь не русичами, как он того ожидал.
Людей, осмелившихся напасть на королевского посланника, защищали латы западного образца. Старших над ними в полных доспехах граф сперва принял за рыцарей, однако по отсутствию шпор на сапогах догадался, что это наемники.
Лихорадочно озираясь, Христиан искал путь к бегству, но враги уже окружили его, отрезав от леса. В трех шагах от кареты разбойники остановились.
Граф похолодел, увидав в руках у одного из татей двуручный меч, а у другого — не менее грозную секиру. Но ему стало еще хуже на душе, когда из-за спин латников вышел белокурый красавец с козьей бородкой.
Розенкранцу хватило мгновения, дабы узнать в нем главу шведской разведки Бродериксена, с коим он как-то виделся во время поездки в Стокгольм. Судя по выражению лица шведа, тот тоже узнал его.
— Дорогой граф, как же я рад вас видеть! — шутовским жестом распахнул он обьятия датчанину. — Вы, верно, не чаяли встретить меня по пути домой?
— Бродериксен, вы? — бледнея, выдавил из себя Христиан. — Что значит сие нападение?..
— Это значит, что мой Государь огорчен решением вашего Короля предать общие интересы и вступить в союз с врагами Шведской Короны! — Бродериксен улыбался, но глаза его оставались холодными и злыми. — Несказанно огорчен!
— Вы ошибаетесь, Ральф!.. — попытался разубедить шведа в его заблуждении Розенкранц. — Дания никого не предавала. Мой Государь лишь заключил с Московией договор о торговле…
— И где сей договор? — полюбопытствовал Бродериксен. — Я могу его увидеть?
— Да, конечно! — граф был готов на все, дабы избежать смерти. — Договор в карете, в ларце…
Один из татей поспешил доставить Бродериксену ларчик с грамотой Московского Государя. Прочитав его в факельном свете, швед бросил свиток в костер.
— Как вы разумеете, граф, содержание договора ничего не меняет! — со вздохом обернулся он к Христиану. — Вы подписали соглашение о дружбе с врагом, а это равносильно измене прежнему союзнику. То есть, Швеции…
— Поверьте, мне самому не по душе разрыв моим Государем союза с Королем Эриком. Но я вассал и не могу прекословить Монарху…
— Вы правы! — закивал головой Бродериксен. — Вассалы не смеют противиться воле Владык! Но Король Олаф должен узнать о недовольстве моего Государя. И вы мне поможете в этом, граф!
— Извольте! — воспрянул духом Розенкранц. — Что от меня требуется?
— Немногое… — многозначительно улыбнулся Ральф. — Умрите с миром, Христиан. Это лучшее, что вы можете свершить!
Прежде чем посланник осознал слова шведа, железная статуя за его спиной шагнула вперед, и в спину графа вошел боевой топор.
Ноги Розенкранца подломились и он уткнулся лицом в пропитанную влагой землю. Изо рта датчанина темной струей хлынула кровь.
— Мнишь, смерть сего ничтожества поссорит Данию с Москвой? — обратился к Бродериксену другой латник, гигант с двуручным мечом и забралом в виде черепа. — С трудом в это верится!
— Поверь, Гуннар, его смерть будет далеко не последней! — мечтательно улыбнулся Ральф. — Нам предстоит свершить еще много славных дел. Я только начинаю свою игру!
* * *
Демир-Ага не обманывал Радзивила говоря, о том, что желает ему помочь. Посланник Султана всерьез надеялся склонить мятежного княжича к союзу с Портой и ради этого готов был содействовать Владиславу в укреплении его войска.
Турок мыслил, что измена шведов так или иначе толкнет сына Магната к поиску новых союзников, самым надежным из коих окажется Османская Держава. Поддерживая претензии Владислава на Корону Литвы, Султанат поможет ему расколоть Унию, а затем приберет к рукам южные земли Великого Княжества Литовского.
В том, что все выйдет именно так, Демир не сомневался. После того, как Султан подарит Радзивилу Корону Литвы, тот не сможет противиться его воле и отпишет Порте часть своих владений.
Однако действовать следовало осторожно. До поры Владислав не должен догадываться о том, какой платы потребует у него Султан за оказанную помощь. Пусть живет с мыслью, что в обмен на свою поддержку Владыка Мира потребует у него выступить против Москвы.
Такой исход едва ли огорчит Радзивила. Он и сам давно вынашивал мысль о том, как отнять у Московии завоеванные ею в последней войне Смоленские земли. Не все ли равно, кто ему в этом поможет, шведы или турки?..
Но для того, чтобы княжич заглотил уготованную ему наживку, Демиру следовало завоевать его доверие. И он знал, как сие сделать.
Татарский отряд, недавно поступивший под команду княжича, был слабым звеном его войска. Степняки, не признававшие над собой ничьей власти, кроме Илькера, вели себя своевольно, то и дело затевая ссоры с казаками, составлявшими добрую треть Радзивилова войска.
Взявшись навести лад среди нукеров, Демир решил для начала расположить к себе их предводителя и направился для этого в татарский стан. Илькера он застал за воинскими упражнениями. Вооружившись двумя саблями, молодой мурза отбивал атаки соплеменников, бросавшихся на него попарно с мечами.
Искушенный в сабельной рубке, Демир по достоинству оценил умения татарского вожака. Уклоняясь от гибельных клинков, Илькер то проваливал противников в пустоту, то наносил им удары, каждый из коих мог бы стать смертельным, не останавливай мурза вовремя свое оружие.
Уверившись в том, что справиться с Воеводой непросто, нападавшие вооружились щитами, однако это не принесло им победы. Зная как трудно одолеть воина со щитом, Илькер не стал обходить вражескую защиту, а поверг нукеров в приседе ударами ног под колени.
Когда же очередному противнику удалось выбить из рук мурзы клинки, тот ловко сорвал с его руки щит и, орудуя им, разбросал уцелевших татар.