– Если роботенок наш не за нами следит, а в сторону все окошки выставил, значит, видит что-то. Надо бы тогда рукой указать нашим, они в том направлении уже в ручном режиме технику отправят, а нам назад надо аккуратно отходить.
– Так, а что, робот сразу не сигнализирует, что ли? – удивился Яков.
– Сигнализирует. Только их тут три сотни, и все всегда сигнализируют. У кого-то ошибка, у кого-то труп сам шевельнулся, под своим весом разваливается, у кого-то еще что. В общем, за каждым следить у нас возможностей нет. Глаз не хватит. Ладно, вроде тихо все, можно дальше идти.
– Так у нас, Михалыч, защита на ремешке, рядом с ней в трех метрах гнус уже никого не кусает, – успокоил его Яков.
– Ой ли? – усомнился сварщик, погладив рукой артефактную сборку на груди под халатом.
– Ты же сам все видел. Хоть сто штук на тебя навалятся – ничего сделать не смогут. Разве что отобрать сначала, – сказал Яков.
– А, ну да… ну да… – согласился Михалыч и тут же указал черенком от лопаты в сторону. – Вон первый стоит ослепший. Пошли.
Отряд из четырех человек подошел к ПР127, упаковавшему пулеметы в короб. Он некоторое время назад практически целиком был залит кровью, но сейчас, высохнув, она отвалилась от гладкого металла, а затекшая в утопленные глазки жижа так и осталась там, твердой ломкой коркой сургуча запечатав оптические приборы. Михалыч достал из кармана грязного синего халата, перепачканного черным прахом, отвертку и, аккуратно подковырнув, одну за одной вытащил пробки из нескольких глазков. Робот ожил. Закрутил всеми насаженными на одну ось башенками и четко выстроил их на человека.
– Доброе утро, – ласково сказал сварщик.
ПР отъехал от него на несколько шагов и быстро просканировал стоящих рядом трех человек, после чего развернулся на месте и медленно покатил к забору, но, проехав десять метров, остановился и, вытащив пулеметы из коробов, занял оборонительную позицию.
– Левый пустой, – заметил Гаврила.
Как он определил, что один из коробов пуст, можно было только догадываться, но даже Яков сдержал любопытство. Робот словно понял слова человека и, вдруг развернувшись кругом, поспешил к закупоренным воротам «Ладоги», возле которых уже показались перезаряжающие с тележками боеприпасов.
– Пошли дальше, – махнул рукой Михалыч. Видимо, роль проводника ему была по душе, и он, не церемонясь, повел бойцов за собой.
Далее начинались и тянулись еще на полторы сотни метров «залежи». Здесь была настоящая бойня. Черные мумии лежали друг на друге. Местами встречались выжженные огнем воронки, стены которых дымили и отвратительно воняли. Здесь было не много целых тел, а если и были, то, скорее всего, обезглавленные крупным калибром. На этой полосе уже ездили или стояли ПР127 и огромные таранные платформы, которых также называли «санями». Колея, выдавленная санями в этом слое, была глубиной сантиметров тридцать, да и сами «залежи» местами поднимались выше, чем на полметра над землей. Ходить по этим останкам было неудобно, не было разговора, чтобы вдруг побежать по ним со всей прыти. Здесь отдельными холмами костей и плоти на приличном удалении друг от друга лежали останки валдарнийских танков.
– Вы знаете, что они фонят как реактор? – спросил Сагитай.
– Знаем, – кивнул Михалыч. – Потому сани к себе во двор и не запускаем. Но у нас же «Ладога», объект непростой и военный. У него со снабжением первоочередное все было, особенно когда только все началось. Препараты от радиации распоследние привезли. Никто от нее не умер, признаков лучевой не наблюдается. Но мы к ним все равно не подходим. Хорошо хоть платформа надежная, тьфу-тьфу, еще ни одна не сломалась.
– Страшная же тут мясорубка была, Михалыч, а? – не удержался Яков.
– Да уж, Яша. Не приведи Господь, – ответил Михалыч. – Страшно, как будто живого в ад спустили. Когда у гнуса ход начинается, только молиться остается. Ну, дай бог, переживем, расскажу… эх… – сварщик вздохнул своим мыслям. – Ну, что, давайте, хлопцы, вы покрепче. Вон там уроненный лежит на боку. Надо подкоп с одной стороны сделать, а с другой приподнять. Он хорошо встает, главное – правильно приложиться.
На эту полосу сил ушло много. Гаврила и Михалыч протирали сенсоры, иногда заменяя их, хитро вытаскивая снаружи, а после сразу же диагностировали и калибровали, подключаясь небольшим планшетом и проводом к внутренней части робота. Яков и Сагитай занимались откопкой и выбиванием кусков застывшей и сцементировавшей гусеничные движители крови и внутренностей. Так очень быстро прошло часа полтора. Вновь ожившие роботы, как правило, неслись в сторону ворот, где их снаряжали боеприпасами, после чего они практически сразу возвращались, перескакивая трупы, на свои позиции. Порядка пятидесяти роботов было введено в строй, а между тем Гаврила все чаще смотрел на часы и на дальнюю полосу черного леса. Время приближалось к четырем часам дня, и вдалеке послышался неразборчивый гул.
– Началось, мужики, – дрогнувшим голосом сказал он.
Покрывшиеся седьмой раз потом в своей броне, Яков и Сагитай распрямили спины. Они как раз откапывали одного «тяжелого» пациента, который был обездвижен еще в самом начале осады, а теперь был на полметра завален телами гнуса и желтоватыми костями. Но даже в таком положении он был полезен. Исправно работающие башни давали картину ближайшим ПР, и, когда они заканчивали со своими, они спешили сюда, ведя огонь по заранее определенным и захваченным целям. Они уже почти докопались до земли, пару раз черпнув каштановый песок, но ПР все еще находился в могиле из человеческих останков, и края этой могилы были слишком круты, чтобы он мог легко выбраться. Тем не менее Михалыч подошел вплотную и постучал черенком от лопаты по башенкам робота.
– Богдан, Василий, давай ходу через манипулятор. Гнус идет!
Операторы, находящиеся на территории завода, вняли сигналу. Лапа манипулятора, вытянутая вперед и еще не освобожденная от слоя слежавшихся тел, задергалась, пытаясь вырваться из сковавших ее тел, а гусеничные траки медленно, но верно заскребли, подминая под себя ломаные кости и черные куски нехотя ломающейся и высохшей плоти. В отличие от костей, плоть гнуса, даже пролежавшая почти месяц, не разваливалась на части, она была достаточно прочной и напоминала гудрон со вкраплениями одежды и хрупких костей, хотя значительно уступала ему по прочности. Возможно, если размочить ее, она бы размякла, но сейчас вариант сухих, поскрипывающих под гусеничными лентами кусков был более предпочтителен. Михалыч, видя, что манипулятор залип, размахнулся и несколькими мощными ударами штыковой в «землю» разрубил и соединяющие пласт кости, и не дающие вырваться железу спекшиеся куски. Тут же к нему подключился Гаврила, разглядевший еще пару точек, где фиксировались сочленения манипулятора. Дрогнув треснувшим пластом, манипулятор, облепленный страшными останками, взметнулся вверх, затем, опершись в землю, добавив ходу, выскочил из ямы, тут же начав ездить вперед и назад в ручном режиме, очищая траки от органики.
Еще за несколько секунд до того, как ПР выскочил из ямы, Сагитай и Яков почувствовали, как по коже и по нервам пронеслась обжигающая чужеродная волна необъяснимой природы. Словно чужая воля коснулась сознания, просканировав его и полетела дальше. Сагитай буквально почувствовал, как волоски по всему телу встали дыбом и от общего усилия вдруг проснувшихся микромышц, отвечающих за подъем шерсти, доставшихся нам от доисторических предков, заболела кожа. Он заозирался. Дальний лес с восточной стороны не сильно походил на лес, если приглядеться. Деревья стояли далековато друг от друга, но не просвечивали, а темной грядой уходили далеко, насколько хватало взгляда. Почему-то Сагитай сразу представил, как там, между деревьями, переступая рухнувшие стволы, вздымая шагами черный прах и давя редкие остовы погибших соплеменников, идет гнус. Мужчины и женщины, собравшиеся или согнанные в кучу каким-то стадным, необъяснимым логикой человека порывом, бредущие в направлении, где все еще яркими красными пятнами оставалась жизнь. Картина была столь четкой и яркой, что Сагитай оторопел. Явившаяся ему картина была более действительной, чем то, что он видел перед собой в реальности сейчас. Теперь он не был уверен ни в чем. Он не был уверен, действительно ли он стоит тут, на слое из мертвых тел, действительно ли рядом стоит Яков, смотрящий в том же направлении, и действительно ли стоят рядом сварщик Михалыч и токарь Гаврила. Сюрреализм и двойственность восприятия смутили сознание. Часть его словно осталась там, стоять среди гнуса в черном поредевшем лесу, где стволы деревьев крушили безобразные валдарнийцы. Он даже слышал их глухое многоголосое бормотание и поскрипывание перекатывающихся костей, а ноги чувствовали вес своего тела, стоящего там, среди обтекающей его шелестящей толпы. И обтекающая толпа гнуса, чем больше он стоял среди нее, тем менее она казалась ужасной и отталкивающей. Она больше казалась странной. Более того, она даже казалась близкой, и чем больше он вглядывался в пятнистые лица мужчин и женщин, тем более они замечали его и тем более он начинал вдруг в них находить нечто понятное и знакомое. Надо было сопротивляться. Он потянулся за мечом, нащупав его рукоять, попытался вытащить его, но не смог. Резкий хлопок по плечу, и знакомый голос Якова над ухом громко произнес:
