— Я всё решил, Кребс. Отправляемся завтра.

В его глазах столько неподдельной искренности и нежности, что хочется выть от отчаяния. Перед грёбаным чувством на букву Л все люди одинаково беззащитны. Я хотела остаться с ним, хотела смотреть в глаза без тени обмана, позволить ему стать по-настоящему близким, но это всё перечёркнуто красным флагом с чёрной свастикой. Потому что есть вещи, которые принять нельзя. Никогда и ни за что. Я не могу перейти на их сторону. Просто не могу. Любовь или чувство долга — этим вопросом терзались сотни людней до меня. И я не изменю своего решения даже ради него.

Вильгельм

— Винтер, вы что творите? Разве вам не было сказано оставаться на месте и ждать нового приказа? Мы потерпели поражение, эти иваны выбили нас с позиции. Ленино, Садки для нас потеряны. Я ожидал, что вы явитесь с подкреплением, а вы самовольно покинули позицию! — не знал, что флегматично-сдержанный Файгль, оказывается, умеет так орать.

— А как я должен был поступить? Мы перехватили план атаки русских. Связаться с вами не было возможности. Партизаны вывели из строя все линии связи, — ненавижу оправдания, почти всегда они звучат жалко, и неважно прав ты или нет.

— Если окажется, что вы зря нарушили приказ, поверьте, ваша самодеятельность не останется без последствий, — пообещал Файгль. — А теперь дайте трубку штурмбаннфюреру.

Я отошёл в сторону, чувствуя, как сердце гулко колотится похоронным набатом. Что могло пойти не так? Мы добрались до этой чёртовой деревни в рекордно короткие сроки, но вместо ожесточённых боёв нас встретили свои же.

— Стоять! — часовой предупреждающе вскинул винтовку. — Вы кто такие?

Я чувствовал себя полным идиотом, объясняясь с мальчишкой-рядовым, но самый неприятный разговор состоялся с их командиром. Будто в наказание эти ребята оказались подразделением СС. Из-за членства в партии они считают себя выше нас, а в сущности и они, и мы — все солдаты. Штурмбаннфюрер Штейнбреннер выслушал меня со снисходительной усмешкой и прокомментировал:

— Могу лишь представить, лейтенант, какие вас ждут неприятности. Возможно, будет учитываться якобы найденный план атаки, но я бы не стал на это особо рассчитывать. Вы должны были дождаться решения своего командира.

— Но я также не мог и проигнорировать полученные сведения, — оправдываться я буду перед Файглем, но не перед этим высокомерным типом.

— Оставайтесь в Ершово, пока есть вероятность контратаки русских, — Файгль, судя по тону, вроде бы немного успокоился. — Но будьте готовы в любой момент выдвинуться на новую позицию по моему приказу.

Я положил трубку, прикидывая, насколько серьёзна угроза попасть под трибунал. По факту я действовал без приказа, но я готов отстоять свои мотивы. Даже когда возникает форс-мажор, нужно прежде всего выполнять свой долг. А мой долг — защищать интересы Германии.

— Герр лейтенант, вы можете разместить ваших солдат в нашей временной казарме, — миролюбиво заявил Штейнбреннер, закуривая. — Это в старом монастыре в километре отсюда. Думаю, разворачивать новый штаб нет необходимости. Гауптман сказал, что вы здесь ненадолго.

— Конечно, — это всё действительно мелочи по сравнению с предстоящим разбирательством.

— Я видел с вами девушку. Интересно кто она?

— Переводчица, — будь она неладна, опять вон обнимается с Фридхельмом.

Несмотря на мои предупреждения и ей, и ему, кто там меня послушал. При каждой возможности не отлипают друг от друга. К тому же я знал, что вчера он не пришёл ночевать в казарму. Ладно, с этим разберусь потом.

— Разумеется ей тоже нужно подобрать подходящее жильё.

Разумеется. Не в казарму же её отправлять. Бросив ещё один взгляд в окно, я увидел, что она болтает теперь уже с Каспером. Хотя почему нет? Девчонку же полгода это не смущало, вон как ни в чём ни бывало строит глазки всем подряд. Я конечно так не сделаю, но так и подмывало посмотреть на её реакцию объяви я такое. Я не понимаю, почему она вызывает во мне такую неприязнь. Ведь пока она прикидывалась мальчишкой, такого не было. Мне в общем-то нравился Карл, несмотря на его выходки. Но я не терплю ложь, а эта девица столько раз изворачивалась, что поневоле задумаешься, а когда она вообще говорит правду? Вроде бы её новая история звучит складно, но я чувствую, что это не всё. Она или недоговаривает, или утаивает что-то. Про себя я давно сделал заметку, когда буду в Берлине, разыскать герра Майера и побеседовать с ним лично. Будь моя воля, она бы конечно не осталась в моей роте. Женщинам не место в окопах. Как боец она бесполезна, зато может создать проблемы другого рода. Учитывая, что она окрутила не только Фридхельма, рано или поздно парни из-за неё передерутся. Не знаю что насчет Коха, а вот Шнайдер и Фридхельм точно взрывоопасная смесь. Мне же не привиделось, что он её тогда тискал.

Надо отдать должное — когда надо, Эрин умеет быть паинькой. Больше не рвётся улизнуть на свидание при первой же возможности и даже не заикается о перерывах. Штейнбреннер завалил её документами из эвакуированного госпиталя. Нам же нужно знать, насколько хорошо русские снабжаются лекарствами. Так что девчонка теперь работает, не поднимая головы. Не знаю как ей удавалось притворяться восторженным мальчишкой, мечтающим о военной славе. Я всё чаще вижу в её глазах холодную расчетливость и чуть ли не осуждение. Хотя она старается это скрывать. Не хотелось бы конечно обвинять её в нелояльности к режиму фюрера, хотя это бы решило многие проблемы, но неуютные подозрения всё чаще приходят на ум. Особенно, когда она вижу с какой неприязнью она смотрит на кого-то из нас. В данном случае на штурмбаннфюрера. Я не должен мешать работу и личное отношение, и вряд ли, конечно, она действительно в чём-то замешана, но…

— Напиши по-русски «Ершово», «Звенигород».

Чёрт, ну и названия, язык же можно сломать. И охота было Фридхельму учить русский. Нет, в свете войны это полезное решение, но он же изначально собирался учить для того, чтобы, видите ли, читать русских классиков в оригинале.

Девчонка молча протягивает мне тетрадный листок и смотрит при этом как на последнего идиота. Я и чувствую себя таковым — даже не понимая русского видно, что аккуратно выведенные буквы совсем не похожи на небрежно начёрканные на листке, который я нашёл.

— Что-то ещё, герр лейтенант? — спрашивает она, и я в который раз поражаюсь, как в ней уживается эта вежливая почтительность и безрассудство, толкающее на дерзости, за которые по хорошему давно пора наказать.

Хотя что я ей могу сделать? Вон сколько под замком сидела — и всё нипочём. Да и надо признать её выпады всегда бьют точно в цель. Уж кем-кем, а дурой она конечно не была. Наоборот, для девчонки только окончившей школу, я бы сказал, у неё слишком широкий кругозор. Я старался быть справедливым, всё-таки несолидно взрослому мужчине строить козни девушке. Ладно, её маскарад можно списать на то, что она испугалась, лишившись привычного комфорта и безопасности. Даже её отрицательное отношение к войне я бы смог понять. Всё-таки женщины более милосердны и мягкосердечны. Но вот её отношения с Фридхельмом — это то, с чем я не собираюсь мириться. Вовсе не потому, что ревную, как заявила эта маленькая зараза. Ну, разве что немного. Меня не устраивало то, что Фридхельм всё больше попадает под её влияние. Он несколько месяцев скрывал, что она девушка. В детектива, видите ли, играть вздумал, сам всё проверил и успокоился, а мне до сих пор дурно от мысли, сколько дел она бы успела наворотить, окажись действительно шпионкой или партизанкой. То, что он ударил меня, тоже стало неприятным открытием. Никогда, даже в детстве мы не дрались. Даже если я ловил его на очередной выходке. Я мог ругаться, встряхнуть его как нашкодившего кота, но никогда не бил. Перед глазами тут же вставала картина — яростный рык отца: «Посмей ещё раз меня ослушаться, дрянной мальчишка!» — тяжёлый звук затрещины, слёзы в уголках глаз Фридхельма, красный след отцовской руки на бледной коже. Нет, никогда я не ударю его, даже в ответ. Возможно я действительно сейчас на него давлю, но привычку защищать так легко не отбросить. А защищать есть от чего. Эрин не та девушка, которая ему нужна. Ну почему он не мог влюбиться в такую как Чарли — милую, рассудительную, открытую девушку? Или даже как Грета. Она конечно немного легкомысленна, но во всяком случае не подбивает никого на опасные «подвиги». У Фридхельма и так беда с правильным восприятием действительности. Только-только начал понимать, что то, что пишут в книжках, и то, что происходит в реальной жизни, это разные вещи. И что хорошего в том, что он теперь слушает во всём Эрин? Несмотря на внешность невинного ангелочка с открытки она такое вытворяет. Вон и винтовками швырялась, и в драку не побоялась влезть, и в плен умудрилась попасть. Ещё и хватило наглости бросать мне в лицо обвинения, что я лезу в их отношения. Влезу, если надо, ещё не раз. Да любая другая девушка со стыда бы сгорела, если бы её полуголую застали в недвусмысленной ситуации, а эта даже не покраснела. Я представил лица родителей, когда брат приведёт к нам эту девицу, и невесело усмехнулся. Мать, может, и попытается свыкнуться с такой невесткой, ведь она любит Фридхельма и этим все сказано. А вот отец… Тот в первую очередь расспросит о её семье, и тут начнётся. Чтобы нашу благородную арийскую кровь портила полукровка? Будет скандал, это однозначно. А оно мне надо? Я и так постоянно словно на передовой. Найти верный тон с отцом, убеждая его, что Фридхельм взялся за ум; вовремя перехватить и задушить в начале очередную авантюру братца; в сотый раз успокоить мать, что Фридхельм в порядке, и я надёжно присматриваю за ним. Нет, не хватало в этот бедлам притащить ещё и Эрин. Нужно как-то избавиться от неё, пока всё не зашло слишком далеко. Не в буквальном смысле конечно же. Хотя в наше время достаточно озвучить всего лишь несколько подозрений, мол не согласна с режимом фюрера или оказывала помощь евреям. Но нет, я придумаю приемлемый повод, чтобы отправить её из своей роты.