7(20) января 1925 11 Садулевы дули и свиньи Стоит перед судом Садуль. Чего ж он ждет? Чего он просит? Да нет, он сам принес мешочек дуль, И буржуазным свиньям их подносит. Честит он Мильерана, Клемансо, И заскрипело колесо Военно-судного процесса. С Садулем что поделаешь? Ни беса, И свиньям дуля не вкусна, Тень Клемансо для них нужна. Конечно, для Садуля Давно готова пуля, И не одна, Да как судить его! Что надо свиньям прятать, Он на суде разворошит. Его со смертью не сосватать, А буржуазным свиньям будет стыд. Садуля трудно схряпать, – свой сломаешь хрящик, Да так, что и не зачинишь. Не лучше ль отложить Всё дело в долгий ящик, Да и молчок. А русский мужичок Наивно рассуждает: – Не тронь дерьма, не завоняет. 3(16) января 1925 12 Свинья и свиньи Жил в древности подлец, по имени Свинья. Чем осрамился он, не знаю я. Известно только то, что судьи порешили Предать забвению, как пакостные были, Его презренные дела, И с той поры ко всем, имевшим гнусный норов, Свиная кличка перешла. Жил в том же городе какой-то боров, И осрамился он: хозяйское дитя Загрыз и съел, не с голода, шутя, И стали звать его свиньею. Потом и всех его детей Прозвали кличкою такою. Нет правды у людей! Один лишь виноват, какая же причина, Что мясо правнуков известно, как свинина? Ведь если есть на свете Леф, Не каждый из людей иль Каин, иль Азеф. 8(21) апреля 1926 13 Соловей и осел Распелся Соловей над белой вешней Розой. На ту беду в кусты пришел И заревел на Соловья с угрозой Большой Осел: Он был один из тех, вы знаете, уродов, Которые всегда позор своих же родов. – Зачем поешь? О чем поешь? Ослам к чему же роза? Небось, нам песенки не заведешь О крепком запахе навоза! Поешь, как плачешь, ты, – с каких таких причин? С ума, островитянин, спятил? Послушай, как долбит, как славит стук машин Поэт наш пролетарский, Дятел! Ты на носу бы зарубил, Что сладких буржуазных арий Не должен слушать пролетарий. И о цветах, как видно, ты забыл. Какие воспевать прилично! — Заголосил Осел усердно, зычно, Но все ж не очень гармонично. Как быть теперь тебе, мой бедный Соловей, Да и тебе, пленительная Роза? Бояться ли речей Любителя навоза? За Розу и за Соловья Ослу отвечу я: Конечно, бесполезна Роза, Но кто ж, Осел, сказал, что пролетарский нос Так жаден к прелестям навоза, Что нюхать ни за что не станет вешних роз? Ведь этак рявкнешь ты, пред хлебной стоя лавкой: «Зачем так ситный бел? Пусть белый хлеб буржуй бы ел, А ты, рабочий, черный чавкай!» 18(31) января 1925
14 Стрекоза, муравей и паук Стрекоза в лугах жила, Лето красное пропела, Оглянуться не успела, — Революция пришла. Жили барышни в палатах, Где теперь Дворец Труда. Кто ютился в тесных хатах, Тот теперь пришел сюда. В нищете долгонько бились Стрекоза и муравей, С пауком они сдружились, Стало жить им веселей. Что за чудо? Где причину Раздобреть паук нашел? Он, как нэпман, паутину Всюду очень крепко сплел. Стрекоза пред ним танцует, Деньги тащит муравей, Пчелка в улье негодует: – Тех же шей погуще влей. 3(1б) января 1925 15 Французская травка в москве «Простой цветочек, дикий, Нечаянно попал в один пучок с гвоздикой, И от нее душистым стал и сам. Хорошее всегда знакомство в прибыль нам>. Москва знакомится с Эрбеттом, Эрбетт знакомится с Москвой. В Париже Эррио при этом Качает головой. Он чует, что в после речистом Чего-то прежнего уж нет, И говорит, собрав совет: «Вот город! Только поселись там, Совсем иным увидишь свет. Ах, скоро, скоро наш Эрбетт В Париж приедет ярым коммунистом». 3(16) января 1925 «Согласятся все историки...» Согласятся все историки, Что рассказы без риторики Много лучше, чем ирония Поэтических речей. Соловьи, цветы, зорь зарево, И мечтаний чистых марево, И природы благовения Смоет жизненный ручей. 18 сентября (1 октября) 1927 Анастасия «Унесла мою душу...» Унесла мою душу На дно речное. Волю твою нарушу, Пойду за тобою. Любила меня безмерно, Всё отдала, не считая. Любви беспредельной верный В жертвенном пламени тает. Не спасешь меня смертью своею, Не уйдешь от меня и за гробом. Ты мне – камень на шею, И канем мы оба. |
