— Что ты тут делаешь? — быстро прошептал Минс, пока я обрабатывала спиртом глубокие царапины на его виске. — Они тоже схватили тебя?
Этот идиот сейчас попалит нас всех! Вон уже и Николай заинтересованно косится, прислушиваясь в его трёпу. Я усиленно делала физию кирпичом, мол, не ферштейн, что там он несёт.
— Минс, заткнись, — прошипел Фридхельм, и не глядя на меня, тихо пробормотал. — А ты сейчас же уходи отсюда, слышишь?
Я невозмутимо посмотрела на него «моя твоя не понимать».
— Ты смотри, увидели хорошенькую девчонку и расчирикались, — неодобрительно цокнул Коля. Ленцу повезло меньше — разворочено бедро и, кажется, повреждено колено. Тут бы гипс наложить и показаться толковому хирургу. Господи, как они вообще выживали в таких условиях, когда зачастую всё, что можно сделать, — это залить рану спиртом и перебинтовать нестерильным бинтом?
— Я закончила, — улыбнулась я пареньку и, пользуясь тем, что он отвернулся забрать лампу, быстро сунула Фридхельму припасённый хлеб.
Сказать что-то уже не рискнула. Мы вышли, и я убедилась, что без оружия вытащить его отсюда нереально. Замков, понятное дело, здесь нет, зато есть бдительные часовые.
— А где у вас расположена… — я замялась. — Казарма? Или мне придётся жить в землянке для раненых?
Оставаться здесь я, понятное дело, не собираюсь, но не торчать же на морозе.
— Это тебе нужно узнать у нашего капитана, — Николай указал в какой стороне штаб.
Долго бродить мне не пришлось. Никифоров шёл мне навстречу.
— Справилась? — улыбнулся он.
— Сделала, что могла, — кивнула я. — Меня больше огорчает, что не хватает медикаментов. У нас как минимум трое в очень тяжёлом состоянии. Их бы в госпиталь перевезти.
— Дорога в госпиталь отрезана, — мрачно ответил он. — Как только получится прорваться, сразу же отправим.
— Мне следует вернуться к раненым?
— Да, но сначала обед, — он улыбнулся. — Пойдём.
Мы снова пошли по извилистому тоннелю.
— Ребята, у нас каша осталась? — спросил он. — Девушку бы покормить надо.
— А-а, это новая медсестричка, — мужчины задвигались, освобождая мне место. — Садись, сейчас сообразим что-нибудь. Вы тоже присядьте, погрейтесь, товарищ капитан. Чаю вон попейте.
— Это можно.
Мне протянули миску с пшённой кашей, к слову сказать, абсолютно пресной без малейшего намёка на соль, сахар. Благо, мне уже приходилось есть подобное. Сейчас главное набраться сил перед очередным побегом в лес. Честно, не представляю, как мы будем возвращаться. Карту мне пришлось выбросить. Ничего, главное сбежать, кое-что я всё-таки помню.
— Держи, — один из солдат протянул мне железную кружку с чем-то горячим. — Извини, всё, что есть, — он протянул мне сероватый кубик сахара.
— Спасибо.
— Ну что, Арина, давай знакомиться. Сама-то откуда будешь?
— Да я, можно сказать, почти местная, — осторожно ответила я. — В прошлом году закончила школу, хотела в медицинский идти учиться, а тут война. Пришлось по-быстрому заканчивать курсы медсестёр.
— Ничего, вот разобьём фрицев, потихоньку всё наладится.
— У тебя кто-то на фронте?
— Отец, — почти не вру.
Где сейчас мой дедуля? Наверное, уже и не свидимся.
— Это он так, товарищ Арина, пытается вызнать, имеется ли у вас друг сердца?
— Нашли о чём думать, — «смущённо» улыбнулась я. — Я для себя решила — сначала дело, а потом всякие романтические глупости.
Обручальное кольцо я предусмотрительно оставила, главным образом из-за того, что в Союзе большая масса народа их попросту не носила. Ну, серьёзно какие там побрякушки, когда страна выживала после войн революций и голода? Заподозрят ещё чего доброго во мне «контру буржуйскую» раз в золоте расхаживаю.
— Это правильно, — неожиданно вмешался Никифоров, с интересом поглядывая на меня.
Хм-м, а ведь он повёлся на мои правильные речёвки. Жалко, что этот интерес для дела никак не используешь. Мне нужно как-то ликвидировать часового, и тут, увы, без применения оружия не обойтись. Оглушить его я вряд ли смогу. С моим-то ростом — «метр с кепкой» — долго придётся прыгать, чтобы врезать по башке.
Мне стало противно от этих мыслей. Это же свои, русские! Те парни, читая о подвигах которых в учебниках, я восхищалась их мужеством и стойкостью. Не попади я тогда к немцам, возможно… Нет, я слишком дорожу своей жизнью и нервами и не стала бы добровольно лезть в эпицентр войны. Тем не менее, сейчас мне безумно стыдно за то, что я не могу быть на их стороне. Они смотрят на меня как на самоотверженную девчонку, что пришла сюда, не побоявшись трудностей, а я… Я думаю только о том, как устроить побег врагам своей родины.
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза;
И поёт мне в землянке гармонь:
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой!
Ты сейчас далеко, далеко;
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Сердце снова перехватило от щемящей жалости. Сколько из них смогут вернуться домой? То, что я собралась сделать, снова сдавило душу осознанием окончательного предательства, но я просто не могу по-другому. Любовь не признаёт правил и принципов. Я хочу спасти своего мужа и я это сделаю. Любой ценой.
— Ты скажи, если что потребуется, — обратился ко мне Никифоров.
— Воды нужно побольше, — я задумалась. — И спирта, если можно.
— Я принесу, — кивнул он, и я поднялась следом.
— А этих… фрицев тоже проверить?
— Обойдутся, — хмуро ответил капитан. — Их завтра утром заберут в лагерь. Пусть тамошний доктор возится, у нас и на своих не хватает медикаментов.
Я почувствовала, как внутри разливается холодная пустота. У меня почти не осталось времени придумать хоть какой-то план. Без оружия туда нечего соваться.
Пока я занималась сменой повязок, постаралась незаметно осмотреть вещи раненых бойцов. Ничего… Ни ножа, ни самого завалящего пистолета. Время тянулось тягостными минутами, и одновременно мне казалось, что оно стремительно утекает, словно песок сквозь пальцы. Может, правда попробовать оглушить часового? Ну да, и ворваться в землянку словно Чёрная вдова. Это работает только на экране, а в реальности Колян или кто там вместо него живенько скрутит меня. И Фридхельма не спасу, и себя погублю.
— Арина, ты здесь? — глупый вопрос — где мне ещё быть. — Бери всё, что может понадобиться, и пойдём.
— Куда? — упавшим голосом спросила я.
— Наши ребята с разведки вернулись, — он заметил, как кто-то из мужчин прислушивается, и добавил чуть тише. — Подстрелили нашего лейтенанта.
Мы прошли в землянку, которую я опознала как штаб. Устинов лежал на койке, встретив меня вымученной улыбкой.
— Давайте посмотрим.
На первый взгляд он цел и невредим. Может, ранение в спину?
— Повернитесь, пожалуйста, — он неловко завозился, и я обернулась к Никифорову. — Помогите мне.
Вдвоём мы перевернули его. Ну, так и есть. Рана на первый взгляд аккуратная, но… Я не хирург, но по-моему, пуля застряла в позвоночнике. Я осторожно ущипнула его за бедро, потом сильнее, но никакой реакции не последовало.
— Что там? — глухо спросил он. — Всё совсем плохо?
— Пока что непонятно, — пробормотала я, обрабатывая кожу спиртом.
В любом случае рану надо продезинфицировать. Понятия не имею, можно ли ему лежать на спине, но так оставлять вроде тоже не дело.
— Ну вот, перевязку сделали, давайте положим вас поудобнее.
