— Как ты собираешься поступить с Беккером? — каждый раз, кода его вижу, не могу не думать, что из-за его безалаберности Эрин потеряла ребёнка. — Ему что сойдёт с рук то, что он оставил свой пост?

— Если я начну отправлять солдат в штрафбат за малейшую провинность, скоро некому будет воевать, — вздохнул Вильгельм и бросил на меня внимательный взгляд. — Вспомни себя год тому назад.

Брат как всегда пытается быть справедливым, а я в свою очередь прекрасно помню, что делают в таких случаях, чтобы поставить мозги на место.

— Чёрт с тобой, сам разберусь, — пробормотал я и повернулся, чтобы уйти.

— Фридхельм! — резко окликнул он.

Я захлопнул дверь, не став его слушать. Где-то внутри шевельнулась застарелая обида. Сейчас он значит пытается быть лояльным рассудительным командиром, а тогда позволил Шнайдеру избить меня?

— Скорее! Пойдём со мной!

— Да что случилась? — Вальтер настойчиво тянул меня в сторону заброшенных построек.

— Я не понял, из-за чего они сцепились, увидел только, как Шнайдер потащил Эрин туда, — сбивчиво стал объяснять парень.

Нет, это уже слишком! Они, конечно, всегда собачились, но я не думал, что он посмеет что-то ей сделать. Ладно, Эрин сейчас немного не в себе, а этот кретин чем думает? Я не знаю, что с ним сделаю за такие выходки, и парни меня поддержат! Я толкнул дверь сарая, которая на удивление легко поддалась, и услышал какой-то задушенный всхлип Рени.

Жизнь часто проверяет нас на прочность. Бьёт как можно сильнее и, сука, ждёт, когда ты сломаешься, когда опустишь руки и признаешь своё поражение, а ты снова стискиваешь зубы и идёшь вперёд, назло всему улыбаешься себе в зеркале сквозь слёзы. Потому что уверена, что примешь удар и прорвёшься, даже если против тебя весь мир. Пока есть вера в свои силы, неважно сколько раз ты упадёшь. Вот только что делать, если их нет? Если понимаешь, что никогда не сможешь принять правила нового мира? Что сколько ни бейся и не выкручивайся, от тебя по-большому счёту мало что зависит? С тех пор как я попала в сорок первый, я только и делала что совершала ошибки. С точки зрения здравого смысла конечно же. Ведь по-настоящему я не жалела ни о чём. Ни когда безрассудно лезла на амбразуру, пытаясь спасти Пашу, ни когда впервые убила человека. Как мантру повторяла: «По-другому поступить нельзя». А сейчас…

Очнувшись от наркоза, я с чудовищной ясностью вспомнила перепуганное лицо Вилли, когда он сдал меня на руки санитарам, отрывистые команды доктора, свой бессвязный шёпот, когда я цеплялась за руку Чарли: «Я беременна»… И горькое осознание, что ни изменить, ни переиграть ничего нельзя.

— Милая, мне жаль, но… — Чарли могла не продолжать, я и так поняла, что ребёнка они не спасли. Горький комок подступил к горлу. Я так часто говорила себе, что двухмесячный эмбрион ещё не ребёнок…

— Всё будет хорошо, Рени, доктор Йен сказал, что у вас ещё будут дети, — Чарли успокаивающе погладила меня по руке. — Конечно, тебе надо сначала окрепнуть.

Я кивнула, чувствуя странное спокойствие, от которого веяло тупой безысходностью. Маленькая жизнь, за которую я была в ответе, оборвалась по моей вине. Я должна была сразу же сваливать отсюда, а не пытаться урвать лишние недели, проведённые с Фридхельмом. Да и раз уж осталась, сидеть в штабе и не отсвечивать. Но у меня же голова была забита чем угодно, только не самым главным. Я вообще не хотела изначально рожать, и словно кто-то наверху с запозданием услышал мои мысли.

На второй день я попробовала встать, тут же словив жесткие вертолёты. Кое-как доползла до туалета и остановилась, услышав знакомые голоса.

— Как это ужасно — потерять ребёнка, не представляю, как бы я пережила такое.

Чарли утром снова пыталась со мной поговорить, но честно говоря мне не нужно было её сочувствие. Да и ничьё тоже. Оно не поможет мне избавиться от липкого, как грязь чувства вины.

— А я считаю, что Эрин сама виновата, — резко ответила Хильди. — Не смотри так, я знаю, что вы подруги, но подумай сама. Какого чёрта она осталась торчать здесь, зная, что беременна?

Обе замолчали, глядя на меня. Хильди поспешно затушила окурок в импровизированной пепельнице, Чарли отвела глаза.

— Дай мне сигарету.

С хера мне теперь беречь себя? Возможно, я вообще не переживу эту войну. Горький дым привычно обволок лёгкие, даря на короткое время иллюзию расслабона.

Я провела в больнице уже неделю и понимала, что Йен не станет тянуть с выпиской. Раненых каждый день поступает столько, что скоро не будет хватать места. Даже не знаю что хуже — валяться в палате, в тщетной попытке навести порядок в своей голове, или вернуться в наш «теремок». Все уже небось в курсе — Беккер наверняка растрезвонил. Кто там что думает по поводу моего обмана мне плевать. Вот только Фридхельм… Как я посмотрю ему в глаза? Он ведь так хотел этого ребёнка, чуть ли не имя уже придумал, уверенный, что у нас будет дочь. Он может и не обвинит меня, но разве от этого легче? Хуже всего было ночами. Нет, мне не снился не рождённый ребёнок, но стоило закрыть глаза, как перед глазами крутилась одна и та же картина.

— Ты не едешь? — Фридхельм ласково обнимает меня.

— Передумала, — я закрываю дверцу машины.

Правда в таком случае Вилли скорее всего бы погиб. Зная его принципиальность, он же мне такое устроит, когда я вернусь. Память услужливо напомнила, как его перекосило от злости, когда он услышал о ребёнке. А пошли они все к чёрту! Это моя жизнь, и я сполна плачу за свои ошибки. Я приковыляла на пост к Чарли.

— Что такое? — всполошилась она. — Тебе нужно обезболивающее?

— Нет, но я могу тебе немного помочь. Ну, там… разложить таблетки или прокипятить шприцы.

— Рени, ты должна отдыхать, — покачала она головой.

— Я вполне выспалась днём, — соврала я.

Чарли внимательно посмотрела на меня, явно не поверив, и, порывшись в ящике, положила на стол две таблетки.

— Это не выход, — был, конечно, соблазн закинуться снотворным и забыться на несколько часов, но мне нахрен не упало потом разбираться с привыканием. — Снотворное будет под рукой не всегда. Мне нужно как-то отвлечься.

— Ладно, — вздохнула Чарли и протянула мне список лекарств с фамилиями и импровизированные таблетницы. — Можешь разложить, только умоляю, будь внимательна.

Не сказать, что перекладывание таблеток и скатывание бинтов особо помогло, но через несколько дней я более-менее пришла в себя. Сделанного не воротишь, тем более в такое время действительно лучше не спешить с детьми. Я не ясновидящая, и предугадывать все выверты судьбы не умею. С таким же успехом я могла нарваться на заминированную железную дорогу. Нужно взять себя в руки, тем более впереди, как я подозреваю, ещё столько всякой крипоты.

Тщательно построенное хрупкое равновесие пошло трещинами, стоило мне вернуться в нашу часть. Вилли правда не стал на меня орать, даже завалящей нотации не приготовил, лишь посмотрел нечитаемым взглядом и предложил отсидеться недельку дома. Заманчиво, конечно, но нет. Тем более дома Фридхельм. Я видела в его взгляде ту же боль, что пыталась загнать в себя, но ещё хуже была тошная вина, постоянно мелькавшая в потемневшей синеве родных глаз. Ей Богу, мне было бы легче, если бы он упрекал, но знать, что он мучается из-за меня, было невыносимо. Я понимала, что нельзя делать вид, что ничего не случилось, но была не в силах говорить на эту тему. Иначе я сломаюсь окончательно. Он никогда не узнает, что я сомневалась, стоит ли рожать, прикидывала, что без ребёнка выживать намного легче. К тому же нет-нет, да прорывались мысли, что если бы он послушал меня и попытался увезти отсюда, этого бы не случилось. Нет, нельзя думать об этом, иначе мы окончательно отдалимся друг от друга. Со временем всё пройдёт, сгладится в памяти. Постепенно мы справимся, он мужчина, ему легче. Я тоже выкарабкаюсь, главное загрузить себя делами по максимуму. Ну и ещё слать подальше всех сочувствующих. Первым я отбрила Файгля.