Яков одной рукой перехватил автомат Сагитая, беря на контроль тех, что должны появиться справа от дороги. Они появились. Встал один, затем двое других и, подняв вверх оружие, показывая что стрелять не собираются, пошли на людей.

– Сага! – окликнул Яков.

Сагитай, с тяжелой «Лерой», ужом вывернувшись на земле, направил гранатомет на правую сторону дороги. Тут же те трое залегли, но спины видны. Выстрел «Леры». Фонтан земли намного позади одного из них. Поправка на расстояние. Еще один выстрел на этот раз перед телом. Сагитай совмещает прицельную планку и мушку оружия так, как надо… Сейчас будет точно. Палец начинает стягивать туговатый крючок спуска и… Короткая очередь из-за спины выбила асфальтную крошку между бойцами.

– Встать! – раздался позади громкий окрик.

Доля секунды на размышление, но Якову в затылок упирается дуло пистолета. Сагитаю тоже что-то не сильно, но уверено придавило шлем.

Все.

Приехали. Чертов альфа-гнус, действительно умеет воевать. Те трое спереди встали и уверенно пошли вперед мимо недвижимо лежащего на боку робота. Бойцы поднялись на ноги угрюмо, с какой-то обидой и досадой, что вот так просто их взяли тепленькими, даже с боеприпасами.

– Кругом, – спокойно и расслаблено сказал голос.

Они развернулись. Несколько человек, точнее сказать зомби, покрытых безобразными, уже привычными пятнами. Все в военной форме, бронежилетах, рванная одежда пробита осколками, на шлемах надрывы и рытвины от попаданий. Много раз убиваемые, но не убитые окончательно. Темные глаза без белков или с их остатками. Главный перед ними, без левой руки ниже локтя. Только две коричневые кости, лучевая и локтевая, острыми концами торчат из сухой культи. В правой руке пистолет. Взгляд внимательный, но не злой, даже с пониманием каким-то или… оценкой. Подошедшие сзади уже разоружали их, снимая катаны, пистолеты, ножи.

– Молодцы! Крепкие! – похвалил он, разглядывая каждого. Несколько мгновений смотрел на вставшего вместе с бойцами Дока. Лицо трудноуловимо меняло оттенки настроения вместе с проходящими в зараженном мозгу мыслями. – Куда шли?

– Далеко, отсюда не видать, – буркнул Сагитай.

Командир отряда гнуса посмотрел направо, туда, куда вела дорога. Криво усмехнулся, без эмоций. Окинул взглядом чистое небо.

– Это животное вам зачем? – спросил он, глядя на Дока. Бойцы промолчали. – Ну—ну, – кивнул он. – Через сорок восемь часов расскажете. Недолго. Сушка не заходит… Бережете? – он указал торчащими костями на мертвеца. – Хорошо…

Командир прошел взад и вперед перед людьми. Ему не хватало сигареты в обрубленной руке, чтобы точно походить на того, кем он был в прежней жизни. Чуть приблизился к ученому, смерил его взглядом, заглядывая будто внутрь его груди. Едва уловимая гримаса удивления и как будто отвращения пробежала по измененному лицу.

– Что это? – спросил он негромко, ни к кому конкретно не обращаясь. Затем его взгляд уперся в Сагитая. Он сделал паузу, всматриваясь в глаза бойца, который не прятал от него своих глаз, только желваки играли на скулах, да холодная, лютая злость сочилась из монгольских глаз. – Вы приглашены в братство. Нам нужно знать про это, – он снова указал на Дока. – Есть что сказать? – командир повернулся к Якову.

От этой фразы похолодело в животе и зашумело в ушах. Понимание того, что это могут быть последние мгновенья свободной, не подчиненной практически никому, не простой, но человеческой жизни, и пересилить противника невозможно. Но никакого смирения с уготованным.

– Если бы не инвалиды в вашей команде, я бы вас руками задушил, – процедил Сагитай.

Глаза однорукого командира удивленно расширились.

– Что ты сейчас сказал? – спросил он, повернувшись одним ухом к бойцу.

– Инвалиды вы конченные… Петрушки… – зло процедил Сагитай.

Командир недоуменно отступил на шаг, брови по-прежнему были высоко, но по лицу начала расползаться дурацкая улыбка. Он неуверенно начал посмеиваться, все громче и громче, постепенно переходя в хохот. Стоящие рядом с ним бойцы были спокойны. Сагитай улыбнулся. Неожиданно командир кинул правой рукой с пистолетом боковым в голову Сагитаю, но сейчас для бойца это было более чем медленно. Мгновенно уклонившись, просто подсев вниз, он правым прямым воткнул кулак в висок гнусу. Тот пошатнулся и, отступив на полшага, чуть не припал на одно колено.

– Что, других вариантов нет? – спросил Сагитай, зло сощурившись. – Из вас бойцы как из говна пуля.

Улыбка слетела с лица командира, но тут же появилась вновь. Он с восхищением посмотрел на Сагитая.

– Молодец! – искренне сказал он, как будто и не было никакого удара. – Такие, как ты, могут вести армию! Ты будешь хорошим командиром. Такими бойцами не разбрасываются, – он задумался на секунду. – Как тебя зовут, воин?

– Сагитай, – спокойно ответил боец.

– Твой напарник тебе ровня?

– Да.

Гнус убрал пистолет в кобуру и встал напротив, убрав руку и культю за спину, словно показывая, что смиренно готов принять еще один удар.

– Для таких, как вы, есть особое положение. Человек, который не сдается, будет командиром, который не сдаст свое братство. Он станет братством, он поймет, что есть братство. Нам нужно, чтобы вы приняли это. Сами, добровольно. Тогда после перерождения, вы будете сильными, вы будете генералами! Ты хочешь быть генералом, Сагитай? Ты будешь, – твердо сказал командир отряда. – Если заставлять таких, как вы, принимать братство, вы будете слабыми. Нельзя терять таких воинов. Ты видишь, здесь все братья, даже я тебе брат! Я вижу твою силу, солдат! Нам нужны сильные воины! Вот тебе моя рука, – он протянул руку. – Ты будешь вести армию, мы дадим тебе тысячу бойцов, сотню танков из плоти и крови. Они будут преданны тебе, ты завоюешь для братства новые земли. Ты будешь выбирать себе новых бойцов, сильных ,как ты!

Правая рука командира гнуса, защищенная перчаткой, висела в воздухе, ожидая руки Сагитая. Сагитай посмотрел на Дока, такого нелепого и беспомощного, в его жалкой куртке с небольшими дырочками от осколков гранаты.

– Если я убью любого из вас голыми руками, мы свободны. Мы уходим. Я, Яков и он, – указав пальцем на Дока, сказал Сагитай.

Рука командира по-прежнему висела в воздухе перед бойцом.

– Ты не сдаешься? Ты никогда не сдаешься, Сагитай? – гнус кивнул, соглашаясь со своими мыслями. – Если ты убьешь одного из нас, ты уйдешь. Я дам тебе десять часов. Если он, – командир указал на Якова, – убьет одного из нас, он тоже уйдет. А если это животное, которое давно мертво, убьет одного из нас, оно тоже уйдет. Мы дадим ему десять часов.

– Он не умеет драться.

– Мы не убьем его. Старшему брату будет интересно взглянуть на животное. Наверное, он имеет особую ценность для вас, если мы все еще разговариваем тут, – командир брезгливо посмотрел на мертвеца, оценивая его. – Мы дадим ему пистолет. Лучшего варианта не будет, боец. Да или нет? – рука требовательно висела в воздухе.

Сагитай молча пожал ее. Командир задержал на нем взгляд и удовлетворенно кивнул. В самом его взгляде, взгляде этого однорукого гнуса, читалось спокойствие и уважение к решению противника. Все-таки зараженные в чем-то оставались людьми. Что-то не подвергалось изменениям. Инстинкт борьбы за жизнь, за ее час или десять, за любой шанс прожить чуть дольше, не порабощался вирусом, возможно, даже культивировался и имел ценность в глазах гнуса. Гнус пошел на их условия, в конце концов какие у людей шансы? Они все равно войдут в братство, усилят и укрепят его, будут служить одной большой общей цели. Добровольно. Вечно. Осталось недолго. Сагитай сорвал разгрузку, дернул за шнур быстросъема бронежилета, расстегнул липы, сбросил бронежилет, снял шлем. Яков просто снял шлем и разгрузку.

– Валек, – указал командир на одного из своих бойцов и кивнул на Сагитая. Затем осмотрел Якова, оценил его силу, жгут на руке и указал подбородком на одного и троих, крупного, ростом выше среднего бойца, и отступил на два шага назад. Краем глаза Сагитай заметил, как Трофиму сунули в руку пистолет.