— Да что ты стоишь столбом? — рявкнул Шнайдер. — Из неё кровь так и хлещет, — достав какой-то платок, он сунул его Фридхельму. — Прижми к ране и не отпускай. Каспер вас отвезёт, а я постараюсь достать этих тварей.

— Рени, ничего не бойся, мы сейчас мигом отвезём тебя в госпиталь, — затараторил Каспер, помогая Фридхельму поднять меня.

От их движений кровь потекла с новой силой. Скорее всего до госпиталя я не доеду. В прошлый раз моя смерть была достаточно быстрой, сколько интересно это продлится сейчас? Боль постепенно перешла из резкой в отупляюще-глухую, но теперь я чувствовала жуткую слабость. Что бы там ни говорили про то , что никто не живет вечно, умирать раньше времени никому не охота. Но с другой стороны я так устала от этого бесконечного квеста, устала постоянно бояться. Хотя кого я обманываю? Страх леденящей щекоткой постепенно вытеснил все остальные мысли и чувства. А если умирать я буду долго и мучительно и в полном сознании? И что всё-таки ждёт меня после? Я не верю в канонные понятия рая и ада, но уже знаю, что смерть не всегда значит небытие.

Фридхельм нежно провёл ладонью, убирая спутанные волосы с моего лица.

— Рени, потерпи, мы скоро приедем, — судя по тому, как машина подпрыгивала на колдобинах, Каспер мчался с космической скоростью. — Только не отключайся…

Я слышала его голос словно через вату, боль по-прежнему терзала бок раскалёнными щипцами. Не хочу, чтобы он видел агонию в моих глазах…

— Дедушка, а ты был в плену?

— Всякое бывало на войне.

— Павлик, она ещё слишком маленькая для военных рассказов. Пойдём, Аришенька, малину собирать.

— Ничего я не маленькая, мы с мамой на военный парад ходили. Она мне рассказывала, что немцы хотели захватить весь мир. Хорошо, что дедушка их поубивал.

— Убивать — это всегда плохо, Аринка.

— Но ведь немцы были плохими, разве их кому-то жалко?

— Конечно, были и плохие, но не все.

— Они напали на нас, конечно же плохие.

— Все, внученька, плохими не бывают. Люди, они же разные, вот как твои карандашики.

— Хватит забивать голову ребёнку, ты ей расскажи ещё про…

— Про кого?

Я не знаю, почему сейчас в моей памяти всплыл этот забытый разговор из детства и как это связано с тем, что каждый раз, как я думаю о Паше, что-то смутно не даёт покоя. Чёрт, как же всё-таки больно. Я не знала остановилась ли кровь или нет, но во рту стоял тяжёлый металлический привкус, к тому же меня ещё и мутило.

— Ты можешь ехать быстрее? — хрипло, страшно закричал Фридхельм.

Я не разобрала, что ему ответил Каспер…

— Мам, ну зачем ты меня назвала этим древним именем, а? На уроки литературы хоть не приходи.

— Я тебя вообще-то хотела назвать Викой, так что скажи спасибо своему дедуле.

— А ты куда смотрела?

— Да как-то не смогла отказать. Он редко нас о чём-то просил. Видимо, для него это имя было дорого.

Но это же полная хрень! Дед назвал меня в честь… меня? Разве можно засветиться одновременно в двух временных отрезках? А может, я действительно послана сюда, чтобы его спасти? И раз моя миссия закончена, я как-то вернусь в своё родное время? Бред полный. А может… и может…

— Рени, — мою ладонь стиснули тёплые пальцы. — Не оставляй меня…

Фридхельм смотрел на меня с отчаянием, да и я прекрасно понимала, что это скорее всего конец. Ничего не сказать на прощание как-то неправильно, но с другой стороны любые слова окончательно превратят всё в слезливую голливудскую мелодраму. Всё-таки любовь такая сука. Я столько раз ошибалась, искала нужный накал и глубину чувств и теперь, когда нашла её, ту самую, книжную, всё обрывается, едва начавшись. В его глазах я сейчас читала всё, что когда-то было сказано и что не сказано тоже. Ни один из моих бывших не смотрел на меня так, словно я для него центр вселенной. А я почти не говорила ему о любви. Считала, что это и так понятно, раз мы вместе.

— Люблю…

Я с трудом узнала свой голос. Шелестящий, словно у древней старухи. Пересохшее горло корябало словно наждаком.

— Блядские ямы! — выругался Каспер, когда машину в очередной раз неслабо тряхнуло.

Я почувствовала, как слегка утихшая боль вспыхнула с новой силой, и это вынесло меня на задворки сознания.

Фридхельм

Войны без потерь не бывает. За год мне не раз приходилось хоронить фронтовых товарищей. В первые месяцы я часто размышлял, что есть смерть, как не фатальность. Ведь пуля зачастую пролетает буквально в миллиметре от твоей головы, чтобы попасть в чью-то спину или затылок. Я чувствовал горечь, когда отправлял жене Вербински её письма или когда молодые мальчишки вроде Кестера зачастую погибали в первом же бою. Сейчас того страха во время боя нет, лишь каждый раз что-то больно ноет в груди, когда я ищу глазами Вильгельма, но все эти чувства меркли по сравнению с тем, что я испытывал, зная, что Эрин может не добежать до укрытия или в него попадет снаряд. Сколько раз уже она была на краю смерти — в руках партизан или под огненным шквалом атаки русских. Но сейчас, когда мы были в относительной безопасности, почему это случилось снова?

Едва мы вернулись с вылазки, как обнаружили, что все стоят на ушах. Я вскользь услышал, что, оказывается, русские пленные сбежали, но от усталости не обратил на эти слова особого внимания. В конце концов в деревне оставались солдаты Файгля. Пусть ищут их раз упустили, а я собирался домой, если, конечно, можно назвать домом чужую избу. Но благодаря Эрин и Лизе она действительно стала домом. Я знал, что сейчас увижу в глазах Рени нежность и облегчение, ведь она каждый раз напряжённо замирает в моих объятиях, провожая на такое задание. А Лиза будет хихикать над новой сказкой, которую я ей расскажу.

— Винтер, ты с нами? — подбежал ко мне Каспер.

Я собирался ответить, что, раз приказа не было, никуда не поеду, но по его глазам понял, что случилось нечто более серьёзное.

— Они схватили Эрин.

Сердце пропустило удар, и я лишь выдохнул:

— Как это случилось?

— Быстрее! — Шнайдер резко захлопнул водительскую дверь.

Парни уже все были в машине, и моментально притихли, когда я сел рядом.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

— Эрик и Фриц сказали, что Файгль отправил Эрин допросить русских. Там тоже непонятная история, почему он не пошёл с ней.

— Известно почему, — хмыкнул Каспер. — Гейне сказал, он напился вдрызг. Им пришлось повозиться, пока отбуксовали его на квартиру.

— Фриц пустил её, ну, а как иначе, ведь это был приказ гауптмана, а через несколько минут русские вырвались, используя её как живой щит.

— Их же было двое, что она могла сделать? Эрин ведь у нас совсем не боец.

— А пистолет ей для чего? — прокомментировал Крейцер.

— Ещё бы она умела им пользоваться, — отозвался Шнайдер.

Я молчал, оглушенный этими новостями.

— Но ведь они не убили Фрица? Почему же забрали её вместо того, чтобы запереть с ним?

— Ну ты даёшь, — ответил Крейцер. — На кой им солдат не говорящий по ихнему? Они же пробрались, чтобы взять языка, вот и забрали Эрин.

— Да она же ничего не знает, да и не понимает особо в нашем деле.

— Она как переводчик знает достаточно.

При мысли, что её будут допрашивать, а возможно пытать, я ощутил бессильную злость. Война — мужское дело, женщин нельзя в такое впутывать, а тем более использовать. Чёрт бы их всех побрал! Её отца, который вышвырнул забракованную дочь из дома, русских, которые ненавидели её, подозревая, что она перебежчица, Файгля, который уцепился за её знание языка и перетащил сюда из госпиталя.

— Мы найдём её, — Каспер сжал моё плечо. — Они не могли далеко скрыться.

До линии фронта ещё далеко, ближайшие деревни уже прочёсывали солдаты гауптмана. Мы остановились возле леса — больше русским было прятаться негде. Вильгельм и Кребс велели нам разделиться и действовать как можно тише, чтобы не спугнуть беглецов. Дело осложнялось тем, что уже темнело, и если они где-то прятались, мы были не в лучшей позиции. Держа наготове винтовки, мы осторожно продвигались вглубь леса. Я напряжённо прислушивался, реагируя на каждый шорох. Тяжёлые мысли и предчувствия усугубляли тревогу. Если Рени сопротивлялась, её ведь уже могли убить. А возможно, у русских была оставлена где-то машина, и они уже скрылись в свой лагерь. Нет, она жива, я чувствую это. Надо только найти её. Тишину разорвал сухой щелчок выстрела.