Фон Линдт подошёл ко мне незадолго до ужина и сходу огорошил предложением:

— Не хотите составить мне компанию? Я собираюсь перед сном прогуляться.

— А не слишком поздно? — я нутром чуяла, что он что-то задумал, и ломала голову, как бы повежливее соскочить.

— Сегодня достаточно тепло, но если вы боитесь замёрзнуть, возьмите мой плащ.

— Не стоит, — я неохотно поднялась.

Ладно, в конце концов, мы же не в безлюдный лес идём. Что он мне сделает?

— Эрин, я знаю, послезавтра вы собираетесь уезжать.

— Ну да, — бодро улыбнулась я. — Хорошего понемножку, долг зовёт.

— Вам необязательно ехать в Союз, — осторожно сказал он.

— А? — непонимающе зависла я.

— Я говорил с доктором Збышеком, он согласен выписать вам направление на дальнейшее лечение.

Ничего себе выходки! А как же врачебная тайна и всё такое? Видать, дедуля не зря отрабатывал свой хлеб в рейхстаге. Тот ещё интриган.

— Вы позвали меня сообщить, что я могу продолжить лечение в Швейцарии? — я с неприязнью посмотрела на него. — Так я это и без вас знаю.

— А что вы скажете, если я предложу вам остаться там? — я в шоке захлопала глазами. — У меня есть хороший знакомый, я бы даже сказал друг. Он поможет с документами.

Ни хера себе подарочек судьбы. Я о таком даже мечтать не могла. Но все же прекрасно понимают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— И? — прищурилась я.

Фон Линдт немного озадаченно посмотрел на меня.

— Что я за это буду вам должна?

— О, кажется, вы меня неправильно поняли, — снисходительно улыбнулся он. — Безусловно, вы привлекательная девушка, но слишком юны для меня. Я всегда с насмешкой относился к парам с такой вопиющей разницей в возрасте. Ваши деньги мне не нужны, свои девать некуда, так что считайте это вполне бескорыстным предложением.

Ну нет, дедуля, так не бывает. Я не вчера родилась и достаточно повидала, чтобы утратить веру в людей. Пока не услышу внятного объяснения этому аттракциону невиданной щедрости — разговора не будет.

— Почему вы это делаете?

— Не ищите подвоха, Эрин, — устало вздохнул он. — Всё просто. Я не смог спасти никого из своей семьи. Цеплялся за дурацкие принципы, малодушно рассчитывал выждать, пока прекратится этот кошмар. Если напоследок я могу кому-то помочь, значит, умру, хоть немного примирившись со своей совестью.

Правильный выбор. Порой его просто невозможно сделать, ведь понимаешь, что бы ты ни выбрал — будешь жалеть о принятом решении. Я скользнула взглядом по кровати, на которой были хаотично разложены мои немногочисленные шмотки. Пора собираться… Фон Линдт снабдил меня рекомендательным письмом и адресом, доктор выписал направление. «Ветер в соснах». Звучит отлично. Там наверняка тишь да благодать, и война кажется чем-то нереальным. Я представила себе тихую размеренную жизнь. Накуплю себе нормальных платьев и снова буду выглядеть как девушка, а не солдат-оборванец. Займусь здоровьем, а то такими темпами к двадцати можно превратиться в развалину. А самое главное — я буду засыпать, твёрдо зная, что следующий день будет таким же как и предыдущий. По крайней мере, там точно не будет стрельбы, авианалётов и чьих-то смертей. Разве это не то, к чему я изначально стремилась и ради чего наломала столько дров? Вот только Фридхельм… Я бережно разгладила немного примявшуюся фотку. На ней он такой счастливый. Ну ещё бы, это же наша свадьба. Как же я соскучилась… Пройдут недели, а может, и месяцы прежде чем он сможет присоединиться ко мне. А что если… Сколько тех, кого война разлучила навсегда. Не могу даже думать об этом.

«Непоколебимая верность…». Раньше я считала, что верность — не изменять любимому человеку, но ведь это не совсем так. Верность — это быть рядом, деля проблемы и вместе выбираясь из любой задницы. Это принятие его тараканов, умение не отвернуться, если он не оправдывает твоих ожиданий. Выдержит ли моя любовь это искушение? Не знаю… Однако что-то решать нужно уже сейчас. Вздохнув, я стала медленно укладывать вещи.

— Рад видеть вас в добром здравии, Эрин, — едва узрев меня на пороге штаба, Файгль расплылся в счастливой улыбке. — Вижу, пребывание в санатории пошло вам на пользу.

— Надеюсь, что так, — улыбнулась я в ответ.

Вилли улыбнулся не так радостно, но всё же пробормотал положенные слова приветствия. Блин, по его физии никогда не поймешь, что он думает на самом деле. Он же был в курсе нашего тайного сговора или нет?

— А где Фридхельм? — я бросила ранец у ближайшего стола.

— Проводит ревизию обмундирования, — подсказал Файгль.

Я торопливо вышла на крыльцо, оглядываясь в поисках нужного склада. Как же я соскучилась… Надеюсь, мы избежим извечных споров, что я всё делаю по-своему. Надо же, здесь оказывается уже весна. Помню, когда я уезжала, были жуткие морозы. Даже не верится, что прошло почти два месяца. Я остановилась, наблюдая, как Фридхельм деловито пересчитывает коробки. Словно почувствовав мой взгляд, он обернулся.

— Рени…

Все слова вылетели из головы, пока я смотрела в его глаза, в которых смятение и растерянность постепенно менялись на щемящую нежность.

— Парни, заканчивайте без меня, — бросил он и стиснул меня в крепком объятии.

Я прерывисто выдохнула, когда горячие губы приникли к моим в жадном поцелуе. Послышался одобрительный свист.

— Интересно, кто эта красотка?

— Офицерам, видимо, везёт во всём…

— Когда у нас уже будет отпуск?

— Заткнитесь, идиоты, — прошипел знакомый голос. — Это его жена.

Точно, я как-то не подумала, что у нас теперь в основном новенькие. Кроме Вилли и Кребса остались только Шнайдер и Бартель.

— Идите уже куда-нибудь и там милуйтесь, — ухмыльнулся Шнайдер.

Чёрт, я даже соскучилась по нашим взаимным подколам. Вот только куда можно пойти, если мы как всегда торчим в глухой деревне? Впрочем, тихая рощица нашлась и здесь.

— Всё-таки вернулась, — Фридхельм с укором посмотрел на меня. — Мы же договаривались.

— Ты не рад меня видеть?

— Конечно рад, — улыбнулся он. — Но ещё больше бы радовался, зная, что ты в безопасности.

Ну что ж поделать, родной, если ты для меня дороже надёжной Швейцарии? О своём решении я жалеть не буду. Я рассеянно смотрела, как ветер колышет ветки берёзы, на которых уже проклюнулись нежно-зелёные листья.

— Весна каждый раз возвращалась, каждый год, с ласточками и цветами, ей не было никакого дела ни до войны, ни до смерти, ни до печали, ни до чьих-то надежд…

— Красиво, — заценил Фридхельм. — Кто автор?

— Старина Ремарк, — правда это из книги, которую он ещё не написал.

— И всё-таки ты не ответила, почему вернулась?

Почему? Разве такие вещи нужно объяснять? Из всех чувств, пожалуй, только любовь даёт нам основание, чтобы жить, и оправдание, чтобы совершать любые преступления.

— Рени?

— Просто я поняла, что не смогу жить, сходя с ума от неизвестности, — я вспомнила неотправленное письмо фон Линдта. — Каждый раз, когда мы расстаёмся, новой встречи может и не случиться.

— Сейчас мы временно отступаем в тыл, но в любой момент линия фронта может сместиться, и здесь снова будет опасно.

— А жить вообще опасно. И довольно об этом, всё равно никто не может изменить свою судьбу.

Кто вот ожидал, что меня собьёт машина на пешеходном переходе? По идее, я давно уже мертва и живу сейчас, можно сказать, в долг.

— Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себя не прощу… М-м-м, что ты делаешь?

— Пытаюсь как-то ласково закрыть тебе рот.

Фридхельм улыбнулся, позволяя увлечь себя в долгий нежный поцелуй. Мы не первые влюблённые, которые хотят верить, что их любовь выдержит любые испытания и время будет милостиво к ней.

* * *

Поражение под Сталинградом здорово подкосило немцев. Пришлось нехило отступать. Сейчас наш полк торчал где-то под Орлом, но до конца войны ещё ой как далеко. Неплохо бы как-то выяснить, к чему следует готовиться. Я пыталась припомнить уроки истории — куда нас могут перебросить? К лету немцы вновь должны занять Харьков и Белгород, но Украина достаточно далеко отсюда. Могут отправить в тыл, в Белоруссию, но вряд ли, мы же штурмовики. Неужели бросят на Курскую дугу? Если так, то у нас есть относительно спокойные два месяца, а о большем на войне нельзя и мечтать. Генерал Штауффернберг избрал местом дислокации какой-то захолустный городишко, но по мне, любое место, отдалённо напоминающее цивилизацию — уже гут. Ходишь как белый человек по нормальным тротуарам, а не по пояс в грязи, живёшь в цивильной квартире, а не в землянке с крысами. Даже можно иногда сходить в кино или ресторан. Нет, конечно, мерзости оккупации никуда не делись, но а где сейчас по-другому?