— Как ты? — вот интересно у меня что, встроенный маячок?

— Пойдёт, — хмуро отозвалась я.

— Карл, ты не должен был связываться со Шнайдером. — он присел рядом, виновато поглядывая на меня. — Пусть мелет, что хочет, не обращай внимания.

— Ты, конечно, можешь и дальше спокойно слушать, как он поливает тебя дерьмом, а я не буду, — вот интересно, как можно мужику быть таким терпилой? Не понимаю.

— Если я могу тебе чем-то помочь, скажи, — Фридхельм с жалостью прошёлся взглядом по моим синякам и ссадинам.

— В следующий раз тоже врежь этой скотине, — мрачно ответила я. — Я один должен доказывать, что мы не геи? Как-то не понравилась мне его реакция — глазища-блюдца, стремительно краснеющее лицо и снова этот виноватый взгляд. Да ну тебя к чёрту, пацифист хренов!

— Шучу, — я жёстко посмотрела ему в глаза. — Хочешь знать, как прекратить херню, что про нас мелят? Прекрати таскаться за мной как приклеенный. Просто держись подальше, ясно?

Я отвернулась, чтобы не видеть смятение и тоскливую боль в глубокой синеве его глаз. И нечего врубать обиженную няшечку, так будет лучше для нас обоих.

То, что утро добрым не бывает, я знала давно, но это было особенно отвратным. Ушибы на лице ныли, как будто меня приложил бионической хваталкой Зимний солдат, но это ещё полбеды. Я проснулась от болезненных спазмов внизу живота и, ничего не понимая, сползла с койки. Ох ты ж блин, свершилось. Долгожданные месячные. Главное вовремя-то как. Подхватив припрятанные ватно-марлевые «простыни», я припустила рысью к ближайшему клозету. Благо хоть проснулась за полчаса до подъёма и успела всё провернуть незаметно. Как же паршиво однако без спазмолитиков. В своём времени и теле я давно и прочно сидела на противозачаточных, и всякая гадость вроде жестокого ПМС обходила стороной. А здесь, смотрю, вообще беда у девчонки — то ли совсем ещё молодая, и не устаканился гормональный фон, то ли не знаю. Но всё, что со мной творилось последние дни, я легко узнала по красочным описаниям подруг: когда хочется то рычать на всех пантерой, то рыдать белугой, то напалмом выжечь полквартала. Мало мне подлянки со временем, так ещё придётся приспосабливаться к выкрутасам нового тела. А мне же ещё с автоматом бегать.

— Ох и досталось тебе, малыш, — сочувственно протянул Кох, увидев мою физиономию. Да уж, подпортили его фетиш — бланш у меня на полщеки.

— До свадьбы заживёт, — хмыкнула я, гремя чугунками.

— Вот что, посиди немного, сегодня я могу справиться сам, — Кох насыпал крупу в котелок, отошёл к ведру с водой, а я и не стала спорить.

Плюхнулась на лавку, опустив голову на скрещенные руки. Если сегодня погонят опять рыть окопы, пусть там же и похоронят. О, смотрю, и народ явился на завтрак.

— Что такой притихший, Майер? Больше не тянет на подвиги? — привычно поддел меня Шнайдер, проходя за стол. — Отвали, — вяло огрызнулась я и бочком протиснулась на свежий воздух. Есть не хотелось совершенно, а в их компании тем более.

— Добровольцы на поимку партизан? — рявкнул Кребс, построив нас во дворе.

Э-э-э нет, товарищи, сегодня без меня. Отправляйтесь по своим злодейским делам и бросьте меня тут.

— Майер? — Кребс остановился прямо передо мной, сверля взглядом. — Как раз бы и потренировался в стрельбе по двигающимся мишеням.

Я молчала, не представляя, что тут можно ответить. Но у дядьки, видимо, щёлкнуло в голове, что меня вчера малость попинали, и он чуть мягче спросил:

— Что с тобой? Белый весь, как стенка. Если болен, скажи. Отправим в лазарет.

Ага, только лазарета мне и не хватало для полного счастья.

— У меня иногда бывают приступы мигрени, — пришлось срочно придумывать безобидное объяснение своей слабости. — К вечеру пройдёт.

Кребс ещё раз прошёлся по мне взглядом и решил:

— Сегодня должны привезти продовольствие и боеприпасы. Приспособишь какой-нибудь сарай под склад и всё разберёшь, ясно?

— Так точно, — кивнула я.

Ох, балуешь ты меня, дядя. Ничего, будет плюсик в карму. Так-то я не против таскать коробки. Лишь бы с автоматом не поставили под пули. Но такая лафа, конечно, будет не всегда.

В следующие дни я убедилась, что лёгкие победы для немчиков остались позади. Партизанские отряды набирали силу — их было чертовски сложно выловить в глухих лесах. После вылазок возвращались далеко не все.

«Это только начало, голубчики», — злорадно думала я.

Боевое крещение я уже прошла. До сих пор не могу без содрогания вспоминать, как плелась с ними по лесу, преследуя партизанский отряд. Когда началась перестрелка, я метнулась подальше в сторону и периодически палила из винтовки в воздух. Было до одури страшно, что меня сейчас догонит шальная пуля, ведь наши-то тоже не лыком шиты. Но Бог миловал — я удачно отсиделась под ёлкой. Когда всё было кончено, как ни в чём присоединилась к немцам. Кребс было рявкнул, где меня носило, на что я удачно ввернула, мол преследовала пару хитрых иванов. Не знаю, как долго мне будет везти. Я конечно считала немцев всех через одного идиотами, но ведь не настолько же. Рано или поздно они поймут, что я не способна ни в кого выстрелить. Особенно, если будет штурмовая атака какого-нибудь села или города. Пока что удачно залегла на дно.

Доставать меня тоже перестали — как-то последнее время всем не до того, чтобы троллить парочку задротов. Да и с Фридхельмом я практически не пересекалась. Никаких уединённых посиделок на брёвнышках и задушевных разговоров. После ужина топала в казарму и укладывалась раньше остальных. Проблему с купанием я тоже решила. Придумывала себе дела, тянула время, пока последний солдат не покинет баню, и потом уже спокойно наслаждалась горячей водой и релаксом.

Однажды я подзадержалась — в тот день баня не топилась, а вымыться хотелось. Наверное, пора завязывать с купанием под открытым небом — как-никак сентябрь на носу, а здесь не юга. Вечерами вот прямо уже прохладно. Я чуть замерла, заметив, что один из часовых сегодня Винтер. Шёл опять на своей волне. Винтовка эта ему как седло корове. Впрочем, как и мне. Он не то включил пятилетнюю обиженку, не то действительно решил прислушаться к моим словам, но за пару недель мы едва ли перебросились парой слов. И так не особо общался с парнями, а сейчас вообще ходил как в воду опущенный. Сидел всё время один, да одно что-то вычитывал с таким видом, как будто узнал тайны Масонской ложи.

Почему-то кольнуло тоскливым сожалением, правда только слегка. Всё же я привыкла, что солнечный мальчик всё время был где-то рядом. Пусть я считала его и рохлей, и мечтателем, и тюфяком, он по-своему помог мне пережить первые самые трудные дни здесь. Пронзительно-изучающий взгляд, полудетская ещё улыбка, спокойная ирония в голосе — наверное, я скучаю. Только ему и было дело, что думал и чувствовал Карл Майер. Я конечно включила стерву, да только как иначе? Будь такая ситуация в моём времени (дичь какая-то, но допустим), я бы поржала. Голубой ориентацией в двадцать первом веке никого не удивить, но здесь такие слухи надо пресекать сразу. Винтер заметил меня, но подходить не стал, лишь неуверенно кивнул. Ну и правильно, всё равно бы у нас не вышло даже дружбы, учитывая, что мы по разные стороны баррикад.

Как же я надеялась, что вырытые нами окопы не пригодятся. Очень глупо, учитывая, что всё-таки не в кино снимаюсь, а нахожусь на войне. В тот день у нас были тактические учения, и никто не ожидал нападения русских. Авиаобстрел начался внезапно. Я в шоке застыла посреди поля, глядя, как бестолково метались немцы. Кребс гнал всех к селу, где были окопы и орудия, а там уже командование перехватил Вильгельм.

— Всем в укрытие! — флегматичный юноша сменился на собранного командира. — Хайе, Каспер, к пулемётам!

Я вздрогнула от рёва зенитки. Даже уронила винтовку, абсолютно для меня бесполезную. Явись сюда красноармейцы, я бы даже под страхом смерти не стала стрелять в своих. Отвесив себе внутреннего пинка, дабы выйти из ступора, я быстро прикинула расстояние до окопа. Не, не успею я добежать — земля позади уже вспенилась пылевыми фонтанчиками от пуль.