— Ну, что? Ты поговорила?

— Поговорила, — вывернулась из моих дружеских объятий Олеся. — Есть два условия, прежде чем наши тебя отсюда заберут.

— Говори уже, — надеюсь, мне не придётся для этого поработать подрывником, а так я на всё согласна.

— Ты скажешь, кто с тобой работал.

Я кивнула. Делов-то, назову сейчас левую фамилию, кто там в лесу проверять будет. Базы данных всё равно ещё не придумали.

— И ты должна вывести из строя вашу роту в ближайшие несколько дней.

— Зачем? То есть я хочу сказать, я же не могу их всех перестрелять, а если притравить, так перебьют всю деревню, — я уже была наученная горьким опытом.

— Можешь не убивать, — презрительно усмехнулась моим опасениям Олеся. — Я сказала, выведи из строя. Хочешь отсюда выбраться — придумаешь как, — посмотрела на моё озадаченное лицо и добавила. — Нашим позарез нужно в ближайшие дни прорываться отсюда к линии фронта на востоке. А эти, сама знаешь, чуть ли не каждый день по лесу шастают.

Н-да, задачку мне подкинули. Не спи теперь всю ночь, думай, как немчиков безобидно с горизонта убрать.

— Так с кем ты работала? — настойчиво спросила Олеся.

— Майор Александр Громов, — в душе не разумею, почему Громов, ляпнула, что первое в голову зашло.

Ох, как вовремя я замолчала — мимо прошёл Каспер и хитро мне подмигнул. Стояли мы с Олесей, конечно, не как двое влюбленных, но играть на публику интим я была больше не в состоянии. Олеська тоже проводила немца недобрым взглядом и хмыкнула:

— Всё, разбегаемся. Повторения того, что было в сарае, не будет.

— Даже и не думала, — тоже скривилась я. Хватит с меня этих трансгендерных движух.

***

Ворочалась я пол-ночи, но вроде не зря. Кое-что смогла придумать, но для этого нужно было раздобыть нужные ингредиенты. Я уже сломала мозг, прикидывая и так и эдак, но вселенная решила, видимо, сжалиться над моими мучениями и подкинула небольшое послабление. Надеюсь, не перед ещё более масштабной подлянкой. Оказывается сегодня у нас праздник — раздача плюшек в виде жалованья и выезда в ближайший городок. Балуют солдат возможностью пошарахаться, прикупить нужные мелочи, пивка попить опять же. Кребс собрал нас возле машин и рявкнул, что на всё про всё имеется час. Тех, кто опоздает он образно говоря, нагнёт так, что мало не покажется. Дружной толпой мы разбрелись по главной улице. Шнайдер и Бартель завидели вывеску с пивной кружкой и радостно ломанулись туда. Кох с Каспером высмотрели какой-то продуктовый магазин и тоже смылись. Я увидела нужную вывеску — бокальчик со змейкой. Она, родная, аптека. Через дорогу удачно примостился книжный магазин, и я повернулась к Вербински и Фрейтеру:

— Парни, я в книжный. Мне блокнот нужен и карандаш.

— Возьми мне тоже, и ещё открыток, — кивнул Фрейтер. — Я как раз собирался написать жене.

— Без проблем.

Я уже неслась в нужную сторону. Выждала, пока эти двое скроются за углом, и открыла дверь. На меня из-за прилавка настороженно посмотрел пожилой дядечка. Поднял вверх руки и пробормотал:

— Берите всё, что нужно.

— Дайте вату, бинты, йод, — я не видела смысла особо шифроваться и говорила по-русски, но имитируя лёгкий акцент.

Как раз пополню свои стратегические запасы. Дядечка удалился в подсобку, а я зависла над прилавком, выискивая глазами то, что не рискнула попросить открыто. Ага, вижу, касторовое масло. В просторечии касторка, ещё и бутылёк такой здоровый. Так, беру два. Я торопливо затолкала пузырьки в ранец. Ну вот, сегодня на обед у нас будет суп с мощным слабительным эффектом. Тем более если парни подвыпившие никакого привкуса они и не заметят, сожрут как миленькие. Дядечка вернулся, протягивая мне бумажный пакет с заказом.

— Спасибо, — ну, а что, я же девушка вежливая, тем более со своими.

Порылась в ранце и достала пару бумажек, выданных мне за службу. Понятия не имею, сколько это стоит реально, надеюсь, хватит. Судя по ползущим вверх бровям фармацевта, дала я много. Ну и на здоровье. Я выбежала и занырнула в книжный. Повторила там фокус с блокнотами, карандашами и открытками. От меня похоже вообще не ждал никто, что я оплачу покупки, но я не жадная.

Выйдя из магазина, я побрела в сторону площади. До этого оккупированные города видела только на фото. Реальность была куда более зловещей. Дома, каменная брусчатка улиц, были искорёжены бомбёжкой. Эти гады уже по-свойски налепили табличек на своём дойче — указатели, где вокзал, городское управление, штаб. Даже кинотеатр переименовали: «Kino für Soldaten». Ясен хер, что для солдат, местным сейчас как-то не до фильмов. Немецкие упыри разгуливали как у себя дома. Всё-таки ненавижу я эти высокомерные рожи. «Мои» хоть как-то уже примелькались, а тут прям вот воротит. На площади в кустах валялся обязательный для нашей страны памятник Ленину. На пьедестале предсказуемо красовался портретик усатого. А вот это здание, наверное, раньше было административным — над ним теперь развевался флаг со свастикой. Ну да, удобно — была одна власть-пришла другая. Я поражённо смотрела, как робко жались местные, устроившие здесь что-то вроде мини-рынка. И немцев больше всего именно здесь. Какой-то офицер с презрительной гримасой обыскивает пожилого мужчину. Вон пара солдат просто стащили с прилавка у женщины свежие яйца и, «позабыв» расплатиться, пошли дальше. А вот мелкие мальчишки пристроились на подработку — чистят этим мразям сапоги за банку консервов. Тьфу, вот чего меня сюда вообще понесло? Как-то совсем муторно стало, да и совесть подгрызала за то, что расслабилась и живу можно сказать припеваюче, пока мои соотечественники в полной заднице. Ничего плохого не делаю, но и хорошего тоже.

— Ты всё по книгам? Что, Винтер больше не делится? — подколол Шнайдер, когда я протянула Фрейтеру открытки. — А-а-а, ты по мамочке соскучился, смотрю, за открыточками бегал?

Ну, что тут скажешь — скотина она и есть скотина. Сука, как знал, куда бить. Мамочке, к сожалению, я уже не смогу написать никогда.

— Радуйся, если есть кому писать, — я пихнула его плечом и прошла вперёд, втопила, как внедорожник, чтобы не слышать сочувственные перешёптывания за спиной.

— Ну, что ты его задираешь? Разве ещё не заметил, что ему за несколько месяцев так и не пришло ни одного письма? — Да всё, всё, не трогаю я вашего сиротку…

Я снова остро ощутила безысходную тоску. Пусть мы вырастаем и живём своей жизнью, мы всегда знаем, что близкие всё равно рядом. Я в любой момент могла позвонить или приехать к маме. Хотя мы с ней не были близки так, как лучшие подружки, но я любила её. Сейчас я видела насколько глупы были мои старые обиды. В своё время мы отдалились из-за моего максимализма. Я не понимала, как она может продолжать любить отца после того, как он нас бросил. Бесилась всякий раз, когда она начинала суетливо носиться, собираясь его повкуснее накормить, если он приходил. Приходил он, кстати, всегда не просто так — обычно занять денег, разумеется, тут же забыв о долге. Хотя жили мы не так чтобы богато, но не суть. Она как надела в своё время розовые очки так с ними и жила. Не видела, какой он на самом деле мудак, и моя злость однажды перешла в презрение.

— Ариночка, посмотри, какой вкусный тортик принёс вам папа.

Ага, подсохший бисквит с жутким маргариновым кремом. Лучше бы алименты тебе принёс, вон Полька из зимнего пальто выросла.

Да чтоб я когда-нибудь так слепо полюбила? Нет уж, я конечно не железная, но всегда трезво смотрела на вещи. Если что-то не по мне, сроду не терпела. Лучше уходить сразу.

Но какая бы ни была моя семья, отныне они навсегда потеряны для меня. Я почувствовала, как предательски защипало глаза при мысли, что мама уже меня похоронила. Второй вариант был не лучше — получить поехавшую крышей, не узнающую её дочь… Нет, даже не хочу думать об этом.

* * *