29 июля 1903 «Я к тебе головою приник...» Я к тебе головою приник, Неподвижная злая стена, И печальные речи твердит мой язык, — И была холодна и темна. Ты не знала меня, да и знать не могла, И молчала ты вся, от угла до угла. 13 мая 1905 «Не один я в тесной келье...» Не один я в тесной келье, — Ты ко мне на новоселье В час полуночный пришла, Улыбнулась и склонилась На кровать, где ты томилась, Где безмолвно умерла. Полежу с тобою рядом, Налюбуюсь мертвым взглядом, Руку мертвую возьму. Тонкий локоть крепко согнут, Губы мертвые чуть дрогнут, — Что шепнешь ты, я пойму. У меня ли есть отрада, — Капли сладостного яда От тебя, моя сестра. Срок настанет, ты развяжешь Узел пут моих, и скажешь, Что пришла и мне пора. 2 октября 1907 «Есть улыбки, зыбкие, как пляски...» Есть улыбки, зыбкие, как пляски. Что же пояс и повязки! Распахнем одежды, и помчимся так легко! Мы ликуем, как и прежде, И в ликующей надежде Мы умчимся далеко. 10 ноября 1907 «Не стыдясь людей, она...» Не стыдясь людей, она Пляшет белая да голая. Скоморохова жена Быть должна всегда веселая. Поплясала, – поднесут Чарку крепкой, сладкой водочки, Покататься повезут По реке на легкой лодочке. Станет жарко, так в реке Знай купайся, сколько хочется, Знай плещися налегке, — Юбки нет, так не замочится. 11 января 1910 «Ведь вот какое было дело...» Ведь вот какое было дело: Жил-был в селе осел. Работать надоело, В Москву за сказками пошел. Там в человека обратился, Купил себе пиджак, В село он возвратился, — Ему в селе дивился всяк. Рассказывал он сказки людям, Чтоб глупых забавлять, Но мы-то их не будем В стихах и в прозе повторять. Ведь и в селе не раз случилось, — Как брякнет что спроста, Отведать приходилось То крепкой палки, то кнута. И правда, что тут удивляться! Что было, то и есть. Ослу куда деваться? Ослу ослиная и честь. 2 февраля 1910 «За плохое знание урока...» За плохое знание урока Элоизу Абеляр жестоко Розгами, – не раз уж, – наказал. Слышал дядя вопли милой девы, Слышал дядя грозный голос гнева, И, довольный, руки потирал. – Элоиза знает очень много, Только всё ж учитель должен строго К высшим знаньям девушку вести, Многих юношей она умнее, Многих мудрых стариков мудрее, Но к наукам трудны всем пути. — Ах! каноник глупый! непонятно Простаку, что деве так приятно На коленях милого лежать, Чувствовать караюшую руку, И на возрастающую муку Воплями свирельно отвечать. Не поймет каноник, – Абеляра Так волнует эта ласка-кара, Так терзаемая плоть мила, И не с хриплым гневом, а с любовью Орошает кара деву кровью, Как забава райская, светла. И на тело, где пылают розы, На багряный свет от каждой лозы, На метанье белых, стройных ног, На мельканье алых пяток голых, Окружен толпой харит веселых, Улыбается крылатый бог. 4 февраля 1910 «Старый дом развалится...» Старый дом развалится, Домовой не сжалится, В новый дом уйдет, И на новоселие, На свое веселие Всех чертей сберет, Нежитей, кромешников, Угловых приспешников, Леших, водяных, Старую кулиману, На печи поиману, Два десятка лих. 23 февраля 1910 «Болен хоженька...» Болен хоженька Уж четыре дня. Милый боженька, Пожалей меня. Исцеление Ты сынку пошли. Страшно тление В глубине земли. Мало видывал, Травки мало мял. Ручки вскидывал, Жалобно кричал. Разве сделали С ходнем что не так? Бело тело ли Загрызет червяк? Молим боженьку, — Старых пожалей, И на хоженьку Свой елей пролей. 20 апреля 1910 «Беден бес, не ест он хлеба...» Беден бес, не ест он хлеба, Не залезет он на небо. Он гордыней обуян. – Помолись, простят. – Не хочет. Хоть и страждет, да хохочет, Вечный страж низинных стран. Он уродливый, рогатый, Копытастый да хвостатый, И дыханье – серный смрад. Широко расставив уши, Ловит грешные он души, Чтоб тащить их прямо в ад. |
