19 декабря 1926 (1 января 1927) «Из детства Клара мне знакома...» Из детства Клара мне знакома. Отца и мать я посещал, И, заставая Клару дома, С нее портреты я писал. Достигнул я в моем искусстве Высокой степени, но здесь В сентиментальном, мелком чувстве Талант мой растворился весь. Вот эту милую девицу На взлете рокового дня Кто вознесет на колесницу Окаменелого огня? А мне ль не знать, какая сила Её стремительно вела, Какою страстью опьянила, Какою радостью зажгла! – Вы мне польстили чрезвычайно! — Остановясь у полотна, С какою-то укорой тайной Вчера сказала мне она. О, эта сладостная сжатость! И в ней жеманный ореол Тебе, ликующая святость, Я неожиданно нашел. Светло, торжественно и бело, Сосуд, где закипают сны, Невинно-жертвенное тело Озарено из глубины. 22 декабря 1926 (4 января 1927) «Хоть умом не очень боек...» Хоть умом не очень боек, — Ведь не всем умом блистать, — Но зато уж очень стоек, Если надо не зевать. Всё, что надо, держит память, Каждый пункт и каждый срок, И никто переупрямить До сих пор его не мог. С ним попробуй в спор ввязаться! – Слово дал, а с ним и честь, Так куда ж теперь податься? Интерес-то в чем же есть? – Вот, видны, как на ладони, Слово, честь и интерес, И не стащат даже кони Ни в болотину, ни в лес! — 22 декабря 1926 (4января 1927) «Упоенный ядом власти...» Упоенный ядом власти, Знавший радость и напасти, Но презренной, робкой страсти Не подпавший никогда, Что донес он до порога Светозарного чертога К часу грозного суда? Весь мундир совсем в порядке До последней самой складки, Безупречные перчатки, Безупречный формуляр. Где ж его злодейства? – Бредни! Сорт простой, хороший, средний, Не штафирка, не гусар. 23 декабря 1926 (5 января 1927) Из старых былей Чиновник молча взял прошенье, Пожал плечами, – нельзя не взять! – Когда же будет мне решенье? — Сухой ответ был: – Надо ждать. Проситель каждый день приходит, И слышит тот же все ответ, И наконец на ум наводит Его какой-то сердцевел. – Поймите, сударь, это слово: Ведь надо ж дать, вам говорят. Ну и давайте, хоть целковый, Покуда не пойдет на лад. — И точно, первая же взятка Могла уж кой-что изменить, — Чиновник, улыбаясь сладко, Промолвил: – Надо доложить. — Понятно стало все, что надо. Проситель более не ждет, И для солидного доклада Он документы достает. 25 декабря 1926 (7января 1927) Царь Содома Из воспоминаний Когда я был царем в Содоме, Я презирал Господень гнев. В моем раззолоченном доме Теснилось много милых дев. Наложниц нежных было двести, — Для упражнения едва: Не часто был я с ними вместе, Мне докучали их слова. А чем я славен был в рассказах И в мыслях Содомлян велик, То был мальчишек черномазых Забавно-радостный цветник. Да за дворцом зверинец шумный, Весь полный буйных, диких сил: Там жил и лев, и слон разумный, И даже нильский крокодил. И если был перед Всевышним В растленьи тел тяжелый грех, Я искупил его излишним Разнообразием утех. Я в благость Божию не верил: Во всех сердцах царила мгла, И я Господней злобой мерил Мои содомские дела. Мои невинные забавы — Едва одно растленье в день — Перед грозою Божьей славы Ложились призрачно, как тень. Господь, безжалостный Губитель, Творец вселенских бед и зол, К чему ж бы Он в мою обитель Изобличителя привел. Но Он пришел. Не в блеске молний, Не в злом дыхании чумы, — Полночной тишины безмолвней, Неотразимей смертной тьмы, Он посетил мою обитель, Он поразил меня, – и я, Безумец злобный и мучитель, Пред ним склонился, вопия. Ко мне прислали из Гоморры Двух отроков: один, как все: Улыбка, ласковые взоры, И нежный стыд в нагой красе. Другой, – тот прибыл издалека, Из целомудренной страны. Еше не ведал он порока, Как день в предчувствии весны. И все чего-то он боялся, Не понимал нескромных слов, И боязливо озирался В толпе шумливых шалунов. Одежды ль снимет предо мною, Вдруг запылает он стыдом, Но, обнаженный, красотою Превосходил он весь Содом. Так стройно возвышалось тело, Суля безумство и любовь, Что знойной страстью пламенела Моя полуденная кровь. Глаза полночные метали Такой огонь, такую страсть, Что забывал я все печали, Труды державные и власть. К его ногам мою порфиру Я рад был с плеч моих совлечь, И, поклоняясь, как кумиру, У милых ног его возлечь. Но поученьям страсти нежной Он с отвращением внимал И милый час, и неизбежный Непониманьем ожидал... «Умертвили Россию мою...» Умертвили Россию мою, Схоронили в могиле немой! Я глубоко печаль затаю, Замолчу перед злою толпой. Спи в могиле, Россия моя, До желанной и светлой весны! Вашей молнии брызнет струя, И прольются весенние сны. И разбудят Россию мою, Воззовут от могильных ночей! Я глубоко тоску затаю, Я не выдам печали моей. |
