Называется, здравствуй, жопа, Новый год. То, что мы заблудились, очевидно, и в поисках дороги он мне не помощник. Ни компаса, ни карты… Думаю, нужно идти вперёд, дорога должна быть где-то слева. Вот только Фридхельм… А если он не сможет идти или вообще вырубится? Ничего, волоком потащу.

— Рени, нам надо попробовать развести костер. У меня есть спички, сходи к тому поваленному дереву, принеси немного веток.

Я хотела возразить, что нельзя рассиживаться, но глядя на его осунувшееся лицо, не стала спорить. Он нуждается в отдыхе. Просидеть даже час на морозе — тоже не есть гут.

— Хорошо.

Дерево недалеко, и в принципе без пилы я смогу отломать несколько веток. Блядь! Как же мне сразу это не пришло в голову? Какой нахуй костёр? Пара спичек и сырые промёрзшие ветки? Серьёзно? Я бегом бросилась обратно, молясь, чтобы не оказалось поздно.

— Ты что же творишь?! — я намертво вцепилась в его пальцы, пытаясь отвести пистолет.

Откуда только у него силы сопротивляться? Видимо, поняв, что может случайно ранить и меня, Фридхельм сдался. Пистолет выпал в снег.

— Предатель! — я резко встряхнула его за плечи. — Ты же перед алтарём клялся быть со мной до конца!

— Рени, ты должна выжить… вернуться…

— Вместе вернёмся, — я обхватила ладонями его лицо. — Слышишь, мы обязательно выберемся!

— Нет, не выберемся, — покачал он головой. — Я не знаю, сколько смогу ещё идти. Ты, конечно, будешь пытаться тащить меня до конца, а если сюда придут русские? Или ты окончательно заблудишься?

— Мы уже столько прошли! Я уверена, что мы идём правильно!

— Мало прошли, — он смотрел на меня со спокойной решимостью. — Как ты меня через реку тащить будешь? Оба погибнем.

— Не оставлю я тебя! — злые горячие слёзы потекли, обжигая щёки.

— Ты жить должна!

— Я ради тебя хочу жить, слышишь?

* * *

Мне казалось мы идём целую вечность. Потихоньку сгустились ранние зимние сумерки. Я сначала не поверила глазам, заметив, за деревьями дым. Рано, конечно, радоваться, может, там какой-нибудь партизанский отряд. Делать нечего, придётся идти на разведку.

— Я быстро посмотрю, что там, и вернусь.

Я поудобнее пристроила Фридхельма под деревом и, поколебавшись, забрала пистолет. Мало ли, что ему опять в голову придёт.

— Не надо, — хрипло прошептал он. — Лучше обойти это место.

— Мы с тобой загнёмся на таком холоде.

Я пока слабо представляла, как заявлюсь к русским. Дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде? Ладно я, ещё сойду за свою, но как они отреагируют на немецкую форму Фридхельма? Альтернативы как всегда не было, и я решительно потопала вперёд. Я прищурилась. В доме кто-то есть, вон, в окне мерцает тусклый свет. Нет, пожалуй, лучше не соваться туда. Мой взгляд выхвалил низенький сарайчик. Думаю, там будет немного теплее, пересидим хотя бы пару часов и уйдём до рассвета.

— Рени, мне не нравится эта затея, — запротестовал Фридхельм.

Я быстро закрыла дверь и вздрогнула от странного звука, тут же расплываясь в дурацкой улыбке. Это не просто сарай, это коровник. Значит, тут есть сено, куда мы можем зарыться.

— Нам нужно отдохнуть хотя бы пару часов, — я разворошила тюк с сеном и вдруг вспомнила, сколько тут может быть всякой заразы. — Подожди.

Задрав подол юбки, я рванула комбинашку. Крепкая ткань не поддавалась.

— Дай сюда нож.

— Что ты делаешь?

— Твою рану нужно замотать, иначе заработаешь сепсис, — я с треском оторвала кусок и стала обматывать его ногу. — Ну вот, теперь постарайся хоть немного поспать, — меня тоже мотыляло от усталости, но в принципе какое-то время продержаться ещё смогу, а ему нужно восстановить силы.

— Иди сюда, — он притянул меня ближе.

Мы настолько намёрзлись, что сейчас я не чувствовала ничего, кроме блаженного оцепенения. Главное, не спать. Угу, уснёшь тут под завывания голодного желудка. Может, попробовать найти хоть что-нибудь съестное? Ну да, это же коровник, здесь только сено и навоз. Коровник! Не-е-ет, я не приближусь к этому рогатому чудовищу.

— Куда ты? — сонно спросил Фридхельм.

— Попробую раздобыть нам ужин.

Блин, а если её уже подоили? А если она меня перешибёт рогами? Где оно хоть стоит? Я двинулась наугад, прислушиваясь к фырканью и споткнулась о ведро.

— Тише, кто ты там, Зорька? Марта?

Слабый лунный свет проникал сквозь неплотно пригнанные щели между досками. Отлично, цель вижу. Осталось только разобраться как действовать дальше. Впрочем это легко. Если буду делать что-то не то, рогатая скотина даст мне об этом знать ударом копыта.

Осторожно я сжала тугие соски, на что мне ответили недовольным мычанием. Может, нужно тянуть сильнее? Блин, чувствую себя как последняя извращенка, но на что только не пойдешь, чтобы выжить. Есть, что-то вроде получается. О железный край ведра ударили слабые струи. Мне в принципе много не надо.

— Зараза…

Я увернулась от хлёсткого удара хвоста. Кажется, ей не нравится, что я делаю. Значит, нужно ускориться.

— Ну всё, всё, успокойся, — корова тоскливо замычала и, нетерпеливо переступив, едва не опрокинула ведро. — Всё, ухожу…

Не хватало ещё, чтобы она перебудила своим ором хозяев.

— Держи, — пить из ведра, конечно, неудобно, но побегушникам не до комфорта.

— Ты тоже пей.

Я поморщилась, привычно подумав о том, что ведро наверняка было сомнительной чистоты, и что в молоке запросто может оказаться коровья шерсть и что-нибудь похуже, и что я вообще всегда ненавидела парное молоко, но голод не тётка.

— Никогда бы не подумал, что ты умеешь доить корову, — улыбнулся Фридхельм.

— Всё приходится когда-то делать первые, — уклончиво ответила я.

— Ты очень сильная, — он нежно взял в руки мои ладони, согревая, и с какой-то грустью добавил: — А ведь тебя растили не для такой жизни. Помню, в каком ужасе был «Карл» от солдатского быта.

Странно, я всегда считала себя достаточно сильным человеком. Какая чушь… Легко быть сильной, когда твоя жизнь в безопасности и можно идти к своей мечте. Купить машину, взять ипотеку, получить повышение. Здесь же всё сузилось до одной цели — выжить.

— Это называется — захочешь жить, ещё и не так раскорячишься, — хмыкнула я.

— Тише, — он вдруг напрягся, прислушиваясь.

— Ну что ты, Зорька, небось уже вся извелась, — похоже, хозяйка явилась по коровкину душу. Я похолодела, вспоминая, вернула ли на место ведро.

— Сейчас, сейчас, подожди.

Сонную расслабленность как ветром сдуло. А если она сейчас полезет ворошить сено? Эту рогатую же нужно кормить. Мы замерли, стараясь не шевелиться. Нет, дольше оставаться здесь нельзя. Как только она подоит эту чёртову корову и уйдёт, надо валить.

— Кажется, она ушла, — шепнул Фридхельм.

Я бесшумно подошла к двери, нужно убедиться, что она вернулась в дом, а не бродит по подворью.

— Говорю же, Петя, там кто-то есть…

Просто прекрасно! Сейчас этот мужик полезет проверять, не привиделось ли ей чего.

— Ты уверена?

— Дверь была открыта, тем более сам знаешь, под Усманкой сейчас бои идут. Может, дезертир какой…

— Молчи, дура… В Красной армии не бывает дезертиров.

Ну да, ну да. Все как под копирку идеальные, аж нимбы светятся.

— А если там фрицы?

— Тогда вязать их надо, — мужик помолчал. — Закрой дверь и посторожи. Я за обрезом схожу.

Ёбаный пиздец! Да сколько ещё хероты будет сыпаться на наши головы? Я сжала пистолет и распахнула дверь. Женщина испуганно вскрикнула, её муж попытался забежать в дом.

— Стоять! — я знала сейчас лишь одно — я не позволю повязать нас. — Стоять говорю!

Фридхельм неслышно подошёл ко мне:

— Дай мне пистолет.

— Мы не будем их убивать, — твёрдо ответила я. — Живо заходите в сарай! Делайте, как я говорю, и останетесь живы.

Тётка молнией метнулась, куда было сказано, мужик же чего-то тупил. Лишь бы геройствовать не начал, иначе мне придётся действовать по-другому.