– Семь шестьдесят два, – прошептал Яков. – Старичок…

«Старичок» пошевелил парой башенок, сопровождая двигающийся объект, но, не найдя его опасным, замер. Зато прямо навстречу из сажи и пепла, вздымая и разбрасывая куски тел, к ним бросилась одиозная конструкция, напоминающая раза в четыре увеличенную базу ПР. Этакая тележка на гусеничном ходу высотою метр с небольшим, с огромными торчащими вперед копьями и нагруженными прямо на платформу рельсами, очевидно, для веса и силы тарана. Конструкторы в горячке бреда и гнева залепили ей вместо двух сразу четыре гусеничные ленты, которые, разбрасывая вокруг себя комья черноты, состоящей из земли, праха и пепла, разгоняли угрожающую платформу навстречу «Тигру». Пробить бронестекло, возможно, такая штука бы и не смогла, а вот выдавить их внутрь или продырявить радиаторы – наверняка. Сагитай, который держал компьютер, судорожно уперся ногами в пол, ища педали тормоза, но за рулем был Яков. Он тоже начал снижать скорость, но огромная тележка вдруг встала колом и замерла, не доехав до внедорожника с десяток метров. Яков аккуратно объехал механический самодвижущийся таран и с некоторым облегчением выдохнул.

– Интересно, оно само остановилось или его остановили? – негромко спросил он.

На этот вопрос отвечать было некому. До «Ладоги» оставалось метров шестьсот-восемьсот ужаса. В несколько слоев лежащие тела мумифицирующегося гнуса и многие десятки застрявших в них намертво железных поисковых роботов. Еще десятки дежурили, прячась за телами валдарнийцев, за телами своих обездвиженных железных братьев. Некоторые из них, перевешиваясь и кренясь, переезжали прямо по трупам, но центр тяжести у этих роботов был низок, и техника была на редкость устойчивой. Черная граница смерти и опустошения в некоторых местах не дотягивалась до бетонного забора несколько метров, а в некоторых явно накрывала забор и переходила на внутреннюю территорию. Как выстояли здесь не имеющие защиты от воздействия гнуса люди, невозможно было представить. Широкие железные ворота открылись, и «Тигр» заехал внутрь, затягивая за собой с воздухом и черный прах.

Два с половиной десятка ободранных, истощенных, почерневших от голода, недосыпа, стресса и утомления людей, больше похожих на мертвецов, встретили их, пошатываясь на ногах. Бойцы понимали, что дела тут далеко не сахар, но увидев это своими глазами, потеряли самообладание.

– Ёлы-палы… – прошептал Яков, крепясь и стараясь совладать с эмоциями.

– Да… мужики… – ошарашенно прошептал Сагитай.

Внедорожник остановился сразу за воротами. Встречающие их стояли кучкой, практически не имели сил, чтобы расступиться перед транспортом. Бойцы выскочили из машины. Сагитай, едва только коснувшись ногами асфальта, бросился к задней двери и начал доставать квадратные контейнеры с уже готовой едой.

– Мужики, кушать… мы вам кушать привезли… – бормотал он, передавая тару в тянувшиеся руки.

Не хотелось ни спрашивать ни имен, ни оперативной обстановки, ни кто тут главный, ни говорить о чем-то вообще. Яков доставал контейнеры с едой с другой стороны машины.

– Вы только понемногу ешьте. Вам сейчас сразу нельзя. Не примет организм, – дрогнувшим голосом увещевал Яков, бережно открывая плотную крышку.

Люди, достав чашки и ложки, которые у них уже были при себе, зачерпывали еду из тары и с мычанием и наслаждением, обжигаясь и вздыхая, ели прямо там, где и стояли, не сходя с места. Сейчас они казались все одинаковыми. В невероятно грязных серых или синих халатах, одинаково худые, одинаково сутулые и как будто не отличающиеся по росту. Яков осмотрел двор. Два высоких кирпичных бокса слева, длинный гаражный ряд за ними и виднеющийся еще дальше крупный капитальный цех, а справа, под быстровозводимой крышей из профлиста, на железных опорах основной цех по производству ПР. Неполная стена из того же профлиста была не достроена и вряд ли уже хоть когда-нибудь будет закончена. Прямо, но еще дальше, за линией гаражей, нечто вроде склада, а за ним уже и основное четырехэтажное здание, где и трудился ранее весь цвет науки, включая ту самую лабораторию некробиологии, в которую когда-то давным-давно грозились выгнать Трофима. Для широкой общественности «Ладога» считалась научно-исследовательским институтом. Но этих подробностей Яков знать не мог, поэтому профессиональным взглядом бегло оценил тактическое расположение корпусов и вернулся на ближний план. Почти вся территория была покрыта асфальтом, но возле цехов, по крайней мере, первых двух слева, была земля. С ней было что-то не то. Через мгновение Яков понял, что именно было не то, и от этого понимания ему стало не по себе. Во дворе ни травинки. На клумбах ни цветочка. Трава не была убита гнусом или вытоптана. Она была съедена. Везде, где не было асфальта, земля была перекопана. Из нее вытащили даже корешки, оставив лишь желтые листья растущих здесь тополей. Есть их было невозможно, наверное, даже опасно, но наверняка находящиеся здесь люди пробовали есть и их.

– Где Богдан? – спросил Сагитай, оглядывая работяг, которые, съев по четверти от лотка, отходили от пустых тар.

– Здесь, – сказал один из мужичков, которой внезапно оказался ближе всех к Сагитаю.

Невысокого роста, с торчащими ушами, голубоглазый и перепачканный. Непонятно, какого возраста, как и все здесь находящиеся. Он просто и странно улыбался, словно был немного не в себе.

– Спасибо, мужики, что доехали. Спасибо, что прикорм привезли. Мы тут, видишь, уже чуть до греха не дошли, – слабо сказал он.

– Надо уходить, Богдан. Техника готова?

– Готова. Нас двадцать пять человек. Главный конструктор, Тарас Михалыч, отошел. Не улетел, когда возможность была. Остался. Золотой человек. Имеются два автобуса, два автомобиля «Нива». Техника исправна, машины заправлены, – доложил Богдан.

Одного из работяг мутило, но он, подавив рвотный позыв, отошел в сторону, опершись на дерево. Желудок, отвыкнув от такой пищи, рефлекторно пытался избавиться от груза. Впрочем, таких было несколько.

– А роботов куда денете? – забеспокоился Яков, глядя на людей.

– Железо с нами пойдет. Мы его на режим сопровождения поставим, оно всю нежить к чертям разнесет. У нас двести с хвостом поисковых на ходу и десятка два платформ. Еще в цехе остатки есть.

Богдан зевнул и потер глаза. Ему страшно хотелось присесть, а еще лучше – прилечь.

– О! – вспомнил Яков, пристукнув себя по голове. Нырнув на заднее сиденье, он достал солидный сверток, в котором были упакованы ценнейшие артефакты. – Мужики, артефакты от гнуса. Защита. В очередь.

Люди одобрительно загудели, начали вставать, поскольку после еды все уже сидели на асфальте. Яков организовал раздачу. Это было не так торжественно, как, возможно, он бы хотел. Он представлял, что это будет равносильно вручению медали, но раздача произошла менее чем за пару минут, после чего повеселевший, но все еще тихий народ, переговариваясь и разглядывая причудливые талисманы, снова расселся на асфальте. Почему-то складывалось ощущение, что последние несколько дней они почти не разговаривали друг с другом.

Богдан поднял с пола точно такой же зеленоватый чемоданчик, как был у Сагитая, и, слегка потянув его за рукав, повел в сторону, к пустой клумбе, где он с облегчением сел на бордюр, бессмысленно и счастливо улыбаясь. У Сагитая появилось подозрение в том, что механик тронулся умом. Еще один такой же чемоданчик стоял посреди людей, и кто был закреплен конкретно за ним, было не ясно. Яков тем временем доставал оружие, несколько пистолетов и начинал работу с людьми. Он должен был выяснить, кто из них имеет стрелковый опыт и способен стрелять ценным боеприпасом с мертвой кровью.

– Тихо у вас, – покрутив головой, сказал Сагитай, присаживаясь рядом с механиком.

– Они набегами. Соберутся по несколько тысяч штук и прут. Час назад отбили волну. Только на характере. Теперь пара часов у нас есть. Они вроде как с Киева идут. От того, что от него осталось.

– Мужики, – подбирая слова, покачал головой Сагитай, – слов нет. Как вы тут держитесь-то?