— Куда нас ведут?
— Ишь, испугались, — усмехнулся конвоир и сделал вид, что целится из винтовки. — А ну, живо дуйте наверх.
Немчики естественно застыли, не понимая, чего от них хотят в такую рань.
— Они не понимают вас, — осторожно сказала я.
— Ну так переводи! Живо выбирайтесь и грузитесь в машину.
— А куда нас повезут?
— Куда надо, — отрезал мужик, но я уже облегчённо выдохнула.
Раз повезут, значит, расстрела не будет. Смысл им переводить бензин, чтобы грохнуть нас в другом месте? Парни тоже приободрились, когда я сообщила им расклад.
— Нас правда не убьют?
— А зачем увозят?
— Наверное, в какой-нибудь лагерь, — ответила я, всё ещё не веря в такой исход.
Парни, смотрю, не особо прониклись. Собственно, я тоже не видела повода сильно радоваться. Стать полностью бесправным элементом советского правосудия… Ну-у, такое себе. Я в красках представила себе какой-нибудь лесоповал. Злобные как адские гончие надзиратели, бесконечный холод, воровство в бараке, вши, цинга… Про внешность можно забыть вот прям сразу. Однозначно превращусь в беззубую уродину с потрескавшейся кожей. Может, оно и к лучшему. Домогаться никто не будет.
— Говорят они заставляют работать заключённых на крайнем севере в непроходимых лесах.
— Куда же ещё холоднее?
— А может, нас просто отвезут подальше и перестреляют?
— Успокойтесь, — веско ответил пожилой мужик, видать, ветеран. — В плену, конечно, не сахар, но выжить можно. Рано или поздно война закончится, и нас вернут обратно, это всегда так делается.
И правда, чего это я расклеилась? Самое ценное — это жизнь. Пристроюсь в лагере переводчицей, и Фридхельм опять же будет рядом. Сбежать, конечно, у нас вряд ли выйдет, а там кто знает.
— Чего мы встали?
Сердце ёкнуло от очередной догадки. Может, и правда решили расстрелять в чистом поле? Кто-то откинул брезент:
— Фёдор, выгружайтесь, тут за ночь столько намело, не проедем. Забирайте фрицев, пусть поработают лопатами.
— Переведи им, — кивнул мне конвоир.
— Парни, там снежный занос, они требуют, чтобы вы его расчистили, — воспользовавшись тем, что все столпились на выход, я быстро шепнула Фридхельму. — Притворись, что ты в отключке…
У меня не было времени рассказать спонтанно созревший план, но, думаю, он сообразит по ситуации.
— А этот чего разлёгся? — прищурился Фёдор, кивнув на Фридхельма.
— У него контузия, от тряски стало плохо, — невозмутимо ответила я, надеясь, что меня не припашут разгребать снег.
Всё-таки я девушка, да и там достаточно людей. Он грубо потормошил Фридхельма, но тот лишь безжизненно мотал головой. Собственно, ему и изображать ничего не надо. Я видела, как он периодически морщится от боли.
— Фёдор, что там у вас?
— Да фриц тут один лежит полудохлый. И как быть с девчонкой?
— Ну пусть тогда тоже сидит в машине, — молоденький красноармеец окинул меня быстрым взглядом. — Толку от неё. Вон хлипкая какая. Но глаз не спускай с обоих.
Отлично. Теперь нужно выжидать минут пять и можно приступать. Я нетерпеливо поёрзала, скорчила смущённую моську и наконец робко «решилась» обратиться:
— Мне бы выйти.
— Это зачем? — настороженно спросил Фёдор.
Блин, догадайся с трех раз.
— Ну, это… приспичило…
— Чего приспичило?
Вот же баран!
— Говорю, если не выведешь, машину вам загажу. Так понятно?
Он смерил меня пристальным взглядом.
— Ладно, но смотри без глупостей.
Я спрыгнула на дорогу и осмотрелась. Справа всё как на ладони — вон хлопчики курят, наблюдая за слаженной работой пленных, — а вот слева есть небольшая насыпь, да и лес опять же рядом. Я, не раздумывая, двинула туда.
— А ну стой, — Фёдор тут же ломанулся следом.
— Я не собираюсь светить голым задом посреди дороги, — я перелезла через насыпь и послушно остановилась.
— Подумаешь какая стыдливая, — фыркнул он. — Давай быстрее.
Я надеюсь, Фридхельм понял, что я задумала. Моё дело — подольше потянуть время. Поморщившись, я рывком стянула труселя и присела. Блядь, хоть бы ничего себе не отморозить.
— Долго ты ещё? — недовольно спросил Федор.
— Сейчас, — я заметила за его спиной Фридхельма и робко улыбнулась. — Может, хоть ты скажешь, куда нас везут?
— Узна…
Фридхельм сдавил ему горло, но тот так активно вырывался, что оба повалились в снег. Пистолет! Нужно как-то вытащить его пистолет, иначе нам конец. Как там говорится, больше всего достаётся тому, кто лезет в чужую драку? Этот Фёдор явно сильнее нас обоих и сопротивляется изо всех сил. Я получила несколько болезненных пинков и ударов, прежде чем смогла вытащить из кобуры пистолет.
— Дрянь… — он резко отшвырнул Фридхельма и тяжело навалился на меня сверху.
Сильные пальцы сдавили моё запястье, выкручивая, выламывая. Я понимала, что стрелять нельзя, но легко сдаваться тоже не собиралась. Лишь бы он не поднял масштабный кипиш. Пистолет выпал из ослабевших пальцев, и я едва не взвыла от боли. Прямо в челюсть двинул, гад. Перед глазами всё поплыло.
— Оставь её!
Я почувствовала, как тяжёлое тело больше не придавливает. Медленно села… мне нельзя отключаться…
— Рени… — Фридхельм подполз ко мне, всё ещё держа окровавленный нож. — Вставай, нам нужно уходить как можно быстрее.
— Сейчас, — кивнула я, осматриваясь в поисках пистолета.
Мы бросились в сторону леса, но теперь я уже не была так уверена, что нам удастся уйти. Сколько пройдёт времени, прежде чем обнаружат наш побег? В идеале всё будет тихо, пока немчики расчищают дорогу, то есть примерно полчаса, максимум час, а если кто-то из красноармейцев решит подойти к машине? Ну, там, сигарету стрельнуть у товарища или узнать, как там ведут себя «полудохлые» пленные? Нас же легко вычислить по следам. Я прикинула — бойцов было четверо вместе с водителем. Считай, одного больше нет. Если они будут нас преследовать, то получается, оставят с немцами всего одного человека? Вряд ли. В одиночку соваться тоже глупо. У нас же теперь есть оружие. Чёрт его знает… Тут другое. Мы, считай, бежим, куда глаза глядят, и не то что карты, а даже приблизительного понятия, куда двигаться, у меня нет.
— Что с тобой? — я заметила, что Фридхельм тяжело припадает на левую ногу.
— Ничего.
Ну да, как же! А эти пятна откуда?
— Ты ранен? — остановилась я.
— Он немного зацепил меня ножом, — нехотя ответил он.
— Дай посмотрю, — я быстро расстегнула шинель.
Похоже, удар пришёлся вскользь по бедру, артерия не задета. Чёрт, и как назло нечем перевязать, да и делать это на морозе тоже проблематично.
— Придётся идти помедленнее.
— Всё в порядке.
— Не в порядке, — вздохнула я. — Я помнила дорогу от их лагеря, а эту вообще не знаю. Считай мы идём наугад.
— Нужно придерживаться дороги.
— Ага, и снова угодим к русским. Нет, придётся уйти подальше. Выйдем к речке, а там уже до Михайловки.
В перспективе это звучало неплохо, на деле же мы топали далеко не так резво. Во-первых, в непролазных сугробах особо не побегаешь, во-вторых, к концу дня меня мутило от голода, а Фридхельм ещё и ранен и питался эти дни кое-как. Он уже шёл, опираясь на моё плечо, и всё чаще я замечала, как тяжело спотыкается и замирает, словно пережидая головокружение.
— Давай немного отдохнём.
— Конечно, — так себе, конечно, отдых жопой в сугробе, но иначе он просто не сможет идти. — Так, держи, — я отдала ему варежки, пресекая протесты, — будем надевать по очереди, иначе пальцы отморозим. Сейчас соображу попить.
Это, к счастью, просто. Я зачерпнула горсть снега с ветки.
— Ты не должна была ради меня так рисковать, — Фридхельм кое-как проглотил немного подтаявшего снега.
— Давай подождём с нотациями до дома, — отмахнулась я. — Сейчас главное выбраться отсюда.
