— Пойдём, я провожу тебя в штаб, — Кребс подхватил меня под руку и нахмурился, всмотревшись в моё перекошенное от «счастья» лицо. — Он тебя ударил?
Я смогла только кивнуть. Паника сдавила спазмом горло. Пока я тянула кота за яйца, не решаясь выпилиться, момент упущен. Если сейчас начну трепыхаться, утоплю себя окончательно, целиком и полностью подтверждая слова Хольмана.
— Ну-ка глотни, — Кребс протянул мне фляжку и покачал головой. — Не переживай, такого больше не повторится. Расскажешь, как всё было, обер-лейтенанту, он разберётся.
Навешать Вилли в очередной раз лапши на уши может бы и получилось, но, а если там до сих пор сидит Штейнбреннер? Тогда всё, без вариантов. Меня ждёт просто загробный пиздец.
Глава 40 Отведи меня туда, где не болит. Где чувства картечь, там, где ты ‒ мой меч.
Вильгельм
На войне никогда не бывает всё гладко, но в последнее время у нас творится чёрте что. Началось всё с того, что пару недель назад сюда прибыл отряд СС. И как назло именно тот, с которым я уже имел несчастье сталкиваться в Ершово. Файгль не стал мешаться. Забрал солдат и отбыл чуть раньше чем планировалось, а меня оставили «оказывать помощь и содействие». У меня нет права перебирать, с кем я хочу работать, а с кем нет, но будь моя воля, я бы никогда не согласился вот так на «птичьих правах» делить деревню с Штейнбреннером. Этому высокомерному снобу видимо доставляло удовольствие тыкать меня носом в малейшие промахи, а промахов хватало. Во-первых, наши солдаты умудрились чуть ли не передраться из-за местных девушек. Во-вторых, Эрин опять попыталась поднять бунт. Не то, чтобы она была совсем уж неправа. Солдаты Штейнбреннера вели себя действительно безобразно — издевались даже над детьми, но отказываться допросить пойманную партизанку — это уже перебор. Я давно замечал, что она старается избегать таких заданий. Согласен, это бывает морально тяжело, ведь зачастую допрашиваемые тяжело ранены или избиты, как в случае с этой девушкой. Учитывая, что Эрин, можно сказать, вынужденно попала на фронт, такая принципиальность тоже вполне понятна. Но я всё чаще задумываюсь, может, она не воспринимает русских как врагов из-за своего происхождения? Правда тут же стараюсь гнать эти сомнения подальше, ведь иначе можно додуматься до чего угодно.
А пока что приходится быть «злобным чудовищем». Именно это я прочитал в её глазах, когда отправил на допрос. И Фридхельм туда же — мало того, что замучил меня бесконечными вопросами, что произошло в госпитале, сейчас снова смотрит с упрёком.
— Почему её отправили на допрос, ведь штурмбаннфюрер прекрасно знает русский?
— А ты попробуй высказать это ему, — усмехнулся я. — Фридхельм, я и так делаю, что могу.
Это была правда. Я пытался убедить Штейнбреннера, что Эрин не тянет ни на актрису, ни на шпионку, но разве с ним поспоришь? Попробуй настаивать на своём — запросто возьмёт на карандаш, чтобы тщательно проверить благонадёжность, а это не нужно ни мне, ни тем более Эрин.
— Когда ты успел стать таким чёрствым? — Фридхельм посмотрел на меня как в детстве, когда мы ссорились — упрямо, готовый до конца стоять на своём. — Дело не только в этой русской партизанке. Ты уже не замечаешь ничего, что творится буквально под носом. Эти мерзавцы стреляют в детей, чуть ли не врываясь в дома. Хольман берёт уроки мастерства, как пытать людей, а ты снова позволяешь втянуть Эрин в сомнительную авантюру.
Я почувствовал, как растёт глухое раздражение. В авантюру значит? А ничего, что её работа и состоит в этом — переводить, что скажут?
— Я тебе уже говорил, чтобы оградить её от жестокости войны есть простой выход! Женитесь, и как только она забеременеет, сможет спокойно уйти в отставку, — чёрт, я и забыл, что здесь тоже свои подводные камни.
Взгляд Фридхельма потяжелел, и я ощутил укол совести. Нельзя даже в ссоре бить по-больному. Мне некогда разбираться в их отношениях, но по-моему, Эрин заигралась, изображая капризную принцессу. Ах цветы, ах платье, куда же без друзей. Многие девушки между прочим согласны даже на заочную церемонию.
— Если у тебя всё, то я бы хотел вернуться в штаб и поработать. У меня нет времени, чтобы тратить его на чьи-то капризы.
— У тебя уже давно нет времени, чтобы поговорить со мной, — Фридхельм смерил меня ледяным взглядом.
Нет, я конечно люблю Фридхельма, но иной раз его трудно понять. Я оставил их с Эрин в покое, как он и просил. Если у них двоих какие-то проблемы, что ему раньше мешало прийти, поговорить по душам. В штабе было непривычно тихо. Штейнбреннер уже ушёл к себе на квартиру, Эрин наверное всё ещё пытается разговорить задержанную девицу. Самый лучший способ избавиться от лишних мыслей — с головой уйти в работу. Через три дня мы покинем деревню. Нужно привести в порядок бумаги, проверить состояние техники и проследить ещё за сотней мелочей.
— Герр обер-лейтенант, разрешите доложить, — услышал я встревоженный голос Кребса.
Что там ещё случилось? Боже, почему Эрин в таком жутком виде? Вряд ли это избитая девушка напала на неё. Кребс подошёл ближе и тихо заговорил:
— Хольман слетел с катушек, набросился на неё. Пытался изнасиловать.
— Что ты такое говоришь?
Только этого мне не хватало. Теперь предстоят серьёзные разбирательства, а я ведь втайне гордился, что в моей роте наконец-то относительный порядок. Что нашло на этого мальчишку? Ладно бы это сделал Шнайдер, но сынок гяуляйтера всегда казался мне довольно безобидным.
— Я своими глазами это видел, — Кребс бросил быстрый взгляд на Эрин и добавил: — Есть ещё кое-что. Скорее всего это конечно клевета, но лучше вам услышать сейчас. Хольман утверждал, что Эрин предательница, якобы он узнал кое-что о ней.
— Пока молчи, я должен разобраться, — я тоже покосился на Эрин. — Не хотелось бы, чтобы пошли сплетни.
— Конечно, я всё понимаю.
Мне надо выпроводить его. Сначала я сам с ней поговорю. Не то чтобы я с ходу поверил словам Хольмана, но с чего то же он это взял?
— Кто-нибудь ещё в курсе этой истории?
— Шнайдер, это он первый увидел их.
— Скажи ему, чтобы не болтал.
Я полез за сигаретами и, наконец-то сделав успокаивающую нервы первую затяжку, ещё раз внимательно окинул взглядом Эрин. Конечно Кребс не ошибся, выглядит она ужасно. Блузка чуть ли не разорвана, на щеке до сих пор алеет след от удара. Смотрит на меня… я бы сказал испуганно. Я вспомнил, как застал тогда их со Шнайдером. Эрин выглядела оскорблённой, была в ярости — какой угодно, но не испуганной. Неужели Хольман что-то действительно про неё узнал?
— Рассказывай, — я выдохнул дым, устало подумав, что точно придушу её, если она опять что-то натворила. — Всё рассказывай.
— Да что тут рассказывать? — Эрин поёжилась под моим взглядом. — Едва я вышла из сарая, этот идиот набросился на меня. Он и раньше меня баловал навязчивым вниманием, даже предложение руки и сердца сделал, — она презрительно усмехнулась. — Размечтался создать идеальную арийскую династию, ведь у меня такой влиятельный папочка.
— Почему он обвиняет тебя в предательстве? — Я затушил сигарету и подошёл к её столу, удерживая взгляд.
Как бы хорошо она ни притворялась, я уже неплохо изучил её за эти месяцы и смогу распознать ложь. — Учти, я позже поговорю и с Хольманом.
— Он… его отец разыскал моего отца, чтобы поговорить о возможном браке между нами.
В её глазах сейчас было выражение, которое я бы определил как обнажающе-беззащитное. Так похожее на то, что я уже видел когда-то.
— Мой отец ему ответил, что дочери у него нет… и не было.
— Это всё?
Я понимал, что сейчас от моего решения зависит многое. Эрин конечно та ещё актриса. До сих пор вспоминаю, как она морочила нам головы, прикидываясь Карлом, да и сейчас периодически продолжает ломать комедию на пустом месте. Вот зачем в госпитале скрывала от Ягера, что переводчица? Но также я знал, когда она бывает искренней, настоящей.