— Я хотела тебя охмурить, чтобы потом выманить из села, — нехотя призналась Олеся. — У меня батя в партизанском отряде. Им нужен кто-то из ваших гадов, чтобы допросить о картах и передвижениях.

О, как. Ей, значит, можно разыгрывать Мату Хари, а на меня смотрит как на врага народа? Но тем не менее девчонка чуть ли не единственный мой шанс досрочно смыться, пока ещё кто-нибудь не догадался, что я не Карл.

— Ты стреляла в наших, хотя бы раз? — неожиданно спросила Олеся и жёстко добавила: — в глаза мне смотри, я увижу, врёшь ты или нет.

— Нет, — я выполнила её требование с лёгким сердцем, зная, что говорю правду. — Я тянула время как могла, чтобы сразу в бой не поставили. Прикидывалась неопытным мальчишкой.

Тут, конечно, я покривила слегка душой — но ведь в Союзе никто бы не отправил в разведку девушку без малейшего опыта в военном деле. По лицу этой хитрюги было непонятно, верит она мне или нет. До меня стало доходить, что моя безопасность целиком и полностью в руках этой девчонки. Которая тоже, между прочим, себе на уме.

— Выпустишь меня сегодня в лес, я поговорю с батей, — наконец сказала она. — И если вздумаешь меня предать, я тоже тебя сдам немцам. Даже перед расстрелом успею Федору крикнуть, чтоб всё им рассказал, ясно?

Ну что ж, на большее сейчас рассчитывать не приходится. Я её понимала — побежит советоваться с опытными вояками. Вот только не сделала ли я себе хуже, записавшись в разведчицы? Нет, кое-чем порадовать красноармейцев я смогу — благо была в курсе немецких великих планов. Но я даже пресловутые «Семнадцать мгновений весны» не смотрела. Я не знаю всех тонкостей, как должен вести себя разведчик, не знаю ни имён, ни должностей. Я даже к своему стыду довольно плохо знаю нашу историю. Ту её часть про Сталинские времена и расцвет НКВД. То есть читала, конечно, чернуху, но на этом как бы всё. Вот же горе горькое, может, надо было сказать полуправду? Мол я обычная девчонка, по глупости вырядилась в немецкую форму, чтобы сбежать из захваченного села, да вскоре попалась, и, чтобы выжить, прикинулась парнишкой.

Я чувствовала себя как на иголках. Не будет мне покоя, пока не выясню, примут ли меня партизаны. Очередная подлянка коварно поджидала меня в лице Вильгельма. Я уж было расслабилась, думала, они с братишкой сами решили, гей он или как, и что с этим делать, но нет. Вильгельм призвал меня в штаб. Я малость напряглась, когда поняла, что разговор наш пойдёт без свидетелей.

— Карл, — Вилли как-то смущённо кашлянул, но смотрел на меня обличающе-строго. — Я кое-что видел пару дней назад. Думаю, ты понял, о чём я. Хочу услышать твою версию.

Я мысленно приложилась лбом о стену. Ну всё, небось задавил морально синеглазку, теперь решил взяться за меня. Та-а-ак, включаем мозги. Фридхельм у нас любимый братик, его сдавать в лагерь для извращенцев нельзя, это понятно. Хочет найти крайнего? Нет уж, не выйдет. Я конечно не знаю, что там ему наплёл наш недогей, но моё дело стоять на своём. Дяденька, вы совсем ку-ку, обсуждать такую гадость с невинным мальчиком-зайчиком? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю.

— Да там и обсуждать особо нечего, — я изобразила лёгкое недоумение, честно глядя Вилли в глаза. — Ну, напился малость Фридхельм, чушь несусветную нёс, с кем не бывает.

— Что конкретно он говорил? — уточнил Винтер.

— Да что обычно люди по пьяни несут, — я чуть зависла, вроде как припоминая. — Ну, что он одинок, скучает за домом и друзьями. Что никак не поладит с парнями.

— А ты что ответил?

— Как что? Сказал, чтоб спать шёл, пока не попался никому на глаза.

Возможно, всего нашего разговора Вильгельм тогда не слышал. Хотя того, что он видел, с головой хватало для масштабной разборки. Это да. Вот как мне прикрыть этот косяк? Чем объяснить, что один идиот полез целоваться, а другой, то есть другая, стояла, как будто так и надо, вместо того, чтобы показательно врезать?

— Фридхельм… Целовал тебя? — ну блин, а ты-то чего краснеешь, как монашка, которая впервые наткнулась на Pornhub?

Ох, не в тот я поступила институт, явно не в тот. Такие, оказывается, скрытые актёрские таланты пропадали зря. Я уставилась на Винтера самым что ни на есть невинно-оскорблённым взглядом. Бедняга даже виновато опустил глазки. — В смысле целовал? Я что девка, чтобы меня целовать? Да и не бывает, чтобы мужики такое делали друг с дружкой, — я так увлеклась праведным возмущением, что не думала, а не переигрываю ли? — Сами же знаете, братик ваш натура нежная, чувствительная. Полез обниматься, мол я единственный, кто по-дружески к нему относится. Ну, а я что должен был его пьяного бить, что ли?

Я очень надеялась, что синеглазке хватило ума не повторять братцу того, что говорил мне. Хотя ручаться не могу. Но что могла, то сделала, чтобы прикрыть наши задницы. Можно, конечно, было валить всё на Фридхельма, честно рассказать, что мол домогается за каждым углом, но как-то это подло. Он, может, ещё перебесится, и мозги на место станут. Где наша не пропадала, тем более похоже Вилли действительно засомневался.

— Ладно, иди.

Ничего больше не поясняя, отправил меня восвояси. Я и решила, что гроза прошла стороной. Ага, щас. На следующий день на стрельбах старший Винтер снова подрулил ко мне и, понаблюдав за моими мучениями с винтовкой, сказал:

— Карл, я думаю перевести тебя в другую часть. Всё-таки мы штурмовики, а у тебя с меткостью совсем беда.

— Да? — я прицелилась и ещё раз пальнула мимо мишени. — А Кребс недавно меня хвалил. Сказал, что я стал иногда попадать в мишень.

Вильгельм страдальчески поморщился, а до меня только дошло, что он решил сплавить меня подальше. Вот же гадство! Я тут, понимаешь, жду вестей от своей «любимой», а он не сегодня-завтра отправит меня отсюда. И вот что мне делать? Если сейчас начну ныть, мол, пожалуйста, оставьте меня, он точно уверится, что не всё чисто в той истории с его братцем.

— Гауптман Файгль считает, что ты далеко пойдёшь, — продолжал Вильгельм. — Там в общем-то такая же пехота, но тебе, возможно, будет проще.

Проще мне там не будет, и мы оба это знали. Файгль бросал свою роту в такие замесы, которые нам пока и не снились. А Вильгельм, как бы там ни было, немного жалел косорукого Карла и не отправлял в самые горячие точки. Собственно, после присяги я, помимо общественных работ, только пару раз выбиралась отлавливать партизан. Действовал Вилли, конечно, не по уставу, но похоже, действительно хотел дать мне время хоть немного набить руку в стрельбе. Немцы пока что могли позволить себе такую роскошь. Вот гауптману по барабану, пристрелят меня в ближайшем бою или нет. Главное — чтобы было побольше солдат с дурным фанатичным блеском в глазах.

— Что ж, вам решать.

Внутренне покривившись, я подпустила в глаза эмоций, вроде мне пиздец как жаль с ним расставаться. Отчасти так и было — ведь я пока что не видела от Винтера ничего плохого и будь я действительно Карлом, о таком командире можно было только мечтать. Но особо тёплых чувств я тоже к нему не питала, ибо немец же. Своим хороший, но пачками убивает наших, русских.

— Вы столько для меня сделали, я никогда не забуду своего первого командира.

В глазах Вильгельма мелькнуло виноватое выражение. Вроде того, как если бы он мальчишкой притащил в дом бездомного котёнка, а строгая маман велела отправить блохастика назад на улицу. — Ладно, там посмотрим, — он поправил в моих руках винтовку, которую я вечно умудрялась держать не так, покачал головой, мол я безнадёжен. — Продолжай тренироваться.

***

Вечером наконец-то объявилась Олеся. Успев до комендантского часа, выловила меня возле казармы и робким кивком предложила прогуляться.

— Похоже, наш малыш не облажался, — присвистнул Бартель. — Девка вон хочет повторить.

— Иди уже, — добродушно усмехнулся Кох. — До отбоя успеете намиловаться.

Я подхватила «подружку» под локоток. Как только мы отошли подальше, нетерпеливо повернулась к ней: