11 июля 1915 «Быть может, нисхожу я вниз...» Быть может, нисхожу я вниз, К долине темного заката, Зато я никогда не грыз И не преследовал собрата. Не опалялся на того, Кто больше взыскан громкой славой, Не ополчался на него Хулою зависти лукавой. А если был порой суров И отвращался от ничтожных, И не творил себе богов Из мелких идолов и ложных, — Прости меня, всезрящий бог, За верный труд всей долгой жизни, За утомленье злых дорог И за любовь мою к отчизне. 14 августа 1915 На Волге На Волге Плыву вдоль волжских берегов, Гляжу в мечтаньях простодушных На бронзу яркую лесов, Осенней прихоти послушных. И тихо шепчет мне мечта: «Кончая век, уже недолгий, Приди в родимые места И догорай над милой Волгой». И улыбаюсь я, поэт, Мечтам сложивший много песен, Поэт, которому весь свет Для песнопения стал тесен. Скиталец вечный, ныне здесь, А завтра там, опять бездомный, Найду ли кров себе и весь, Где положу мой посох скромный? 21 сентября 1915 Волга. Кострома – Нагорево Объявления Нужны врачи и фельдшера, — Так объявляют все газеты, — Нужны портные-мастера. А вот кому нужны поэты? Где объявление найдешь: «Поэта приглашаем на дом Затем, что стало невтерпеж Обычным объясняться складом. И мы хотим красивых слов, И души в плен отдать готовы!» Купить имение готов. Нужны молочные коровы. 23 февраля 1916 Орел – Поныри. Вагон «На свете много благоуханной и озаренной красоты...» На свете много благоуханной и озаренной красоты. Забава девам, отрада женам – весенне-белые цветы. Цветов весенних милее жены, желанней девы, – о них мечты. Но кто изведал уклоны жизни до вечно темной, ночной черты, Кто видел руку над колыбелью у надмогильной немой плиты, Тому понятно, что в бедном сердце печаль и радость навек слиты. Ликуй и смейся над вещей бездной, всходи беспечно на все мосты, А эти стоны: «Дышать мне нечем, я умираю!» — поймешь ли ты? 4 мая 1916 Таганрог – Ялта «Хнык, хнык, хнык!»...»
«Хнык, хнык, хнык!» — Хныкать маленький привык. Прошлый раз тебя я видел, — Ты был горд, Кто ж теперь тебя обидел, Бог иль черт? «Хнык, хнык, хнык! — Хныкать маленький привык. Ах, куда, куда ни скочишь, Всюду ложь. Поневоле, хоть не хочешь, Заревешь. Хнык, хнык, хнык!» — Хныкать маленький привык. Что тебе чужие бредни, Милый мой? Ведь и сам ты не последний, Крепко стой! «Хнык, хнык, хнык! — Хныкать маленький привык. — Знаю, надо бы крепиться, Да устал. И придется покориться, Кончен бал. Хнык, хнык, хнык!» — Хныкать маленький привык. Ну так что же! Вот и нянька Для потех. Ты на рот старухи глянь-ка, — Что за смех! «Хнык, хнык, хнык! — Хныкать маленький привык. — Этой старой я не знаю, Не хочу, Но её не отгоняю И молчу. Хнык, хнык, хнык!» — Хныкать маленький привык. 5 сентября 1916 Княжнино «Какая покорность в их плаче...» Какая покорность в их плаче! Какая тоска! И как же иначе? Бежит невозвратно река. Уносятся грузные барки С понурой толпой, И слушают Парки Давно им наскучивший вой. К равнине уныло Осенние никнут дожди. Уж раз проводила, Так сына обратно не жди. Уж слезы разлучные льются, Кропя его путь. Ему не вернуться Припасть на вскормившую грудь. Там, где-то в чужбине, Далёко от знаемых мест, В чужой домовине Он ляжет под дружеский крест. 1 октября 1916 Ардаши – Ряхино. Вагон «Пробегают грустные, но милые картины...» Пробегают грустные, но милые картины, Сотни раз увиденный аксаковский пейзаж. Ах, на свете все из той же самой глины, И природа здесь всегда одна и та ж! Может быть, скучает сердце в смене повторений, Только что же наша скука? Пусть печалит, пусть! Каждый день кидает солнце сети теней, И на розовом закате тишь и грусть. Вместе с жизнью всю ее докучность я приемлю, Эти речки и проселки я навек избрал, И ликует сердце, оттого что в землю Солнце вновь вонзилось миллионом жал. |