— Эрин? — удивлённо спросил Фридхельм, подозрительно оглядывая нас.

Эта паршивка тут же изобразила обиженную няшу. Губки трогательно дрожат, даже слезу пустила.

— Лиза завтра придёт, — он мягко улыбнулся ей.

— Зачем ты ей нагрубила? — дождавшись, пока Надя уйдёт, спросил он.

— Терпеть не могу, когда подслушивают под окнами, — раздражённо ответила я.

— Она тебе не нравится, но эта семья помогает нам с Лизой, — напомнил он. — И вообще, я не узнаю тебя Эрин. Ты ведь была всегда так добра с ними.

Говорить ему о том, что девчонка собралась его охмурить я не стала. А смысл? Он-то не в курсе её планов, а выставлять себя ревнивой дурой сейчас не самое подходящее время. И так вон толком не помирились.

— Это нервы, — вздохнула я. — Слишком многое в последнее время случилось, и я действительно не знаю, как нам быть с Лизой.

— Я понимаю, девочка верит, что её родители живы, и ждёт встречи с ними, но подумай, ведь мы можем дать ей куда больше, чем эта женщина.

— Ты прав, — я не стала спорить. — Нам же не нужно решать что-то прямо сейчас.

Может иногда и стоит пойти на компромисс?

* * *

В то утро я решила, что обидки Фридхельма затянулись и надо что-то в этом плане менять. А то взял привычку ложиться в другой комнате. У Раисы была и спальня, но видимо все дети на печи не помещались, поэтому в гостиной — она же кухня-столовая — тоже стояла довольно внушительная койка. Лиза, дитя деревенской цивилизации, всегда просыпалась раньше меня и, судя по всему, уже убежала играть. Ничего, сейчас соберусь, и пойдём завтракать. Блядь, а это что за выходки? Я столбом застыла на пороге, не веря глазам. Надька склонилась над спящим Фридхельмом и, судя по всему, чуть ли не в трусы к нему уже лезет.

— Я тебе не мешаю, нет? — прошипела я.

— Я вам молока принесла, — тоже шёпотом ответила девица, нагло щуря бесстыжие глазюки.

— Пошла вон, живо, — я готова была вышвырнуть её своими руками.

Фридхельм сонно пробормотал:

— Рени? Кто приходил?

— Никто, — уверенно ответила я и присела рядом. — Пора вставать.

Глядя на это заспанное родное чудо, как ни в чём ни бывало потянулась обнять. Кто-то же должен быть умнее, тем более накосячила я. Хочется целовать его, пока из глаз не пропадёт этот стылый лёд непонятного ожидания, что я видела в последние дни. Ладонями касаюсь его груди, поглаживая тёплую от сна кожу, осторожно спускаюсь ниже. Он выдохнул, притянул меня ближе и приник к моим губам в настойчивом поцелуе. Отлично, лёд тронулся. Я приникла к нему всем телом, заглушая тревоги. Мой, только мой!

— Может, сегодня никто не заметит, что мы немного опоздаем? — мурлыкнула я, чувствуя, как его губы скользнули по шее.

— Мы и так поздно встали, — пробормотал он, нехотя отбрасывая одеяло.

Ну смотри, милый, тебе же теперь мучиться, вон с каким стояком поднялся. Ладно, пусть одевается, я пока схожу за Лизой. В маленьком флигеле было весело — детвора столпилась возле стола, на котором Раиса раскатывала тесто.

— Вот пирожки затеяли делать, вечером вам занесу, — хитро усмехнулась Надька.

— Лиза, идём завтракать, — позвала я.

— Да уж не таскали бы вы ребёнка, не дело ей среди солдат крутиться, — вздохнула Раиса. — Я им вон молочка парного налила, да с хлебом.

— Вы не обязаны её кормить, — я прекрасно понимаю, что в такое время зачем ей лишний рот. Раиса подошла ближе и, покосившись на малых, тихо сказала:

— Я ж понимаю, что вам оставить её придётся. Может, пускай потихоньку привыкает?

Не знаю, тётка она вроде добрая, но я ещё ничего не решила, да и сучка-племяшка её мне не нравится. Опять прошмыгнула к двери. Вот куда её понесло? Я достала из сумочки несколько купюр и молча сунула Раисе. Она сначала замялась, но всё-таки взяла и распричиталась:

— Да я ж не из-за денег хочу её оставить. Вдруг всё-таки батька её вернётся с фронта, Алексеевка ведь считай рядом.

Я думала и об этом, так что возможно придётся действительно оставить ей Лизку.

— Ты получше смотри за племянницей, а то вон уже думает, перед кем из немцев раздвинуть ноги, — процедила я.

Тётка была видимо в курсе, в очередной раз разохалась:

— Я её и ругала, и отлупила, да разве ж убедишь её, когда эти сучки подружки хвастаются помадами да шоколадками? Так она девка неплохая и помогает мне. Мой-то как ушёл ещё в сорок первом, так и не появлялся дома. А у меня сами видите пятеро по лавкам…

Может, я бы и спустила на тормозах наглый подкат этой девицы, но снова увидев усмешку в её глазах, почувствовала неконтролируемую ярость. Всегда считала себя скажем так умеренно-ревнивой. То есть паранойей вроде слежки и вычитывания тайком сообщений я не страдала, но и смотреть спокойно на явный беспредел… Нет уж, увольте. Фридхельму я доверяла, а вот ей — нет. Эти якобы невинные взгляды, разговорчики, предлоги, под которыми она норовила просочиться к нам — всё это я видела насквозь. Больше всего бесило то, что она использовала Лизу. Сколько уже раз я слышала «бесхитростное»: «Ой, давайте мне её вещи, я постираю» или «Лизонька недавно такую интересную сказку рассказывала нашим. Вы, пожалуйста, расскажите ещё раз, я тоже запомню».

— Погоди, — я перехватила её за рукав и потянула за угол. — Кажется, я предупреждала тебя, чтобы ты держалась подальше.

— А я что? Я молоко принесла, — нет, я сотру с её мерзких губёшек эту самоуверенную ухмылочку.

— Не терпится лечь в постель к немцу? Так обращайся, я могу это устроить, — меня несло по кочкам. — Ещё раз увижу тебя рядом с ним, окажешься в казарме. Будешь всех подряд ублажать. Кивни, если поняла.

Видимо я была достаточно убедительна. Её губы задрожали, в глазах мелькнул неподдельный страх. Она торопливо кивнула и метнулась к спасительным дверям. Н-да, мысленно вздохнула я. Переступив пару раз через барьер морали, более мелкие подлости даются гораздо легче. Выполнять свою угрозу я бы конечно не стала, но всё же… Это аналогично тому, что я бы в своём времени угрожала сопернице облить её кислотой. В кого я превращаюсь?

— Эрин, вы идёте? — позвал Фридхельм.

Я натянула на губы лучезарную улыбку и подошла к нему.

— Лиза уже позавтракала.

— Ты всё-таки хочешь оставить её здесь? — спросил он.

— Время ещё есть, что-нибудь решим, — наконец-то я вижу в его глазах привычную теплоту.

Раз уж Лизон сегодня ночует у Раисы, пора брать дело по восстановлению личной жизни в свои руки. Уйду из штаба пораньше, схожу в баньку, приведу себя в порядок, и никуда он не денется. Не родился ещё тот мужик, которого я бы не смогла соблазнить.

— Что вы решили насчёт девочки? — спросил Вильгельм. — Мы же не будем вечно торчать здесь, ребёнку не место на фронте.

А вот объясни это своему братику, которому не терпится стать папашей.

— Возможно мы оставим её здесь, — уклончиво ответила я.

— Я слышал, вы привязались к ней, — встрял Файгль и улыбнулся. — Что ж, каждой женщине присущ материнский инстинкт.

Ага, только не мне. Я по-прежнему сомневалась, стоит ли брать на себя такую ответственность как ребёнок, да ещё и чужой.

— Вы могли бы забрать её в Германию, — продолжал он. — Сколько ей лет? Пять?

— Шесть, — машинально поправила я.

— Вполне можно использовать для легкой работы, — я мысленно охренела — он что предлагает мне увезти её в качестве рабыни? — Дайте знать, если что-то решите, я помогу оформить документы.

Чёрт, если Фридхельм прознает про эту «горящую акцию», опять начнёт уговаривать меня валить в отставку методом ухода в декрет. В принципе сама мысль не такая уж плохая, явно лучше той, что он придумал с поддельными документами. Разумеется использовать ребёнка в качестве бесправной служанки я бы не стала. И кстати, после войны Лиза как угнанная будет потом ещё до старости получать приличное пособие.