2 октября 1892 «Я также сын больного века...» Я также сын больного века, Душою слаб и телом хил, Но странно – веру в человека Я простодушно сохранил. В борьбе упорно-беспощадной Сгорели юные мечты, Потоптаны толпой злорадной Надежд весенние цветы, И длится ночь, черна, как прежде, Всю землю мглою полоня, — А все же радостной надежде Есть место в сердце у меня! 6 октября l692 «Я ждал, что вспыхнет впереди...» Я ждал, что вспыхнет впереди Заря и жизнь свой лик покажет И нежно скажет: «Иди!» Без жизни отжил я, и жду, Что смерть свой бледный лик покажет И грозно скажет: «Иду!» 12 октября 1892 Ирина Помнишь ты, Ирина, осень В дальнем, бедном городке? Было пасмурно, как будто Небо хмурилось в тоске. Дождик мелкий и упорный Словно сетью заволок Весь в грязи, в глубоких лужах Потонувший городок, И тяжелым коромыслом Надавив себе плечо, Ты с реки тащила воду, Щеки рдели горячо... Был наш дом угрюм и тесен, Крыша старая текла, Пол качался под ногами, Из разбитого стекла Веял холод; гнулось набок Полусгнившее крыльцо... Хоть бы раз слова упрека Ты мне бросила в лицо! Хоть бы раз в слезах обильных Излила невольно ты Накопившуюся горечь Беспощадной нищеты! Я бы вытерпел упреки И смолчал бы пред тобой, Я, безумец горделивый, Не поладивший с судьбой, Так настойчиво хранивший Обманувшие мечты И тебя с собой увлекший Для страданий нищеты. Опускался вечер темный Нас измучившего дня, — Ты мне кротко улыбалась, Утешала ты меня. Говорила ты: «Что бедность! Лишь была б душа сильна, Лишь была бы жаждой счастья Воля жить сохранена». И опять, силен тобою, Смело я глядел вперед, В тьму зловещих испытаний, Угрожающих невзгод. И теперь над нами ясно Вечереют небеса. Это ты, моя Ирина, Сотворила чудеса. 1 – 22 октября 1892 «Ах, раздвиньтесь, стены душные...» Ах, раздвиньтесь, стены душные. Степь нарядная, прихлынь И мечты свои воздушные На меня, как рати, двинь. 22 октября 1892 «Туман не редеет...» Туман не редеет, Молочною мглою закутана даль, И на сердце веет Печаль. С заботой обычной, Суровой нуждою влекомый к труду, Дорогой привычной Иду. Бледна и сурова, Столица гудит под туманною мглой, Как моря седого Прибой. Из тьмы вырастая, Мелькает и вновь уничтожиться в ней Торопится стая Теней. 6 ноября 1892 «Какая тишина! Какою ленью дышит...» Какая тишина! Какою ленью дышит Дремотный сад! Какою радостью беспечной пышет Его закат! Мой старый клен, ты прожил много, Но что ты рассказать бы мог? Спокойна и убога, Перед тобою сеть дорог. Поник ты старыми ветвями Над одинокою скамьей. Весенними ночами Ты слушал речи страсти молодой? Видал ты здесь потайные свиданья? Хранил ты на коре своей Следы ножа – немые начертанья, Понятные лишь ей? Скучающий старик, едва ли В твоей тени Слова любви звучали, Едва ли пролетали Ликующие дни. Вот сыплет ночь движением нескорым Рой звезд на небе бледно-голубом, И бледная луна над косогором Взошла серпом. Заснувшая беззвучно деревушка Так ярко вся луной озарена, Что каждая лачужка, Как на столе красивая игрушка, Мне в ней отчетливо видна. Загадочные силы! Когда взойдет над ними день? Темнее сумрака могилы Их обнимающая тень. 20 октября – 24 декабря 1892 Творчество Темницы жизни покидая, Душа возносится твоя К дверям мечтательного рая, В недостижимые края. Встречают вечные виденья Ее стремительный полет, И ясный холод вдохновенья Из грез кристаллы создает. Когда ж, на землю возвращаясь, Непостижимое тая, Она проснется, погружаясь В туманный воздух бытия, — Небесный луч воспоминаний Внезапно вспыхивает в ней И злобный мрак людских страданий Прорежет молнией своей. |
