— В порядке, — буркнула я, насыпая в тарелку кашу для Лизы.

— Они же у нас молодые родители, — хихикнул Бартель. — Наверное, устают.

— Вам что больше поговорить не о чем? — как это Шнайдер ещё ничего не вякнул, это же святое дело позлорадствовать, но он сидел как ни странно тихо, и это тоже напрягало. — Вон, перемойте косточки новобранцам.

Их у нас теперь аж три штуки. Все как на подбор. Сопляки, у которых ещё даже усы не растут. Хлопают глазёнками, словно птенцы, выпавшие из гнезда.

— Где они берут таких идиотов? — рассмеялся Крейцер. — Представляешь, один заявил, что воскресенье у него выходной. Он видите ли всегда в этот день посещал церковь и собирается молиться, а не воевать.

— Не ну, а что, пойдём тогда и мы трусить выходные у Кребса, — усмехнулась я. — Мне бы не помешало денёчек поболтаться по магазинам, заглянуть в парикмахерскую.

Пусть я не собиралась никому плакаться в жилетку, но когда живёшь такой общагой по-любому не станешь замыкаться на своих проблемах. Пока они не напомнят о себе. После обеда Фридхельм кивнул Лизе:

— Пойдём, я отведу тебя.

А ничего что я ещё ем? Вскакивать и бежать вдогонку — до такого позора я ещё не дошла, но и есть как-то перехотелось. Что же он творит? Я отодвинула тарелку и вышла на крыльцо. В глазах предательски защипало, и я только с третьей попытки смогла поджечь спичку.

— Эрин? — Кох неловко потоптался рядом. — Не знаю, чего вы разругались, но уверен, что это ненадолго. Он же тебя любит.

— Угум, — вот только доверие по ходу полетело ко всем херам.

Умом-то я понимала, что реагировала бы так же, если бы узнала, что он вытворил какую-нибудь дичь за моей спиной. Самое паршивое, что если я буду и дальше всё от него скрывать, станет ещё хуже. Но как он сейчас отреагирует на мои признания, что оказывается живёт с попаданкой из другого века, я не знала. Какой-то замкнутый круг получается.

— Рени, ну чего ты, ну не плачь, — он неловко обнял меня.

Ну вот вам и железная леди. Таки разревелась.

— Всё, я успокоилась, — надо срочно брать себя в руки и постараться улыбнуться этому медведику. — Слышала, ты у нас отпускник.

— Три недели свободы, — улыбнулся Кох и тут же смутился. — Я уверен, в следующий раз поедешь ты.

— Не заморачивайся, — отмахнулась я. — Оторвись хорошенько, а ещё лучше — тащи свою Марту в загс.

— Да, так будет правильно, — он отвёл глаза.

Не знаю, что там он действительно планировал насчёт Ольги, но после Алексеевки помнится ходил сам не свой. На войне любовь по разные стороны фронта редко заканчивается хорошо. Возможно, мне ещё придётся в этом убедиться.

Вечером Лиза прискакала весёлая, щебетала как птичка о своих нехитрых детских радостях.

— Тебе нравится тётя Рая? — осторожно спросила я.

— Она добрая, — подумав, ответила девочка. — Я почти со всеми подружилась, только Петька меня задирает. Говорит, все девочки глупые.

— Он просто не знает, как сказать, что ты ему нравишься, — ох уж мне эти мальчики-неандертальцы, которые испокон веков лупили понравившихся девочек портфелями по голове и дёргали за косички. — А ты бы хотела жить у неё? — чувствую, мои планы не привязываться к девочке трещат по швам, особенно когда она вот так жмётся ко мне и доверчиво смотрит в глаза.

— Не знаю, — Лиза вздохнула. — Я бы хотела остаться с тобой, — ткнулась лбом в плечо и тихо прошептала: — Ты ведь знаешь мою маму, значит, сможешь помочь найти, когда её отпустят с войны. А то что получается? Она вернётся, а дома никого нет…

Уже позже, когда она заснула, Фридхельм неожиданно заявил:

— Я думаю, не стоит оставлять её здесь.

— Не знаю, эта деревня самая близкая к Алексеевке. Не хотелось бы далеко увозить её.

— Надо что-то придумать, чтобы забрать её в Германию.

— И как ты себе это представляешь? — растерялась я.

— Документы можно подделать. Выдадим её за сироту из семьи фольксдойче.

— Ну, допустим, прокатит, а как быть с тем, что мы с тобой живём на фронте?

— Это тоже можно было бы решить, — он вдруг горько, зло усмехнулся. — Но ты же так трясёшься над тем, чтобы не забеременеть.

Блядь, начинается! Кому в здравом уме придёт мысль рожать в самый разгар войны?

— Ты конечно молодец, всё продумал, кроме одного…

Зря я что ли бегала смотреть военники погибших? Дёмина там точно не было. Конечно это не гарантия того, что отец девочки ещё жив, но всё же.

— Отец Лизы возможно ещё жив, и будет её искать. Девочка итак потеряла почти всех, жестоко было бы лишать её последнего шанса расти с кем-то из семьи.

— Да откуда ты знаешь, жив он или нет! — Фридхельм покосился в сторону спальни и уже тише продолжал. — Ты как всегда всё делаешь по-своему.

Ну, а как ещё я должна делать? Я не привыкла заглядывать в рот мужику и кивать словно овца на всё, что тот скажет, и меняться не собираюсь. И так вон приходится постоянно переступать через себя, а в компромиссы я не верю. Это всегда заканчивается тем, что у одного партнёра всё в шоколаде, а другой мучается, подгоняя себя под чьи-то решения. Или вы принимаете друг друга такими как есть, или разбегаетесь на хрен.

Резко распахнув дверь, я прищурилась. На крыльце маячила чья-то фигура. Присмотревшись, я узнала племянницу хозяйки.

— Чего надо? — без особой вежливости спросила я, глядя на растерянную мордаху девицы.

Эта Надька уже давно меня подбешивала. Во-первых, мне не нравилось, как она посматривает на Фридхельма. Уж что-что, а женский интерес я всегда безошибочно могу подметить. Во-вторых, я как-то случайно подслушала её разговор с подружкой в палисаднике, что лишь укрепило мои подозрения.

— Покажи помаду. Что прям настоящая?

— Дура ты, Надька, конечно! И помада, и чулки шёлковые как у этих городских. Приходи сегодня ко мне, может, и тебе кто-нибудь понравится.

— Боязно мне как-то идти. Да и тётка за мной следит, не пускает никуда по вечерам.

— Говорю же, дура ты, у вас вон какой славный солдатик остановился.

— Так он же с этой фифой.

— Ну и что, кто она ему? Жена?

— Да вроде нет… И вообще она странная. Хоть и строит из себя фрау, я думаю, она русская как и мы.

— Да ладно, она же в форме ихней ходит.

— Ну и что? Я как-то услышала, как она ругается, когда споткнулась. Загнула, как наш дядька Мишка, когда напьётся. Фрицы таких слов-то и не знают.

Да ладно, благодаря мне теперь знают. Но каковы красотки! Сидят, сплетничают про меня, да ещё строят планы на моего мужика. Ну да, конечно. Тут же чулки, помада… Каков соблазн, а?

Ну, а самое главное — её внешность. Эта девка была практически моей копией. Разумеется не этой блондинистой молью, а меня настоящей. Нет, конечно я-то однозначно красивее, но типаж тот же. Тёмные кудри, брови и ресницы, которые не нуждаются в тонне косметики, карие глаза и фигура вполне себе ладная. Мысли конечно дурацкие, но я ревниво следила, как на неё реагирует Фридхельм. Ну, а кто бы на моём месте этого на делал? Пусть он любит меня не за внешность, но интересно же, запал бы или нет, будь я другой масти? Скорее всего нет. Какого-то особенного интереса в его глазах я так и не увидела.

— Тётка просила передать, пусть Лиза завтра остаётся у нас, — кисло улыбнулась девица. — Вы же её всё равно нам оставите, так пусть привыкает.

— А нельзя было сказать всё это утром? — не выдержала я. — И вообще завязывала бы ты с этим. Думаешь, я ничего не замечаю? Трешься как кошка у чулана с мясом, бегаешь к нам под надуманными предлогами. Тебе здесь ничего не светит, поняла?

— А чего тогда ты так всполошилась, если уверена, что не светит? — нагло усмехнулась эта дрянь.

— А ну пошла отсюда, — рявкнула я. — И чтоб я тебя здесь не видела. Я сама поговорю с Раисой насчёт Лизы.