— Обожди с этим.

Я кое-как стянула бинтом развороченное в хлам плечо. Тут бы по-хорошему зашивать надо.

— Вот подлатают тебя в госпитале и вернёшься к своим.

— Умоляю, дайте глоток воды, — кто-то цепко ухватил меня за руку.

Я потянулась за кружкой и замерла, увидев на его форме кровавые пятна.

— Сначала перевязка, — твёрдо ответила я, расстёгивая его гимнастерку.

Чёрт, да у него не живот, а сплошная рана. Даже не знаю, как это перевязывать. Тут срочно нужно на операционный стол, а пить ему точно нельзя. Машинально я смочила вату спиртом и стала обрабатывать кожу, избегая касаться развороченной слизистой. Скорее всего жить ему осталось несколько часов. Там же внутреннее кровотечение, и привет, перитонит.

— Пить… — он облизнул пересохшие губы.

— Только пару глотков хорошо?

Вряд ли уже сделаю хуже. Что ж ему ещё и перед смертью страдать?

— Ну, как у вас тут дела? — обернувшись, я увидела Устинова. — Держитесь, бойцы?

— А как же, товарищ лейтенант.

— Мы ещё повоюем.

— Арина, — он подошёл ближе. — Я тут ужин принёс. Поешь и покорми тех… ну, кому можно.

— Хорошо, — я, конечно, рвалась поскорее выбраться на разведку, но пока не закончу с перевязками, вряд ли получится уйти.

— Как вообще дела? — тихо спросил он. — Много тяжёлых?

— Их всех надо отправить в госпиталь, — вздохнула я. — А если уж лечить здесь, то нужны лекарства и хотя бы какие-нибудь инструменты. Я же не могу ни пулю вытащить, ни рану зашить. Просто нечем.

Я отошла к столу, пытаясь придумать, во что разложить кашу. Есть ли здесь хоть одна ложка? Интересно, а чем они кормят пленных и кормят ли вообще? Я быстро сунула в карман ватника пару кусков хлеба. Может, прямо сейчас отправиться, вроде как, подышать воздухом и хотя бы выяснить здесь ли ещё пленные немцы? Мне нельзя косячить. Русские ещё более подозрительные чем немцы. Один неверный шаг, и отправлюсь на Колыму или того хуже, к стенке. Чёрт, как же хочется курить. Интересно, это будет не слишком, если медсестра-скромняшка стрельнёт у кого-нибудь сигаретку? Впрочем, нет, большинство советских девушек в это время не курили. Да и сигареты, я так подозреваю, у них паршивые. В лучшем случае какая-нибудь «Прима». Я открутила крышку с фляжки и сделала небольшой глоток. Спирт тут же обжёг внутренности, но слегка приглушил нервяк.

— Вот, держи, — вернувшийся лейтенант протянул мне холщовую сумку ,видимо, погибшей санитарки. — Посмотри, может, найдёшь чего.

Не густо, но хотя бы кое-что. Я извлекла довольно большой комок ваты, пару бинтов и флакон йода. Нашлись и медицинский пинцет, и материал для шов.

— Живём, ребята, — улыбнулась я. — Мне нужна горячая вода.

Лейтенант примостил на буржуйку какой-то котелок и, вернувшись, положил на стол ампулу.

— Это из личных запасов майора.

— Вы что издеваетесь? — возмущённо прошипела я. — Как я должна разделить это на такую толпу? Предлагаете разыграть её в лотерею?

— Вколи самому тяжёлому, — вздохнул он.

Да они все сейчас тяжёлые! Одно зашивание плеча без анестезии чего стоит. Я обвела глазами койки. Не могу я так. Отдать морфий кому-то на глазах остальных… Я резко поднялась и прошла к печке. Бросила в котелок инструменты и найденный шприц. По хорошему морфий бы надо вколоть парню с пробитой головой. Может, и дотянет до отправки в госпиталь. А этот, который с осколками в животе, значит, будет медленно загибаться от дикой боли? Блядь, да почему же всё так сложно? Я неловко подцепила котелок с инструментами, чтобы перенести его на стол, и зашипела от боли в обожжённых пальцах.

— Ну что, готовы? — с вымученной улыбкой я обратилась к своим пациентам.

— Ты это… сестричка, не волнуйся, делай своё дело, — ласково ответил пожилой мужчина. — А морфий ему вон отдай, — он кивнул на койку тяжелораненого.

Остальные смотрели так же, молчаливо соглашаясь с товарищем. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. В моём мире, где каждый за себя, такой пример бескорыстного пожертвования было трудно представить.

Я быстро взяла себя руки. Сейчас этим людям нужна помощь, а не рефлексирующая девица. Извлекать пулю мне было не впервой, а вот зашивать раны ещё не приходилось. Господи, да я и одежду-то никогда не зашивала, а тут человека.

— Глотни-ка, — я протянула парню фляжку со спиртом.

Конечно, чтобы совсем ничего не чувствовать, ему надо напиться в хламину, но будем надеяться, что и пара глотков сойдёт за анестезию. Так, вроде бы всё. Все перевязаны, накормлены, напоены, пора и о своих делах подумать. На дворе, правда, глубокая ночь, но когда мне это мешало? Вот только посижу пару минут и вперёд. Сытая тяжесть в желудке и тепло от печки дарили обманчивое чувство безопасности.

— Арина, — я вздрогнула, почувствовав, как меня осторожно тормошат за плечо.

Чёрт, да как я могла уснуть? Такую возможность проморгала, а теперь опять припашут.

— Дали бы вы девчонке поспать, товарищ капитан, — вступился кто-то за меня.

— Потом поспит, дело есть.

Надеюсь, это не очередной допрос. Да нет, не мог так быстро прийти ответ.

— Возьми с собой, — кивнул он на сумку с медикаментами.

Это то, что я думаю? Стараясь сохранять покер фейс, я вышла следом. Чёрт, в этих окопах прямо лабиринт. Капитан остановился возле деревянной двери, возле которой крутился солдатик. Пока что мне везёт. Не пришлось шариться, вызывая подозрения, в поисках пленных.

— Ты, случайно, немецкий не знаешь? — вроде как небрежно спросил капитан.

Честно говоря, не знаю, как тут лучше и ответить. В это время, если я ничего не путаю, немецкий в школе учили все, но опять же свободно говорили не многие. Наверное, лучше не выказывать знаний вражеского языка, учитывая моё сумбурное появление.

— Ну так, — застенчиво улыбнулась я. — На уровне «битте, данке, гутен таг».

— Так же как и остальные, — вздохнул он. — Ладно, значит, не получится их допросить.

— Но для чего я тогда здесь? — осмелилась спросить я.

— Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но уж посмотри их, — он открыл дверь. — Мы всё-таки не изверги, а то и до лагеря не дотянут.

Я шагнула в тёмную землянку.

— Лампу хоть какую дайте, ничего не видно.

— Конечно, — отозвался капитан. — Николай, побудь с ней. Фрицы, конечно, без оружия, но мало ли.

Солдатик притащил лампу, и я медленно осмотрелась. Двое из роты Файгля, ещё один лежит в углу. Так, а где остальные? Здесь уже коек не было, парни лежали практически на голой земле. В принципе ничего удивительного. Врагам комфортных условий не полагается. Я некстати вспомнила, в какой клетушке оказался Паша тогда в госпитале.

— Не бойся, — приободрил меня Николай. — Эти гады без оружия не опасны.

— Угум, — кинула я, доставая из сумки бинты.

Сердце мучительно сжалось. Третьим был Фридхельм. Я нашла его, но раз он здесь, значит, тоже ранен. Ведь даже не могу заговорить с ним, пока над душой стоит этот цербер. Я присела рядом, осторожно проведя беглый осмотр. Вроде бы целый, лишь под носом запеклась кровь, но его бы вряд ли отправили сюда из-за ссадины. Я легонько потормошила его.

— Оставь его, — небрежно заметил Николай. — У него контузия. Почти всё время спит.

— А чего в госпиталь не отправите? — не подумав, ляпнула я.

— Ну ты даёшь, сама же видела, мы и своих пока отправить не можем, ещё и с фрицами возиться?

Фридхельм медленно открыл глаза и недоверчиво моргнул.

— Пить хочешь?

По каким-то причинам он не стал афишировать, что знает русский. Чтобы не вызывать подозрений, я потрясла фляжкой. Его взгляд стал более осмысленным, напряжённым. Как же хотелось успокаивающе шепнуть: «Доверься мне, я знаю, что делаю». Вместо этого я поднесла фляжку к его губам. Так ладно, чтобы Колян ничего не заподозрил, нужно осмотреть остальных.