— Давай-давай, без глупостей, дядя.

Так, чем же их закрыть? Если задвинуть засов, они потом не выберутся. Я присмотрела здоровенную колоду, на которой хозяин, видимо, рубил дрова, и потащила её к двери.

— Брось, я сам, — Фридхельм поволок её к двери.

Сам он, как же! На ногах вон еле стоит, а ещё идти незнамо сколько. Вдвоём мы кое-как подпёрли дверь. Если расшатать, изнутри отодвинуть можно.

— Ну что, вперёд? — я сжала его руку, подставляя плечо.

Я уже не понимала, куда и как мы идём. Лишь осознание, что остановиться — значит погибнуть, заставляло двигаться дальше.

— Слышишь? — остановился Фридхельм. — Что-то шумит.

Я прислушалась и недоверчиво рассмеялась.

— Это же шум воды! Мы вышли к этой чёртовой реке! Сейчас перейдём на ту сторону, а там, я уверена, вспомню дорогу.

Легко сказать перейти… Разве что вплавь. Блин, должен же здесь быть хотя бы один мост. Мы побрели вдоль извилистого русла, всё больше удаляясь от предполагаемой дороги. Я заметила темнеющие брёвна подвесного моста. Да что ж это за форт Байярд какой-то? Ничего, теперь, надеюсь, будет попроще.

— Почему ты не сказал, что нужно передохнуть?

Рано я обрадовалась, ох, рано. Фридхельм внезапно отпустил мою руку, тяжело оседая в снег. Я устало присела рядом.

— Думаю, надо двигаться вправо, откуда мы и пришли. Дорога по идее проходит параллельно с лесом.

— Рени… Дальше ты пойдёшь одна, — он жёстко, упрямо смотрел мне глаза. — Одна ты ещё сможешь найти дорогу и выбраться…

— Ты опять?

— Доберёшься до наших и приведёшь помощь, — слабо улыбнулся он.

Мы оба прекрасно понимали, что, если даже я доберусь до наших, помощь будет приводить скорее всего не к кому. Меня накрыла волна злости. Кому нужно это благородство? Я прошла через этот ад ради того, чтобы тупо повестись на вот это «брось меня»?! Да щас!

— Хорошо, как скажешь, — подхватив его под мышки, я рывками потащила его дальше.

Придётся идти ещё медленнее, но а какие есть варианты? Главное, идти, иначе навечно останемся здесь. Я поёжилась от холода. Уже не спасали ни платок, ни валенки. На секунду стало страшно. Сейчас я могу рассчитывать только на себя. Я так самонадеянно утверждала, что справлюсь. А если мне тоже сплохеет, и я рухну рядышком в сугроб? А если я не найду выхода из этого древесного лабиринта?

— Даже не думай повторять мне этот бред, — устало бормотала я. — Русские никогда не сдаются, — я остановилась, пытаясь отдышаться. — Если бы я рассуждала как ты, меня бы давно уже не было… Ну а что? Забросило на полвека назад в какие-то ебеня, кругом враги… По всему выходило, что проще сложить лапки и умереть обратно… — я осеклась, осознав, что говорю. — Фридхельм! — я вскрикнула, заметив, что он не реагирует.

Торопливо размотала его шарф, приложила пальцы к артерии. Жив. Пульс правда слабый, но есть. Я беспомощно всхлипнула. Нужно идти и побыстрее, а я чувствую, как реальность медленно плывёт перед глазами. Я подтащила его к ближайшей ёлке. Хоть какое-то укрытие от снега. Попыталась растереть замёрзшие руки. Мизинец и безымянный палец какие-то белые. Это обморожение? На свои покрасневшие, словно одеревеневшие от холода ладони я старалась даже не смотреть. Сейчас посижу немного и попробую подняться, а если не выйдет… Что ж, остаться вместе, навечно в этом холоде… Могло же быть и хуже, верно? Я подтянула Фридхельма, пристроив его голову на своих коленях.

— Даже хорошо, что ты спишь… не так страшно…

Я приоткрыла глаза, услышав треск веток. Сюда кто-то идёт! Мы спасены! Если только это не русские… Непослушными пальцами я схватила, пистолет, который предусмотрительно держала наготове, и подняла руку, которая, казалась, налита свинцом.

— Назад! — боже, ну, у меня и голос, сиплый как у привокзальной алкашки. — Назад, я сказала!

Чёрт, я чуть не положила своих.

— Рени, успокойся, — Вилли осторожно шагнул ближе и мягко перехватил мои руки, забирая пистолет. — Всё хорошо, вы в безопасности.

Помню, как-то читала в статусах, что жизнь ломает не там где тонко. Она ломает наши самые жёсткие принципы. Наверное, так и есть. Ты можешь сколько угодно зарекаться, а смысл? Может, конечно, в своём времени я бы прожила, не замаравшись ни в какой грязи, но здесь это просто невозможно. Совесть периодически вяло напоминала мне, что я давно «перешла на тёмную сторону силы», и я так же вяло отмахивалась, мотивируя тем, что не делаю никакого зла. Никого же не убила, не подставила, а тусовка в армии вермахта так, не в счёт. Но сколько можно прикрываться от самой себя оправданиями? Я окончательно предала своих. Пусть не за горсть серебра, как Иуда, но чувствую, в аду для меня уже готовится осинка.

Было вдвойне противно, потому что я понимала, что поступила бы так снова и не один раз, лишь бы спасти Фридхельма. Тем не менее, что-то тоскливо обрывалось внутри, когда я вспоминала лица красноармейцев. Странно… Я уже дважды убивала, но мне ни разу не снился ни тот полицай, ни Наташа. Возможно потому что хохла я за человека не считала, а Наташа… Это было скорее избавление от мук, нежели полноценное убийство. Теперь же мне почти каждую ночь снились эти лица: капитан, поверивший, что я самоотверженная медсестричка, Николай, доверчиво пустивший меня в землянку с пленными, Фёдор… Пусть я лично не нажимала на курок, но они погибли из-за моего предательства. Сколько я ни убеждала себя, что не было вариантов поступить по-другому, снова и снова просыпалась от настойчивого повторяющегося сна.

— Ты хуже чем фрицы, — шипит капитан разбитыми губами.

Единственный уцелевший глаз мрачно сверлит меня, обличая, осуждая.

— У вас своя правда, у меня своя! — в отчаянии выкрикиваю, пытаясь зажмуриться, убежать. Настойчивый голос с суровой прямотой продолжает:

— Правда здесь только одна, и ты не хуже меня знаешь, какая она…

— … Рени. Успокойся…

Я открыла глаза. Кох осторожно тормошил меня, пытаясь разбудить.

— Снова кошмары? — сочувственно спросил он.

Я кивнула.

— Давай-ка, поешь, — на столе уже стояла миска с дымящимся супом. — Я у местных выпросил курицу.

Я улыбнулась. Вот как он умудряется находить еду даже в самые трудные времена? Да ещё и приготовить из ничего годное варево.

— Никогда не думал стать шеф-поваром в каком-нибудь пафосном ресторане?

— Ну что ты, — смущённо ответил он. — После войны я вернусь на ферму. Там знаешь сколько работы? Да и нашему Гансу не помешает братик или сестричка.

Я рассеянно кивнула, от души желая, чтобы его мечты сбылись, но к сожалению, в военное время с этим делом напряжёнка. В этот раз нам с Фридхельмом повезло, но впереди ещё почти три года. Им всем может даже в какой-то степени легче, поскольку они не знают, что будет, и ещё могут на что-то надеяться.

— Ладно, я пойду, — Кох собрал пустую посуду. — А ты отдыхай.

Да сколько можно отдыхать? Уже неделю валяюсь с простудой. И это я ещё легко отделалась. Вильгельм порывался оставить нас в госпитале, но Йен без обидняков заявил, что я вполне здорова, лишних мест сейчас нет, и, выдав мне мазь от обморожений, отпустил восвояси. Фридхельма, конечно, оставил — рана оказалась достаточно серьёзная, да и контузия же.

Я проснулась на следующее утро трясясь в ознобе и с жутким кашлем. В принципе, не пропаду. Вилли оперативно прошёлся у всех по аптечкам, притащив мне мешок каких-то таблеток. Кох исправно носил мне бульончики и горячий чай. Даже Файгль распереживался и прибежал с «лекарством». Самолично приготовил пунш по рецепту матушки, обещая «в два счёта поставить меня на ноги». Я мужественно пыталась осилить лошадиную дозу приторно-сладкого чая, который наполовину был коньяком. Проспала потом почти сутки, но вроде даже полегчало. Во всяком случае, температура упала, осталось справиться с соплями и кашлем.