21 – 30 марта 1896 «Одиночество – общий удел...» Одиночество – общий удел, Да не всякий его сознает, — Ты себя обмануть не хотел, И оно тебе ад создает. И не рад ты, и рад ты ему, Но с броской безутешной твоей Никогда не пойдешь ни к кому — И чего б ты просил у людей? Никому не завидовал ты, Пожелать ничего ты не мог, И тебя увлекают мечты На просторы пустынных дорог. 18 апреля 1896 «Царевной мудрой Ариадной...» Царевной мудрой Ариадной Царевич доблестный Тезей Спасен от смерти безотрадной Среди запутанных путей: К его одежде привязала Она спасительную нить, — Перед героем смерть стояла, Но не могла его пленить, И, победитель Минотавра, Свивая нить, умел найти Тезей к венцу из роз и лавра Прямые, верные пути. А я – в тиши, во тьме блуждаю, И в Лабиринте изнемог, И уж давно не понимаю Моих обманчивых дорог. Все жду томительно: устанет Судьба надежды хоронить, Хоть перед смертью мне протянет Путеводительную нить, — И вновь я выйду на свободу, Под небом ясным умереть И, умирая, на природу Глазами ясными смотреть. 17 марта – 27 апреля 1896 «Изменил я тебе, неземная...» Изменил я тебе, неземная, — Я земную жену полюбил. Обагрился закат, догорая, Ароматами нежными мая Сладкий вечер меня отравил. Под коварным сиреневым цветом, Улыбаясь и взоры клоня, Та, земная, пленила меня Непорочно-лукавым приветом. Я, невеста, тебе изменил, Очарованный девой телесной. Я твой холод блаженный забыл. О, закрой меня ризой небесной От земных распаляющих сил! 14 мая 1896 «В тишине бездыханной ночной...» В тишине бездыханной ночной Ты стоишь у меня за спиной, Я не слышу движений твоих, Как могила, ты темен и тих. Оглянуться не смею назад, И на мне твой томительный взгляд, И как ночь раскрывает цветы, Что цветут для одной темноты, Так и ты раскрываешь во мне Все, что чутко живет в тишине, — И вошел я в обитель твою, И в кругу чародейнам стою. 28 мая 1896 «Не понять мне, откуда, зачем...» Не понять мне, откуда, зачем И чего он томительно ждет. Предо мною он грустен и нем, И всю ночь напролет Он вокруг меня чем-то чертит На полу чародейный узор, И куреньем каким-то дымит, И туманит мой взор. Опускаю глаза перед ним, Отдаюсь чародейству и сну, И тогда различаю сквозь дым Голубую страну. Он приникнет ко мне и ведет, И улыбка на мертвых губах, — И блуждаю всю ночь напролет На пустынных путях. Рассказать не могу никому, Что увижу, услышу я там, — Может быть, я и сам не пойму, Не припомню и сам. Оттого так мучительны мне Разговоры, и люди, и труд, Что меня в голубой тишине Волхвования ждут. 29 мая 1896 «Грозные невзгоды...» Грозные невзгоды, Темная вражда. Быстро мчатся годы. За бедой беда. Утешаться, верить, Ворожить, тужить, Плакать, лицемерить. Стоит жить! Дни идут. Все то же, Перемены нет. Думы злее, строже. Много, много лет Медленно трудиться, Угождать, служить, Унижаться, биться. Стоит жить! 6 июня 1896 Пилигрим В одежде пыльной пилигрима, Обет свершая, он идет, Босой, больной, неутомимо, То шаг назад, то два вперед, И, чередуясь мерно, дали Встают все новые пред ним, Неистощимы, как печали, — И все далек Ерусалим... В путях томительной печали Стремится вечно род людской В недосягаемые дали К какой-то цели роковой. И создает неутомимо Судьба преграды перед ним, И все далек от пилигрима Его святой Ерусалим. 7 – 12 июня l896 «На песке прихотливых дорог...» На песке прихотливых дорог От зари догорающей свет Озарил, расцветил чьих-то ног Тонкий след... Может быть,здесь она проходила, Оставляя следы на песке, И помятый цветок проносила На руке. Поднимая раскрытую руку, Далеко за мечтой унеслась И далекому, тайному звуку Отдалась. Тосковали на нежной ладони Молодой, по жестокой руки По своей ароматной короне Лепестки... Молодою и чуждой печалью Не могу я души оживить И того, что похищено далью, Воротить. Мне об ней ничего не узнать, Для меня обаяния нет. Что могу на земле различать? Только след. |
