— Ты уверен, что её квартира на первом этаже? — спросил я. — А что будешь делать, если окно закрыто?

— Тогда ей придётся его открыть, — усмехнулся Фридхельм и неловким движением перевернул бутылку так, что большая часть вина пролилась на китель. — Ну как, я выгляжу достаточно пьяным?

— Вполне, — поморщился Файгль. — У меня даже голова закружилась от этого амбре.

Фридхельм скрылся в подъезде, а мы переместились к освещённому окну. Чувствую себя полным идиотом. Я понимаю, Фридхельм ищет любую возможность спасти Рени, но скорее всего мы не услышим ничего стоящего. Я нервно щёлкнул зажигалкой, подкуривая уже не помню какую по счёту сигарету. Пока что не слышно ничего, кроме приглушенных голосов.

— Нужно подойти ближе, — пробормотал Файгль.

Глупая затея. Я прислушался. Ну так и есть — разговор смело можно считать личным.

— Фридхельм, мне так жаль, ты не заслуживаешь ещё и этого. Скажи, я как-то могу тебе помочь?

— Думаю тебе не стоит поддерживать со мной близкую дружбу. Ведь если докажут, что Эрин виновна, это коснётся и меня.

— О, я так не думаю. Твой командир подтвердит, что ты никогда бы не запятнал себя предательством. Да и я замолвлю словечко.

— Дело не в этом. Я ведь не оставлю Эрин, буду стараться вытащить её.

Послышался звон бутылки о стекло, затем он продолжил.

— Знаешь, я одного не могу понять — зачем ей это понадобилось? Я должен во всём разобраться, выяснить, с кем она связалась.

— Как ни печально это звучит, милый, но тебе не следует лезть в это дело, если хочешь, чтобы генерал поверил, что ты не был с ней в сговоре. Предоставь всё майору.

— Я был бы ужасным мужем, если бы оставил свою жену в беде. Ты меня знаешь, я не могу по-другому…

— Фридхельм! — испуганно вскрикнула Ирма. — Ты же натворишь глупостей, и тогда никто не сможет тебе помочь.

— Да наплевать, — пьяно усмехнулся он.

— Ладно, давай сделаем так. Я постараюсь помочь, но прошу тебя, сохраняй благоразумие.

— Как ты можешь помочь? Сама же говорила, что твой фотоаппарат был украден. И мы оба знаем, что на нём найдут отпечатки Эрин, потому что в то утро она взяла его с моего стола.

— Я могу сказать, что вспомнила, что Эрин ушла домой первой и стало быть не брала его.

— Но разве я могу просить тебя о таком? — спросил Фридхельм. — Это же будет лжесвидетельство.

— Ради тебя я готова на всё, милый.

— Правда?

— Ну конечно. Я же говорила, всё будет хорошо. Эрин выпустят за недостаточностью улик, вы разведётесь, и мы…

— Мы что? Ирма, кажется, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Но, милый что же тут непонятного? — рассмеялась она. — Даже если Эрин оправдают, вряд ли ей стоит оставаться в армии вермахта. Я давно говорила, что вы неподходящие друг другу люди, а вот мы с тобой…

— Ирма, ты сейчас несёшь чушь, — перебил её Фридхельм. — Я люблю Эрин и не собираюсь разводиться.

— Правда любишь? Говоришь, готов на всё, чтобы её спасти? — игриво спросила девушка. — Ну тогда, думаю, женитьба на мне — небольшая цена за её жизнь и свободу, верно?

Что-то я ничего уже не понимаю. Она пытается его шантажировать? Готова лжесвидетельствовать, чтобы получить его или действительно наврала, что Эрин причастна к краже?

— Не было никакой кражи, верно? — совершенно трезвым голосом спросил Фридхельм. — Ты попыталась подставить её, сыграв на том, что Шварц подозревал нашу домработницу?

— Даже если так, то что? Я жду твой ответ, милый. И учти, если ты думаешь меня обмануть, у тебя ничего не выйдет. Твоей Эрин в любом случае придётся уехать, я отправила запрос в Берлин, чтобы побольше разузнать о её отце.

Отлично. Этого нам ещё не хватает для полного счастья. Я ведь до сих пор не знаю, правду ли о нём говорила Эрин.

— Ей нечего скрывать, — твёрдо ответил Фридхельм.

— Правда? — насмешливо уточнила она. — Тогда почему вы скрывали от генерала её русское происхождение?

Файгль вопросительно посмотрел на меня.

— Ну да, пришлось придумать более приличную версию, откуда она знает русский, — пробормотал я. — Вы же помните, с кем нам приходилось иметь дело.

— Я ненавижу лгать, — Файгль поджал губы, но видимо, тоже вспомнил Штейбреннера. — Но понимаю, почему вы не хотели рисковать.

— …а что касается твоего предложения, то я в тебе разочарован. Никогда не думал, что ты пойдёшь на подобную подлость.

— Любовь оправдывает всё, мой милый, — ответила она. — Но ты не торопись говорить нет. Хорошенько подумай над моим предложением, пока не стало поздно. Когда найдут её отпечатки, думаю, генерал разрешит майору допросить её. А мы оба знаем, что он не будет миндальничать с предателями.

— Никогда бы не думал, что такая милая девушка решится на подобное, — покачал головой Файгль.

— С фотоаппаратом всё прояснилось, — вздохнул я. — Но нам ещё надо как-то убедить генерала, что загадочная женщина, освободившая заложников, не Эрин.

— Это будет намного проще, — уверенно ответил Файгль. — Нужны доказательства. Это ведь мог быть кто угодно из русских. Нужно сосредоточиться на настоящем предателе, который вскрыл сейф генерала.

* * *

Я шёл утром в штаб, собираясь поговорить с генералом, но его там не оказалось. Не было также ни Шварца, ни Вайса.

— Герр Вайс не появлялся со вчерашнего дня, — отчитался солдат. — А майор спустился в подвал. Кажется, допросить кого-то из заключённых.

Я резко направился к лестнице. Штауффернберг же ясно сказал не трогать Эрин, пока идёт расследование. Уже в коридоре я услышал ругательства Шварца.

— А ну успокойся, дрянь! Ты мне сейчас всё расскажешь…

Я с треском распахнул дверь.

— Что здесь происходит?

Увидев, как Эрин беспомощно пытается вывернуться из его хватки, я почувствовал приступ ярости. С каких это пор офицеры Вермахта стали вести себя как неуправляемые животные? Я отшвырнул Шварца к стене, прорычав.

— Что вы себе позволяете?!

Эрин, вся дрожа, медленно села на койке, судорожно стиснув руки.

— Это я у вас хочу спросить, герр обер-лейтенант, что вы себе позволяете? — он резко оттолкнул меня. — Попрошу покинуть помещение, вы мешаете проведению допроса.

— С каких это пор допрос включает изнасилование? — руки чешутся вмазать по этой наглой роже, но хотя бы мне стоит сохранять хладнокровие.

— Мои методы абсолютно вас не касаются, — отрезал он.

— Тогда напомню, что генерал запретил подобные методы, пока не прояснится ситуация.

— Считайте, что уже прояснилась, — усмехнулся он. — Отпечатки её пальчиков были обнаружены на пропавшем фотоаппарате.

— И этому есть другое объяснение, — отпарировал я. — У нас есть доказательства, что Эрин не причастна к краже.

— Да что вы? — скептически спросил он. — Вынужден вас огорчить, что вряд ли это будет учтено, учитывая ваши родственные связи.

— Это же подтвердит и гауптман Файгль. Думаю, когда генерал всё узнает, с неё снимут обвинения.

— Но пока что этого не произошло, и я запрещаю вам вмешиваться в это дело.

Эрин затравленно смотрела на нас. Ну нет, я не оставлю её наедине с этим мерзавцем.

— Я не ваш подчиненный, и вы не можете мне приказывать.

— Могу, поскольку старше вас по званию.

— Герр обер-лейтенант, — в дверях появился солдат. — Вы просили сообщить, когда вернется генерал.

— Вы пойдёте со мной, — я кивнул Шварцу. — И выслушаете, что он скажет.

Генерал слушал Файгля, и его лицо мрачнело всё больше.

— Вы хотите сказать, что фройляйн Бреннер устроила этот спектакль из ревности?

— Я сам слышал, как она предлагала лейтенанту Винтеру рассказать правду в обмен на то, что он женится на ней.

— Чёрт бы вас всех побрал! — взревел Штауффернберг. — На носу переломная битва, а я вынужден разбираться с выходками взбалмошной девицы! Устроили какой-то водевиль!

— Позвольте заметить, что освобождение заложников и кража секретных документов мало похоже на театральные представления, — вмешался Шварц. — Даже если история с фотоаппаратом оправдывает фрау Винтер, с неё никто не снимал остальные подозрения.