Я молча окинула его взглядом. Надо же, до угроз не опустился, уважаю.

— Я попробую выручить тебя.

Жизнь стремительно учит не доверять людям, но что-то было в этом суровом мужике, что заставило меня поколебаться. Хотя я и так не собиралась сдавать Олеську Громову. Ну действительно она же не виновата, что я так попала с этим дурацким совпадением фамилии. Она делала то, что просила я, и что требовали партизаны. Свела нас так сказать. Но если Степан не собирается меня кинуть, может у него и получится замолвить словечко перед майором.

— Поговорю с Громовым, возможно, он оставит тебя здесь под мою ответственность.

Я ещё раз посмотрела в его лицо — никакой суетливой хитрости или заискивания. Обычно такие мужики надёжные, уж если скажут что, так и сделают.

— Я ничего ему не скажу, — согласно кивнула, отдавая пустую миску.

Наверное стоит пользоваться передышкой в моей насыщенной событиями жизни и отоспаться вдоволь. Неизвестно, как там пойдёт всё дальше. Вот же Степан подал надежду, что всё ещё может сложиться для меня вполне неплохо, а я теперь уснуть не могу. Хочется поверить, что где-нибудь в этом мире, обезумевшем от войны, я смогу найти своё место. В конце концов, война пусть и не скоро, но закончится, и мне надо будет как-то жить дальше. Не прятаться по кустам, а найти работу, пробить какое-нибудь жильё. Возможно, завести друзей и даже бой-френда.

«Ага, упустила уже одного», — память ехидно подкинула синеглазку.

Что-то неуютное шевельнулось в груди, когда я вспомнила его разнесчастные глазищи в тот вечер. Да всё с ним будет хорошо, куда он денется. Забудет свою нездоровую тягу к мальчишке Карлу и, если переживёт войну, вернётся к нормальной жизни.

***

Проснулась я от того, что меня трясла за плечо Олеся.

— Арина, вставай!

— Что случилось? — сонно моргнула я и вскрикнула, увидев, что в руках Степана что-то блеснуло.

Неужто решил по-тихому прирезать? Обругав меня дурой, он полоснул ножом по верёвке на моих запястьях. Тут до меня дошло, в чём причина экстренной побудки. Где-то на улице явственно слышался оглушительный рёв самолётов.

— Немцы напали? — испуганно пискнула я.

— А то кто ж еще? — Степан бесцеремонно потащил меня из хрупкого убежища.

Олеську подгонять было не надо — она выбежала первая. Снаружи был настоящий ад — небо полыхало всполохами огня. Как в замедленной съёмке, передо мной рухнули два высоченных дерева, раздавив собой два шалаша. На место костра со свистом упал снаряд, выбивая фонтаны рыхлой земли. Люди беспорядочно метались по лагерю, пытаясь убежать или найти, где спрятаться. Где-то плакал ребёнок, мимо нас, матерясь, пробежал мужик, проорав:

— Васильич, уводи людей в лес!

— Бегом, дурная, — Степан дал мне в спину волшебного тычка, выводя из ступора.

Очень вовремя — в шалаш, где мы мирно спали ещё несколько минут назад, попал снаряд. Сухое дерево с треском разлетелось в стороны. Я в панике пыталась сориентироваться, в какую сторону безопаснее бежать. Ноги уже сами несли меня вперёд. Гул над головой не стихал — грёбаные немцы планомерно обстреливали лагерь и окружающую территорию заодно. Я дико заорала, когда прямо передо мной огромное дерево с треском начало заваливаться в сторону. В огненной вспышке я увидела, что снаряд попал куда-то позади него. В голове молнией мелькнуло: «Воронка». Не знаю, насколько верен фразеологизм про снаряд, который не бьёт в одну и ту же воронку дважды, но надеюсь, это правда. Я отодвинула ветки и спрыгнула я тёмную яму. Кажется, шлёпнулась обо что-то мягкое.

— Да что ж ты за наказание такое, — простонала Олеся. — Все ноги мне отдавила.

— Ну прости, — огрызнулась я. — Не додумалась как-то спросить, нет ли здесь ещё кого-нибудь.

Олеся приподнялась и закрыла проём ветками, а у меня перехватило дыхание. Стало казаться, что нас похоронили заживо. Интересно, моя смерть во второй раз будет такой же быстрой, как и в первый? Не хотелось бы ползать с развороченными кишками или сгореть заживо. Каждый раз, как раздавался грохот и треск, мы обе вздрагивали от страха, понимая, что мало что может спасти от бомбёжки, и наше убежище тоже ненадёжно.

— Там же батя остался, — всхлипнула Олеся.

Я обняла её за плечи:

— Он опытный боец. Я думаю, он тоже нашёл убежище.

Она обняла меня в ответ, давая волю слезам. Не знаю, сколько мы так просидели, но я первая заметила, что как-то подозрительно всё стихло.

— Будем вылезать? — неуверенно спросила я.

Олеся прислушалась и кивнула:

— Да, сейчас, вроде, можно.

Мы выбрались из спасительной воронки и пошли назад к бывшему лагерю.

— Надо отсюда уходить, — сказала Олеся. — Здесь всё ещё может быть опасно. Попробуем найти, кто ещё уцелел. Иди вот в эту сторону и не сворачивай. Выйдешь на опушку, а там уже и дорога близко.

— А ты?

— Я кое-что проверю и догоню тебя.

Девушка что-то упрямо высматривала в этом хаосе из разметавшихся веток, рытвин и брёвен. Скорее всего, хочет убедиться, что отец не погиб где-то здесь. Я помялась — оставить её здесь одну или, пользуясь случаем, бежать отсюда, сломя голову? Я уже решилась послушаться её и идти к дороге, как вдруг услышала тихий плач. «Маришка?» — сразу почему-то вспыхнула мысль. Я решилась пройти ближе. Плохо дело, очень плохо. Перед упавшим деревом безжизненно лежала женщина, а рядом примостилась плачущая Маришка. Я присмотрелась. Голова матери — сплошное месиво из крови и раздробленных костей. Чудо ещё, что девочка уцелела.

— Батя, — вскрикнула Олеся, и тоже бросилась к дереву.

Я только сейчас заметила, что под стволом дерева лежал ещё и Степан. У меня упало сердце — даже навскидку ясно, что его грудная клетка раздавлена просто в кашу. Мысли о побеге куда-то испарились. Я сделала то, что должна была сделать. Взяла девочку на руки.

— Мама, — всхлипнула она. — Помоги ей…

— Маришка, — я серьёзно смотрела в её глаза. — Дерево очень тяжёлое. Мы с тобой девочки и не сможем его сдвинуть. Мы сейчас найдём твоего папу и других мужчин.

— Она проснётся? — девочка пытливо смотрела на меня.

Ну знаете, к такому меня жизнь не готовила. Не буду я врать ребёнку, но и хладнокровно сказать, что её мать мертва, я сейчас тоже не могу.

— Уходите, девчата, — услышала я хриплый голос Степана. — И ты, Леся, иди…

— Я не брошу тебя, — разрыдалась девушка. — Пусть Арина уводит Маришу и приведёт помощь…

Я сморгнула слёзы, глядя на них двоих, но действительно стоило в первую очередь увести отсюда ребёнка.

— Я найду кого-нибудь из наших и вернусь, — пообещала, поудобнее перехватывая девчушку.

Я пока что не думала, куда именно меня приведёт эта лесная тропинка, и что вообще я буду делать, если выберусь из леса. Одетая в немецкую форму, с русским ребёнком под мышкой — мне были заказаны пути в обе стороны. Со всем этим как-нибудь разберусь потом. Сейчас меня вела цель найти кого-то из выживших, пристроить Маришку в безопасное место. Но вокруг словно всё вымерло — передо мной были бесконечные деревья и неясные звуки ночного леса, которые я не умела распознавать. В конце концов, я ни разу не следопыт. Маришка доверчиво обняла меня за шею и прошептала:

— Мне страшно.

— Мне тоже, малышка, — я машинально погладила её по голове. — Но у нас всё получится, мы найдём… — я вздрогнула, услышав сухой щелчок винтовки за спиной.

— А ну, стоять!

А вот и наши. Неужто опять будут меня прессовать? Чёрт, откуда же их взялось столько, и почему я никого не заметила пару минут назад? Из-за деревьев выходили тёмные фигуры, окружая меня, как в дешёвом ужастике.

— Так-так, гражданка, и куда ты собралась ? — ехидно спросил покрытый копотью парень, подходя ближе.

— Лагерь разгромили немецкие самолеты, — ответила я. — Я пыталась найти уцелевших. По-вашему, надо было бросить девочку там?

— Это будешь сейчас майору рассказывать, что там случилось, и куда ты шла, — со злостью сказал кто-то сзади и ткнул меня судя по всему автоматом в спину.