27 января 1894 «Что вчера пробегало во мне...» Что вчера пробегало во мне, Что вчера называл я собою, Вот оно в голубой вышине Забелелося тучкой сквозною. Тот порыв, что призывной тоской В этом сердце вчера отозвался, Это он перед близкой грозой Над шумящею нивой промчался. Та мечта, что в безрадостной мгле Даровала вчера мне забвенье, На иной и далекой земле Снова ищет себе воплощенья. 24 апреля 1894 «О смерть! я твой. Повсюду вижу...» О смерть! я твой. Повсюду вижу Одну тебя, – и ненавижу Очарования земли. Людские чужды мне восторги, Сраженья, праздники и торги, Весь этот шум в земной пыли. Твоей сестры несправедливой, Ничтожной жизни, робкой, лживой, Отринул я издавна власть. Не мне, обвеянному тайной Твоей красы необычайной, Не мне к ногам ее упасть. Не мне идти на пир блестящий, Огнем надменным тяготящий Мои дремотные глаза, Когда на них уже упала, Прозрачней чистого кристалла, Твоя холодная слеза. 12 июня 1894 «Истомный зной, но мне отрадна...» Истомный зной, но мне отрадна Лесная глушь и тишина. Дыханье хвой впиваю жадно, Как ток багряного вина. Лесная тишь поет со мною И краски жизни огневой Смягчает лиловатой тьмою, Как тучею перед грозой. Но не люблю я возвращенья В простор полей и в гомон сел, Где волны тщетного волненья Жизнь рассекает, тучный вол. О, тишина, о, мир без звука! Парю высоко над землей, — А там, в полях, земная скука Влачится хитрою змеей. Зарница на небе проблещет, Не расцвечая пыльный путь, Где травка хилая трепещет И где в канавках дремлет жуть. Хоть час еще идти тропами Твоими, лес, где сладок вздох, Где мягко гнется под ногами Такой пахучий, нежный мох! Никто не встретится, не спросит, Куда иду, зачем босой, И цвет мечты моей не скосит Никто стремительной косой. 14 июня 1894 Костер Забыт костер в лесной поляне: Трещат иссохшие сучки, По ним в сереющем тумане Перебегают огоньки. Скользят, дрожат, траву лобзают, В нее ползут и здесь, и там И скоро пламя сообщают Еще могучим деревам... И я, томясь в немой кручине, Изнемогая в тишине, В моей безвыходной пустыне Горю на медленном огне. О, если б яростным желаньям Была действительность дана, Каким бы тягостным страданьям Земля была обречена! 8 июля 1894 Качели В истоме тихого заката Грустило жаркое светило. Под кровлей ветхой гнулась хата И тенью сад приосенила. Березы в нем угомонились И неподвижно пламенели. То в тень, то в свет переносились Со скрипом зыбкие качели. Печали ветхой злою тенью Моя душа полуодета, И то стремится жадно к тленью, То ищет радостей и света. И покоряясь вдохновенно Моей судьбы предначертаньям, Переношусь попеременно От безнадежности к желаньям. 9 июля 1894 «Терцинами писать как будто очень трудно...» Терцинами писать как будто очень трудно? Какие пустяки! Не думаю, что так, — Мне кажется притом, что очень безрассудно Такой размер избрать: звучит как лай собак Его тягучий звон, и скучный, и неровный, — А справиться-то с ним, конечно, может всяк, — Тройных ли рифм не даст язык наш многословны То ль дело ритмы те, к которым он привык, Четырехстопный ямб, то строгий, то альковный, — Как хочешь поверни, все стерпит наш язык. А наш хорей, а те трехсложные размеры, В которых так легко вложить и страстный крик, И вопли горести, и строгий символ веры? А стансы легкие, а музыка октав, А белого стиха глубокие пещеры? Сравненье смелое, а все-таки я прав: Стих с рифмами звучит, блестит, благоухает И пышной розою, и скромной влагой трав, Но темен стих без рифм и скуку навевает. 10 июля 1894 «Блажен, кто пьет напиток трезвый...» Блажен, кто пьет напиток трезвый, Холодный дар спокойных рек, Кто виноградной влагой резвой Не веселил себя вовек. Но кто узнал живую радость Шипучих и колючих струй, Того влечет к себе их сладость, Их нежной пены поцелуй. Блаженно всё, что в тьме природы, Не зная жизни, мирно спит, — Блаженны воздух, тучи, воды, Блаженны мрамор и гранит. Но где горят огни сознанья, Там злая жажда разлита, Томят бескрылые желанья И невозможная мечта. |
