8(21) апреля 1926 «Мениса молодая...» Мениса молодая, Покоясь в летний зной, Под тенью отдыхая, Внимает песне той, Которую в долине Слагает ей пастух. В томленьи да в кручине Он напевает вслух. Что сердце ощущает, Что чувствует душа, Все в песню он влагает: – Мениса хороша! И все в ней так приятно, И все прелестно в ней, Но милой непонятна Печаль души моей. – С зарею просыпаюсь, При утренней звезде К ней сердцем устремляюсь, Ищу ее веще. Увижу, и смущаюсь, Боюсь при ней дышать, Не смею, не решаюсь Ей о любви сказать. – Пленившися случайно, Томлюся и стыжусь, Люблю Менису тайно, Открыться ей боюсь. Вовек непобедима К тебе, Мениса, страсть. Вовек несокрушима Твоя над мною власть. — Мениса песню слышит, И сердце в ней горит, Она неровно дышит, Томится и дрожит. Приставши на колени, Раздвинув сень слегка, Она из томной тени Глядит на пастушка. 28 апреля (11 мая) 1926 «Я ноги в ручейке омыла...» Я ноги в ручейке омыла, Меня томил полдневный зной. В воде прохладной так мне было Приятно побродить одной. Но тихий плеск воды услышал Тирсис у стада своего. На берег ручейка он вышел, И я увидела его. О чем он говорил, не знаю, Но он так нежно говорил, И вот теперь я понимаю, Что он меня обворожил. Я, расставаясь с ним, вздыхала. Куда-то стадо он увел. Я целый день его искала, Но, знать, далеко он ушел. Всю ночь в постели я металась, На миг я не закрыла глаз, Напрасно сна я дожидалась, И даже плакала не раз. Когда румяною зарею Восток туманы озлотил, Мне стало ясно, что со мною: Тирсис меня обворожил. Теперь мне страшно выйти в поле, И страшно подойти к ручью, Но все ж я вышла поневоле, И вот я у ручья стою. Вода ручья меня пугает, Я пламенею и дрожу, Рука же юбку поднимает, И робко я в ручей вхожу. Тирсис к ручью идет с улыбкой. Ручей меня не защитил, Не сделал золотою рыбкой: Тирсис меня обворожил. 28 апреля (11 мая) 1926
«Что дурак я, знаю сам...» – Что дурак я, знаю сам, Но ведь это не нарочно. Что ж нам делать, дуракам? — Посмеялись: – Это точно! — – Отчего же нас бранят, Всюду ставят нам ловушки? — – Значит, вам добра хотят! — Отвечают мне старушки. И толкуют старики, Испуская запах гнили: – Знать, на то и дураки, Чтоб их били да бранили. — А за ними ну вопить И мальчишки, и девчонки: – Дураков-то как не бить! — И мелькают кулачонки. 19 сентября (2 октября) 1926 «Утром встану...» Утром встану, В окна гляну, — Бел туман. Сердце бьется, Удается Чей обман? Что, старуха, Слышит ухо? Это – свой. Улыбнулся, Повернулся К ней спиной. Выждал время, Стукнул в темя Топором. Сделал лихо, Вынес тихо Тюк с бельем. Сел в пролетку, Да находку Не сберег, — Страшно что-то. Шмыг в ворота Со всех ног. Кнут под мышки. Вот делишки. Не сплошал, — Раньше ль, позже ль, Дернул вожжи, Ускакал. Только ль рано Мглой тумана Обманул? Целы сутки Шутит шутки Вельзевул. 27 октября (9 ноября) 1926 «Валерьяна экзальтата...» Валерьяна экзальтата, Серпий, ладан для кота, Ночью ярость аромата Им обильно пролита. Кот нюхнет, на крышу лезет, Спину горбит, хвост трубой, О подруге дикой грезит, И врага зовет на бой. Злобно фыркает, мяучит, Когти выпустит мой кот, И врага терзает, мучит, С крыши на землю швырнет. В кровь изорвана вся шкура, Но победе храбрый рад. Возвещает масть Амура Валерьяны терпкий яд. 8(21) ноября 1926 |
