— Пошла.

— Подождите, — какой-то мужчина тоже подошёл ближе и выдернул у меня из рук девочку. — Маришка?

— Папка, — снова расплакалась малышка. — Там… Там было…

Ну вот, хотя бы Маришке повезло — отец вернулся с задания живой, и позаботится о ней. Обо мне, похоже, тоже «позаботятся» — вон, опять связали руки и тычут в спину, подгоняя идти. Что совсем крышак поехал, думают, это я подстроила авианалёт?

Смотрю, деревья стали как-то редеть. Наверное, мы выходим на поляну или, как они здесь говорят, на опушку леса. Там уже обнаружились остальные люди Громова. Измученные двухневным боем и, похоже, злые, как собаки.

— Смотрите, кого мы нашли командир, — крикнул из-за моей спины парень. — Небось хотела сбежать под шумок.

— Рассказывай, — Громов шагнул ко мне, перехватил за подбородок, разворачивая лицом к свету.

Я рванулась назад и прошипела, понимая, что хуже уже мне точно не будет:

— Руки уберите. Я уже сказала, лагерь уничтожен. Я искала выживших. Кстати, отправьте помощь, там есть раненые.

Мужики подняли гвалт — видно в лагере у многих были семьи, — а я пыталась прикинуть дальнейшие действия майора. Он схватил меня за плечо, подтягивая ближе, и со злостью процедил:

— Что-то быстро очухались гады из твоей пехоты. Ты нас обманула, уверяя, что отравила фрицев, да? — вообще-то, строго говоря, я такого не утверждала, но сейчас уже оправдываться бесполезно. — Они вызвали помощь, и мы еле вырвались из окружения.

Ладно, сбежать у меня не получилось, но наверное ещё не всё потеряно. Буду придерживаться второго варианта. Но Громов, пристально глядя в глаза, разрушил последние иллюзии:

— Предатели не заслуживают даже каторги.

— Просто пристрелишь под ближайшим деревом? — криво усмехнулась я, не желая, чтобы этот гад видел мой страх и отчаяние.

— Нет, почему же? Проведём народное заседание суда и исполним приговор, — так же жёстко усмехнулся Громов и неожиданной подсечкой сбил меня с ног. — На колени!

Да щас, разбежалась.

— Я ни перед кем не буду стоять на коленях, — я исхитрилась и плюхнулась на задницу. — Не получится изображать справедливое возмездие.

— Вот же дрянь, — кто-то шагнул ко мне, но Громов остановил движением руки: — Оставь, пусть сидит.

В прошлый раз у меня не было возможности попрощаться с жизнью. Обычно люди перед смертью подводят какие-то итоги прожитого, но что могла сейчас вспомнить я? Свою короткую жизнь здесь я прожила, можно сказать, чёрт знает как. Играя и теряя себя в каких-то трагикомедиях. Это не моё время и не моя жизнь. Может, и не стоит жалеть, что её оборвёт сейчас шальная пуля? Бойцы обступили меня кружком. Судьи, мать их всяко и разно. Ясное дело единогласно решат меня сейчас порешить.

— …обвиняется в предательском сговоре с врагами, укрывательстве важных сведений… — где-то фоном слышала я холодный голос Громова. — …по законам военного времени выносится приговор, который будет немедленно приведён в исполнение…

Надеюсь, косоглазых среди них нет. В принципе, если сразу попадут в голову, отмучаюсь быстро. Я вздрогнула, услышав сухой щелчок, и крепко зажмурилась, не желая последние мгновения смотреть на ненавидящие меня лица.

Ну что там, меня будут расстреливать или как? Хуже самого расстрела только его ожидание. Выстрел прогремел — да не один — одновременно со знакомой до боли командой:

— Майер, ложись! Уходи с линии огня!

Я недоверчиво распахнула глаза, увидев, что Громов с шипением зажимает раненое плечо, а двое парней, стоящих рядом, упали, как подкошенные. За деревьями явно шла какая-то движуха. Не дожидаясь, пока наши сообразят, что немцы сейчас вот-вот отобьют своего «паренька», я плюхнулась за траву, стараясь слиться с ней. Вот же чёрт — руки связаны за спиной — и как мне передвигаться? Невольно вспомнив учения Кребса, я где ползком, где перекатами вроде немного сместилась подальше. Громов на моё счастье первой задачей поставил отбить атаку фашистких гадин.

— Мельников, бросай гранату! Резников, Малышев, отходите к танку! Встретим фрицев как полагается! Остальным стоять до последнего!

Я кое-как заползла за дерево, надеясь, что на меня никто не наткнётся. От наших понятное дело милости ждать не стоит, но и у немцев по идее ко мне будет парочка весьма неловких вопросов. Например, откуда у них взялся загадочный приступ диареи? Каким образом я оказалась здесь с партизанами?

«С кем-то из них по-любому придётся иметь дело», — обрубил мои мечты тихо отсидеться в сторонке здравый смысл.

Так, попробую-ка я встать, чай не совсем уж безнадёжная. Знала бы, что мне приготовила жизнь, училась бы подниматься с пола без помощи рук, быстро бегать и профессионально развешивать спагетти по ушам. Я рискнула выглянуть, что там на полянке делается. Там как раз шла активная перестрелка и было непонятно, на чьей стороне победа. Немцы, которых я успела разглядеть, были не из пехоты Винтера. Ещё я помнила, что Громов увёл часть своих людей. Значит, сейчас с любой стороны придёт подкрепление.

— Малыш! — кто-то сгреб меня в медвежьи объятия. — Живой! — ну надо же какой сентиментальный нацик.

— Да хорош меня тискать, руки лучше развяжи, — пробурчала я, хотя конечно тронуло, что кто-то рад, что я жива. Кох без напряга справился с верёвкой, а я рассмотрела, что и остальные тоже здесь. Вот они родимые, почти в полном составе: Шнайдер, Бартель, Каспер, Штейн и Фридхельм.

— Мы прижали этих фанатиков с тыла, пока гауптман с нашим лейтенантом отвлекали их прямой атакой, — похвастался Бартель.

— Повезло тебе, Майер, что мы успели, — насмешливо оглядел меня Шнайдер. — Небось обделался, когда они собрались тебя расстрелять? Как ты вообще умудрился попасть в плен к русским?

— Как, как? Они напали на село, пока вы были в госпитале, — что я ещё могла, кроме как привычно врать запоем? — Меня оглушили и сцапали прямо из-под носа Кребса.

— Так обычно и бывает, когда думаешь не головой, а членом, — хмыкнул Шнайдер. — Девка твоя оказалась тварью, подосланной партизанами. Я уверен, это она нам что-то подсыпала. Наш лейтенант ещё побеседует с тобой по этому поводу.

Вот что называется из огня да в полымя. Значит, опять мне светят допросы, и не факт, что Вилли будет всё время верить пареньку, который постоянно влипает в какое-то дерьмище. Сложит два плюс два — что как-то часто в его части случаются повальные болячки. Даже если выкручусь, Винтер теперь точно выпнет меня из пехоты. Восторженно хлопать глазками больше не прокатит.

— Ладно тебе, в плен попадать страшно всем, — примиряюще сказал Кох. — И Карл не виноват, что попался. Русские умеют выбрать момент.

Пока мы тут чесали языками, бой похоже закончился победой немцев. К нам подошёл Кребс, как всегда «нежно» сообщив:

— Приказ прочесать ближайшую территорию и ликвидировать русских. Всех до единого, — Без всяких сантиментов сунул мне в руки винтовку. — Надеюсь, теперь ты вспомнишь, для чего солдату оружие?

Что ж, объективно он прав — ведь тогда в деревне я должна была в оба глаза смотреть по сторонам и стрелять на поражение при малейшем шухере. Не объяснять же ему, что моё «похищение» было делом сугубо добровольным. Во всяком случае в начале.

Я на автомате плелась в конце отряда, стараясь не думать о том, что вижу. Красноармейцы конечно обошлись со мной не самым лучшим образом, но я не желала смерти никому из них. Было жутко видеть окровавленные тела, постоянно попадающиеся на глаза. Правда немцев они в ответ тоже положили прилично. Отвернуться мешало только то, что я надеялась найти Маришку. Отец вряд ли далеко её унёс. Мне хотелось верить, что она каким-то чудом спаслась, ведь среди убитых я её так и не увидела.