Кофе пахло чем-то еще. Еле заметно оттеняющим запахом, делающим кофе чуть-чуть пряным. С очередным небольшим глотком в рот попало какое-то небольшое круглое зернышко с острыми кончиками с двух сторон. Раскусив его, Сагитай улыбнулся. Тмин. Шеф-повар Орешек положил туда сколько-то семян тмина, добавив напитку пряной свежести. В нем было немного сахара. Обычно Сагитай не жалел сахара в подобные напитки, но тут он согласился с Орехом. Запах сахара испортил бы все оттенки, которые были тщательно упакованы в термос. Ну, как после этого не называть Ореха Орешком? Как не вспомнить добрым словом этого крепкого сталкера с непревзойденным талантом повара? Яков тоже откинулся назад на спинке и, закрыв глаза, блаженно вкушал из стаканчика. Сагитай посмотрел на него и хмыкнул. Если бы не он, так сидели бы сейчас без горячего, дули бы минералку из бутылки.

Жмот уже выпил свой кофе, не оценив напитка. Ему, видимо, это было неважно, и теперь нервно, чуть покачиваясь, он сидел по центру заднего сиденья, желая, но не решаясь сказать и слова, пока оба сидящих спереди, странным образом улетевших в нирвану от обычного, пусть и вкусного, но недосахаренного кофе, придут в себя.

– Часа через полтора будем, – раздался голос Сахарка из рации. – Дальше почти все асфальт. Что думаете, мужики? – спросил он.

Сагитай сделал последний глоток, опрокинув стаканчик вверх дном, отложил его и взял рацию.

– А что тут думать, – вздохнул он и краем глаза посмотрел на сидящего позади сталкера. – Живые, и ладно. Вон Жмот – молодец, постарался! Якова как мать родную берег. Не отпускал!

Яков, сидящий по-прежнему с закрытыми глазами, зажмурился сильнее и с усилием сдержался, чтобы не заржать и не обидеть сталкера.

– Правда? – с недоверием и удивлением спросил Сахарок.

– А то! – подтвердил Сагитай, сдерживаясь уже сам, чтобы не выдать себя.

Жмот едва заметно покраснел от похвалы, тут же переставая нервничать, и даже чуть-чуть приосанился. Яков открыл глаза и наполнил свой стакан наполовину. Сага жестом указал на свой, который Яков также обновил.

– Добро, – сказал Сахарок. – Теперь, если там живые есть, в нашу сторону пойдут. Больше им тут делать нечего.

Сагитай на мгновенье стал серьезным.

– А за ними пойдет и гнус, – сказал боец.

– Пусть только попробует, – мрачно отозвался Сахарок.

На этом связь прервалась. Туман остался позади, сгоняемый поднявшимся ветром, а впереди, показав половину красного диска, маячило солнце, щупая лучами черный прах убитой растительности и освещая машины с открытыми дверцами в кюветах, стоящие в черных кругах смерти. Зараженные покинули эти места. Повинуясь общему движению, большей частью они двинулись на восток. От немногочисленных брошенных машин тянулись черные тропинки тлена, идущие в поля или теряющиеся среди почерневших деревьев лесов.

До пункта наблюдения и управления роботами ПНУР было уже недалеко. ПР127 уверенно вел колонну с приемлемой скоростью для тяжелых армейских внедорожников. Сагитай и Яков молчали. Жмот потихоньку прикорнул на заднем сиденье, пристегнувшись ремнями, и теперь его голова безвольно завалилась набок, чуть покачиваясь при езде.

Военный гнус получил сигнал о том, что две машины с живыми и гусеничным роботом прошли с запада. Новость на открытой радиоволне дошла до передвигающегося вслед за ордами чудовищ головного мозга всей этой и не живой, и не мертвой армии, состоящей на девяносто девять процентов из гражданских. Две машины и робот, вышедшие из тыла, – это практически ничего. То, что они проскочили один из отрядов, зачищающий тыл от диверсантов и роботов, было в масштабах всего происходящего ничего не значащей случайностью. Даже потеря четырех биотанков не значила ничего на фоне десятков тысяч имеющихся чудовищ и продолжающих формироваться новых в каждой воронке ядерного взрыва. Но Дик – Старший Брат всей миллиардной армии – сверился с картой и, поняв, с какой стороны дует ветер, отдал распоряжение проверить направление. И сейчас разбросанные на черных территориях в единичном количестве зараженные военные специалисты сколачивали вокруг себя по несколько блуждающих биотанков, любое количество найденного гражданского гнуса и, не скрывая радиоэфир, медленно, постепенно обрастая полуживой, умертвляющей все биомассой, двигались с разных сторон туда, откуда пришел первый сигнал.

– Приехали, Жмот, – сказал Сагитай, останавливая машину у утонувшего в лесу холма высотою с десяток метров. Это и была секретная, сейчас поросшая травой и деревцами верхняя часть ракетной шахты.

Яков, прикорнувший, пока была возможность, проснулся, как только исчезло ощущение движение и тряски, а вот Жмот, уснувший по-настоящему, повис на ремнях безопасности, но продолжал сопеть. Яков снял перчатки, потер глаза и, обернувшись на спящего, рявкнул, не жалея легких:

– Подъем, сталкер!

Жмот вздрогнул и, испуганно открыв глаза, принялся нашаривать оружие, которое лежало на полу перед ним. Ремни удерживали его, и он несколько секунд беспомощно шарил руками в воздухе, пока не понял, что к чему. Сагитай лишь прищурил один глаз, слегка оглушенный криком напарника. Тело от долгой езды и бессонной ночи чуть потеряло тонус, он всегда остро чувствовал подобное, но кружка все еще горячего кофе из термоса, которую он уже наливал себе, здорово повышала настрой. Из первой машины вышли все трое – Сахарок и два мертвеца. Также, наматывая на гусянки длинные зеленые лесные травы, подъехал ПР127, покручивая башенками во все стороны. Сахарок хотел что-то сказать, даже открыл рот, но на секунду больше, чем надо, задержал свой взгляд на кружке кофе, которую потягивал Сагитай, и Сага все понял.

– Щас налью, – благосклонно кивнул он. – Давай тару.

Высокого светлого сталкера не нужно было просить дважды. Тотчас в его руке появился складной стаканчик, впрочем, еще два стаканчика чуть с меньшей задержкой появилось и у обоих мертвецов. Сага слегка втянул воздух носом, краешком своего сознания жалея о непредвиденных растратах боевого напитка, но щедро наполнил все подставленные стаканы, включая кружку Якова, которую он также успел подать в очередь.

– Жмот, будешь? – чуть поворачивая голову вправо, спросил Сагитай.

– Не. Чего ее, кислятину, пить? – отмахнулся он.

– Ну, как знаешь, – согласился Сагитай.

Сахарок напиток оценил, это было видно по взгляду. Сейчас в этом лесу, через который они добирались больше часа по едва видимой колее, на фоне редких лучей утреннего солнца, проходящего между стволами сосен, редких берез, отвоевавших себе место у дороги, ароматный кофе для вооруженных и закрытых броней людей был из разряда сюрреализма. Сталкеры, привыкшие думать походными понятиями, не видели в тяжелом термосе на два литра никакого смысла, а вот хозяйственный и уважающий комфорт Сагитай так не думал. А оказалось, что он прав, и это было важно для всех, кроме Жмота. Даже мертвецы, не опасаясь горячего, пили его большими глотками, задерживая и катая во рту. Из их рта вырывался пар, почти такой же горячий, как и из термоса. Робот стоял позади, терпеливо ожидая, когда сталкеры закончат неведомый ему ритуал и начнут спасательную операцию. В конце концов, они гнали всю ночь, и две-три минуты уже ничего не решают. Хруст с перебинтованной шеей выглядел вполне нормально, только свежий бинт, как воротничок-стоечка у священнослужителя католической церкви, проглядывал между неплотно застегнутым воротником выцветшей сталкерской куртки. Скоро утренний кофе был закончен. Яков уложил стаканчик в бардачок. Сделал несколько наклонов, обошел машину и встал с остальными, непроизвольно начиная построение. Сообразив что-то, засуетился и вылез и Жмот. Сагитай, убрав обратно все на свои места, проверил водительское и прикрыл дверь. Экипаж первой машины убрал тару, чуть отступив и образовав круг.

– Так, ну, что? Оператор? – позвал Сагитай. – Рассказывай.

ПР вкатил в круг.

– Докладываю. Кто-то в ракетной шахте, кажется, не одна штука. Еще есть в воздушном вытяжном тоннеле. Все воздушные тоннели и вход были заблокированы. Тот, что над нами, – восточный, я покажу, где его выход, но если там кто-то есть, то достать я не смогу. Могу открыть основной вход, по нему можно дойти до шахты, но двери в дежурное помещение снаружи уже не открываются.