— Так странно, ты говоришь, что это ещё не совсем ребёнок, — Фридхельм ласково провёл пальцами по моему животу. — А я всё время представляю девочку, которая будет похожа на тебя.

— Почему девочку? — сонно улыбнулась я. — По-моему, все мужчины помешаны на наследниках.

— Может, потом будет и мальчик.

Ничего себе, он разогнался. Тут бы одного ребёнка поднять на ноги.

— Учти, я не из тех клуш, которые с радостью рожают каждый год по ребёнку, — полушутливо возмутилась я.

— Рени, я понимаю, ты росла одна, но по опыту знаю, что лучше, когда рядом находится близкий человек. В детстве я мечтал о сестрёнке.

— Это ты зря, — усмехнулась я, вспомнив свою вечную войну с сестрой. — Просто не представляешь, какими противными бывают маленькие девочки. К тому же на правах младшенькой она быстро бы построила вас с Вильгельмом. Только бы и слышал: «Ты же старше, ну, уступи».

Я слишком хорошо помню, как Полька вечно портила и тырила мои вещи, а мама заступалась, мол тебе, что жалко, это же твоя сестра, она же маленькая. Мелкая паршивка быстро просекла, на чьей стороне сила, и бессовестно этим пользовалась, чуть что бегая жаловаться.

— Ну и ничего страшного, — улыбнулся он. — Вильгельм же привык, что мама постоянно просила его позаботится обо мне. Мы, конечно, иногда ссорились, но как видишь, это не помешало нам быть не только братьями, но и друзьями.

Тут бы я поспорила. У них с Вилли, может, идиллия и любовь-дружба-жвачка, а мы с Полей вечно срались во многом из-за того, что мама не умела любить нас одинаково. Что ж, это урок, когда у тебя появляются свои дети, ты можешь избежать повторения ошибок своих родителей.

— Может ты и прав…

Я поёрзала, устраиваясь поудобнее. В уютном кольце его рук казалось, что мы всё ещё можем вот так спокойно обсуждать планы на будущее, мечтать о детях, но я должна бы помнить, что реальность далеко не располагает к такому.

— Фридхельм, как по-твоему, в это прекрасное будущее вписывается война?

— Война не будет длиться вечно, — уклончиво ответил он. — К тому же мы решили, что ты вернёшься в Берлин. Кстати, когда мы всё расскажем Вильгельму?

— Да погоди с этим, — отмахнулась я.

Знаю я этого перестраховщика — не успею даже вещи собрать, как окажусь в поезде на Варшаву.

— Ты разве не видишь, что русских так просто не одолеть? А что, если я права и они объединятся с союзниками? Я понимаю, что «долг» для тебя не пустое слово, но, а как же я? И ребёнок… Неужели ты хочешь, чтобы мы прошли настоящий ад?

— Ты опять предлагаешь бежать? — вздохнул он. — Я часто думал об этом. Когда-то я был напуганным мальчишкой, не понимающим, зачем нас отправили сюда убивать, но сейчас всё изменилось. Я не могу подвести Вильгельма и не хочу провести остаток жизни, скитаясь в эмиграции. Ты думаешь, так легко без документов пересечь границу? Или нас с распростёртыми объятиями ждут в Швейцарии? Но даже если бы получилось скрыться, разве это то, чего ты действительно хочешь? Прятаться в дёшевых отелях с грудным ребёнком на руках и трястись от страха каждый раз, когда полицейский остановит для проверки документов? Я не думаю, что всё настолько плохо. Мы сейчас вернули почти все позиции, кроме, разве что, Москвы. К тому же если Берлин будут часто бомбить, вы всегда сможете уехать с мамой в деревню. У неё там живёт сестра.

— Я понимаю, что в эмиграции жизнь не сахар, — меня снова охватила паника при мысли, что мой ребёнок ещё долго не увидит мирного неба. — Но ведь детям хочешь самого лучшего, а что дадим ему мы? Мать будет таскать его по бомбоубежищам, пока отец проливает кровь невинных людей?

Фридхельм напрягся под моей ладонью, да и я пожалела о вырвавшихся словах, но ведь скоро, возможно, так и будет. Когда местным начнут закручивать гайки и стрелять при малейшем подозрении в связи с партизанами, разве он сможет уклониться от приказа? Я тоже, конечно, далеко не ангел. Можно сколько угодно оправдываться, ссылаясь на то, что это не моя война, но с самого начала я вела себя как эгоистичная малодушная дрянь. Так может ещё не поздно начать всё заново?

— Дети — это шанс как-то исправить свои ошибки, стать лучше.

Фридхельм пристально смотрел мне в глаза. Я без труда прочитала в его взгляде вместе с привычной нежностью сомнения и мелькнувшее раскаяние. Если и говорить правду, то сейчас самый подходящий момент. Я должна убедить его любыми путями бежать подальше отсюда. Правда есть вариант, что он решит, что из-за беременности у меня кукушечка поехала, но попробовать-то можно? Блин, всё равно страшно. Будь у меня хотя бы одно доказательство… То, что я вангую насчёт финала, в расчёт можно не брать. Вспомнить бы хоть одну ближайшую по дате битву.

— Я подумаю, Рени, — тихо сказал он. — В любом случае время ещё есть. К тому же если всё же мы решим бежать, нужно что-то придумать насчёт документов. С немецкими паспортами далеко не уйдешь, но и без них нельзя.

— Поверь мне, ты не пожалеешь, если мы уедем.

Я старалась не думать о Вилли, хотя, конечно, понимала, как тяжело будет Фридхеьму решиться подставить родного брата, но Вилли точно никогда не сможет перешагнуть через коронное «Приказ есть приказ», так что не стоит даже предлагать ему бежать вместе.

* * *

Я решила не доставать Фридхельма ежедневным нытьём и расспросами, пусть подумает и решит, что делать дальше, а в том, что он думал, я не сомневалась. Лишь бы не затянул, когда у меня уже будет такое пузо, что только слепой не заметит.

— Проклятые иваны снова повредили линию связи, — чёрт, я и забыла, что наши продолжают партизанить в окрестностях. — Вильгельм, неужели так сложно пресечь эти диверсии?

— Я отправлю своих людей прочесать всё ещё раз. Им негде больше прятаться, — Вилли склонился над картой, что-то вычерчивая.

Я вспомнила подслушанный разговор. Раз партизаны прячутся на какой-то лесопилке, скорее всего она недалеко от города. Тогда получается, они собираются грохнуть кого-то из генералов. Так что моя совесть чиста — немчики относительно в безопасности. И вообще, хватит с меня этой войны. Чем скорее я окажусь подальше отсюда, тем лучше. Сегодня же поговорю с Фридхельмом. Надеюсь, он придумал какой-нибудь путь отступления.

— Рени, я думаю, не стоит действовать сгоряча. Ты должна думать не только о нас, но и о малыше. Безопасного варианта нет, и рисковать в твоём положении нельзя. Давай ты уедешь, как мы и планировали в Берлин, спокойно там родишь, а я за это время продумаю, что можно сделать с нашими документами.

Ну, класс. Знаю я, чем заканчивается это дурацкое «А давайте разделимся?».

— Если мы исчезнем сейчас, Вильгельм поднимет всех на уши. Рассказать ему о наших планах я не могу, сама понимаешь, далеко мы не уйдём, а вот когда я приеду в очередной отпуск, а ты к тому времени оставишь службу, может, что-то и получится.

Я понимала, что он хочет меня уберечь и что решение дезертировать принять нелегко, но всё равно почувствовала горечь разочарования. Нельзя же быть такой дурой, в моём возрасте и глупо верить в чудо. Не бывает такой любви, чтобы человек настолько потерял голову, что готов был броситься за кем-то в огонь и в воду. Спорить и обижаться бессмысленно. Он же по-своему даже прав. Если смотреть на ситуацию с его колокольни. Бросить всё, ради сомнительных перспектив в эмиграции? Это мне терять уже нечего, а у него — семья и статус добропорядочного гражданина Великой Германии. Он, может, и прислушивается к моим рассуждениям, но скорее всего до конца не верит, что всё будет настолько плохо. Ладно, поживём-увидим. В одном соглашусь — придётся всё-таки уехать в Берлин, но последнее слово всё равно останется за мной. Раз уж нам предстоит на время расстаться, я сама решу когда это произойдёт.

Прошло ещё две недели. Мы по-прежнему торчали в «ленинском» колхозе, что, в общем-то, было не самым плохим вариантом. Я старалась не думать о далёком будущем. Хотя, конечно, каждый раз, когда Вилли с Файглем устраивали планёрку, настороженно прислушивалась — не пора ли нам выдвигаться на какую-нибудь заваруху? Но пока что мы прочно удерживали позиции здесь в оккупации, и можно было немного расслабиться и представить, что я живу в закрытой воинской части. Файгль наконец-то собрался в заслуженный отпуск навестить жёнушку и смущённо попросил у меня совета. Он, видите ли, не может придумать, что привезти ей в подарок. Вези цветочек аленький, то бишь себя, не ошибёшься. Я-то прекрасно помнила, откуда они берут «подарки». Многие запросто отбирают у местных мало-мальски ценные вещи. Так что честно ответила, что не смогла бы носить кольца и серёжки, снятые с чьих-то трупов, и тактично предложила ему устроить жёнушке романтик-программу.